Каждый раз, как умирал один, начинали искать другого с таким же орлиным носом и покатым лбом, с таким же хорошо упитанным телом; снова собирали рассыпанные бумаги досье – и на горизонте возникал новый наследник французской короны, согласно историческому сообщению: «Король умер – да здравствует король!»
Хотя к тому времени, когда происходили описываемые нами события, Черные Мантии уже основательно утратили свое влияние, они все-таки находили способы обделывать кое-какие делишки то здесь, то там, и сын Людовика XVII был поистине необходимым для них орудием. Они с присущей им изобретательностью выдумали внука несчастного Людовика XVI, чтобы добиться соответствия дат.
Мы вынуждены признаться: «Клуб Черных Шелковых Колпаков» – это единственное, что осталось от некогда страшной организации, ведшей свое начало от Фра Дьяволо и в правление полковника Боццо пугавшей Европу кровавыми драмами.
Последними Черными Мантиями были «Эти Господа», или, вернее, «Эти Господа» составляли верховный совет последних Черных Мантий, потому что вы могли бы еще найти среди подонков парижского общества немалое число приверженцев девиза «Будет ли завтра день?». И если речь заходила о том, чтобы произвести хорошо организованный налет, то эти почтенные мыслители отнюдь не испытывали недостатка в исполнителях.
– Кажется, – сказал Принц, – император Московии Александр собирается поменять форму своих уланов.
Доктор Самюэль по-прежнему упорствовал в молчании и ничего не ответил.
Принц опять углубился в чтение. Минут через десять он снова заговорил:
– Кажется, эти игольчатые ружья уже экспонировались во дворце Индустрии в 1855 году. Инженеры, закончившие Политехнический институт, заявили, что они никуда не годятся. Пруссаки делают такие ружья только потому, что среди них нет ни одного выпускника Политехнического института.
– Политехническому институту доверять нельзя, – проворчал доктор Самюэль, старик с весьма уродливым и злым лицом. – Как-то я оказался в Сен-Мало как раз тогда, когда выпускники факультета мостов и дорог закончили строительство дамбы, обошедшейся не знаю во сколько миллионов. Море было бурным, и голландский трехмачтовик несло на дамбу, которую Политехнический институт провозгласил совершенством. Все собравшиеся смотрели сверху на трехмачтовик, жалели его и говорили: «Несчастный разлетится в куски!» Он с размаху налетел на дамбу – и знаете, что случилось?
– Нет, – ответил Принц, и в его маленьких глазках засветилось любопытство.
– Голландец остался целехонек, – продолжал доктор Самюэль, – а вот знаменитая дамба Политехнического института рухнула и ушла под воду; она и по сей день лежит на дне, став еще прекраснее прежнего!
Принц сначала недоуменно помолчал, а потом, от души расхохотавшись, захлопал в ладоши.
– А-а, я понял, я понял! – воскликнул он. – В газетах такого смешного не пишут!
Он посмотрел на доктора поверх пенсне и, понизив голос, добавил:
– Кажется, сегодня ночью настанет день!
– Кажется, – согласился доктор. И оба замолчали.
Тишину нарушил легкий шум со стороны окна. Можно было подумать, что снаружи кто-то трогает толстые ставни.
Наши два приятеля навострили было уши, но шумок сразу же прекратился.
– А что, доктор, застали вы времена братства Обители Спасения? – внезапно поинтересовался Принц.
– Да, – ответил Самюэль.
– Вы сами, своими глазами видели подземелья, о которых столько рассказывают, на Корсике, около Сартена? Черные Мантии были в то время в зените славы. Я-то новичок и не имел еще случая участвовать в настоящем деле.
– Теперь не бывает настоящих дел, – раздраженно сказал доктор Самюэль.
– Вы знали Приятеля-Тулонца, да?
– Да, – ответил Самюэль, на этот раз стряхнув оцепенение, – я знавал господина Лекока… теперь таких не сыскать… знал я и графа Корона, и банкира Ж.-Б. Шварца, и полковника Боццо, и Маргариту Бургундскую – серьезная была женщина! Ну, да теперь все это в прошлом!
– Думаю, – сказал Принц, – у вас должны быть приличные сбережения. Но какого черта вы выбрали этого мерзавца, этого Аннибала Джоджа?
Самюэль пожал плечами.
– Если бы мужчина… – начал он, но остановился и проворчал сквозь зубы: – Хотя какие нынче мужчины?
Принцу явно хотелось поговорить.
– Но у вас есть Жафрэ, – сказал он. – Этот парень стоит по меньшей мере полтора миллиона!
– Жафрэ богат, – лаконично подтвердил доктор.
– У вас есть господин Комейроль с хорошо подвешенным языком.
Самюэль сделал презрительный жест.
– Мы старики, – сказал он, – к сожалению, нельзя вечно оставаться молодыми.
– Ба! – отозвался сын Людовика XVII. – Вашему знаменитому Отцу-Благодетелю было сто семь лет.
В этот момент в коридоре послышался чей-то громкий голос.
– Пуншик из вишневой водки для нас с Добряком Жафрэ, – приказал голос. – А что, наши друзья уже собрались? Только двое?.. Ах, лентяи! Если сюда явится некий человек и спросит господина Жафрэ, коммерсанта, и если он явится от имени некоего Амедся Симилора, то пусть войдет, понятно?
Дверь открылась, и господин Комейроль, бывший первый письмоводитель нотариальной конторы Дебана, весело сверкнул своими золотыми очками.
В другом романе мы уже смогли оценить отличную выправку и таланты Комейроля. Возможно, он не сошел бы за премьер-министра, но уж точно выглядел выдающимся начальником конторы. Его уже более чем зрелый возраст позволил осуществить все, что лишь намечалось, когда ему было около тридцати: он был заметно лыс, толст и, вопреки южной поговорке, утверждающей: «Кто жиреет – рано помирает», прекрасно себя чувствовал.
К тому же он всегда был превосходно одет: ослепительное белье, кольца на пальцах и великолепные часы со сверкающей цепочкой, струившейся по бархатному жилету.
С течением времени разница между ним и Добряком Жафрэ становилась все заметнее. Тот, кроткое создание, двигался робко и дрожа, и хотя тоже бьш лысым, пытался стыдливо прикрыть свою лысину несколькими прядями, украшавшими его остроконечный череп.
– Представляю вам лучший денежный мешок братства, – втащив за руку Жафрэ, сказал Комейроль. – Когда нам нечего будет на зуб положить, я предложу совету дело: пойти посмотреть, не настал ли день для несгораемого шкафа нашего Добряка Жафрэ!
Принц, поднявшись, от души расхохотался, и даже сам доктор Самюэль слегка повеселел.
Но Жафрэ отступил на шаг и произнес со свойственной старикам раздражительностью:
– Господин Комейроль, вы переходите все границы! Мой возраст и мое положение в обществе должны защитить меня от ваших шуточек.
Комейроль обернулся, с прежним добродушным видом схватил Жафрэ в охапку и отнес его на диван, приговаривая:
– Не тяжелее маленькой вязаночки хвороста!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126