В тот же миг Книгочей едва не налетел на отпущенника. Шедув стоял на тропинке, как-то по-женски сдвинув ноги; носки его странных остроносых туфель слабо шевелились, словно восточный человек сейчас осторожно нащупывал почву под ногами кончиками пальцев.
Впереди, прямо посередь тропинки росла высокая сосна исполинских размеров. Ее крепкий и толстый ствол был непохож на привычные Книгочею корабельные сосны, крона которых всегда начинается только высоко в небе. У этой сосны ветви опускались до земли, образуя своеобразный шатер из порыжевшей хвои. Шедув стоял неподвижно, не отводя глаз от сосны. Его правая рука была чуть отведена в сторону, очевидно, подавая предупредительный знак друиду и преграждая ему путь. Осторожно выглянув из-за плеча своего спутника, Книгочей заметил, что далее, за сосной, их тропинка продолжается и после пары изгибов скрывается в ближайшей рощице. Как выросло посреди крепко утоптанной тропы такое большое и явно немолодое дерево, почему тропа за ним появляется вновь, и самое главное – почему нигде не видно следов вокруг этого дерева – было непонятно.
Неожиданно возле сосны раздался резкий и высокий крик, одновременно и птичий, и звериный, похожий и на возмущенное карканье, и на визгливое тявканье. Книгочей даже вздрогнул – такие звуки не издают даже болота в стране чуди по ночам, а ведь старые торфяники – это неисчерпаемый кладезь всяких таинственных шорохов и странных криков неведомых существ. Шедув же повел себя неожиданно: он закрыл глаза, а руки сложил перед грудью лодочкой, почти касаясь солнечного сплетения прижатыми друг к другу большими пальцами. Затем он медленно развел руки в стороны, устремив их на подножие сосны ладонями вперед. В желтой хвое у самой земли что-то зашуршало, сосна качнулась, и раздался тот же самый странный крик, в котором Книгочею теперь послышались угрожающие нотки. Отпущенник тут же открыл глаза и крестообразно сложил руки на груди.
– Выходи, варг, – негромко проговорил Шедув и обернулся к Книгочею, приложив палец к губам, – молчи, мол.
– А ты повтори еще раз! – раздался из-за дерева вкрадчиво-ироничный голос, нечто среднее между мужским и женским, если сравнивать его с человеческим. Но, честно говоря, сравнивать было нелегко: тот, кто прятался за деревом, выговаривал слова, непривычно для человеческого уха растягивая гласные буквы, словно позевывая, и тут же коротко взлаивая перед взрывным «эр». Каким образом существо при таком выговоре умудрилось в нескольких словах еще и добиться разных оттенков интонации, для Книгочея было непостижимо.
– И у меня останется только одна попытка? – по-восточному бесстрастно ответствовал Шедув. – Не надейся, нежить, я знаю твое имя.
– И кто же я, по-твоему? – осведомилось невидимое существо, и Патрик опять к своему удивлению уловил не только вопросительную, но и тревожную нотку в мягких горловых звуках.
– Кицунэ, – коротко бросил Шедув и, чуть не задев Книгочея правой ногой, принял боевую стойку: ладони ребром параллельно одна другой, словно отпущенник собирается стряхнуть с них прилипший песок, голова полуопущена, вес тела переброшен на отставленную назад правую пятку. «Вот тебе раз», – досадливо промелькнуло в голове Книгочея. «И после смерти придется драться, да еще голыми руками?» Привычно пошарив рукой за поясом, Патрик не обнаружил там никакого оружия и, вспомнив, где он находится, и что с ним приключилось, шагнул назад и в сторону, прикрывая отпущеннику правый бок.
Сосна задрожала всем своим огромным стволом, с ее верхушки посыпались игольчатые стрелки старой хвои, и из-за дерева на тропинку грациозно, чуть ли не пританцовывая, вышло существо, удивительнее которого Книгочею в своей жизни видеть еще ни разу не довелось.
Патрика никогда особо не трогали и не пугали сущности явно нечеловеческой наружности. Он считал, что любой монстр, даже обитатель самого страшного сна, все-таки всегда естествен в своей необычности, чуждости человеку, потому что любой человек для любого другого чудовища или даже обычного лесного кролика тоже чаще всего выглядит монстром, да еще каким! Но чтобы существо настолько совмещало в себе черты человека и животного – такого Книгочей не встречал даже у варгов и прочих оборотней-вервольфов. А их он немало повидал за годы служения, место которого Патрик всегда держал в тайне даже от друзей, кроме, пожалуй, только Симеона.
Перед ними была кицунэ – лисий человек. Черты ее лица больше всего напомнили Патрику смазливые физиономии тех порочных личностей, что делили страсти с себе подобными. Однако у лисьего человека жесткие мужские черты настолько плавно переходили в мягкость женского обличья, что приходилось думать о совершенно новом существе, возможно, соединяющем в себе и мужские, и женские свойства. К тому же это двойственное человеческое обличье было настолько органично спроецировано на звериную наружность крупного, матерого лиса, что если долго смотреть на кицунэ, голова могла пойти кругом. На этом, собственно говоря, и была построена магия человека-лисы: удивить, вскружить голову естественностью сказки, чуда, которое только что вышло на лесную тропу перед тобой из старинных легенд и детских страхов, смешанных с острым, сладким ядом запретной тайны.
Человек-лиса некоторое время стояла неподвижно, наблюдая за двумя людьми, пришедшими в Лес костей по ее тропинке, и явно наслаждаясь произведенным на друида впечатлением. Отпущенник же вновь сложил руки на груди, и вся его поза теперь выражала расслабленность и покой. Он знал, что если кицунэ не нападает на путника сразу, с ветви дерева или, пользуясь своим оборотничеством, из-за спины, то предстоит долгий разговор, и в конце его обязательно будет торг. Но Шедув сейчас очень спешил, потому что превосходно понимал: Лес Костей уже выслал сторожа, который вполне может оказаться и охотником – лесу всегда нужны новые кости.
– Ты угадал, человек, – хищно улыбнулась кицунэ. – Хотя мне любопытно, откуда ты… был родом, раз знаешь имена таких, как я. Ты же понимаешь, что в этом лесу обо всех говорят «был» а не «есть».
Женщина-лиса хищно осклабилась, и в ее причудливом обличье теперь явственно проступили глубоко звериные, лисьи черты.
– Кроме меня, конечно…
Книгочей смотрел на существо во все глаза. Он слышал прежде о подобных сущностях, но всегда считал, что эти оборотни обитают на дальних землях таинственного востока. Впрочем, там, где он был сейчас, вряд ли были такие понятия – восток, запад, север, юг. Скорее, они все присутствовали здесь воедино.
– Ты знаешь, что заступил мою тропу, странный человек, который назвал меня с первого раза?
– Если нужно, я могу сойти с нее, – поклонился Шедув оборотню, но голос его, и без того обычно бесстрастный, теперь был холоднее льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Впереди, прямо посередь тропинки росла высокая сосна исполинских размеров. Ее крепкий и толстый ствол был непохож на привычные Книгочею корабельные сосны, крона которых всегда начинается только высоко в небе. У этой сосны ветви опускались до земли, образуя своеобразный шатер из порыжевшей хвои. Шедув стоял неподвижно, не отводя глаз от сосны. Его правая рука была чуть отведена в сторону, очевидно, подавая предупредительный знак друиду и преграждая ему путь. Осторожно выглянув из-за плеча своего спутника, Книгочей заметил, что далее, за сосной, их тропинка продолжается и после пары изгибов скрывается в ближайшей рощице. Как выросло посреди крепко утоптанной тропы такое большое и явно немолодое дерево, почему тропа за ним появляется вновь, и самое главное – почему нигде не видно следов вокруг этого дерева – было непонятно.
Неожиданно возле сосны раздался резкий и высокий крик, одновременно и птичий, и звериный, похожий и на возмущенное карканье, и на визгливое тявканье. Книгочей даже вздрогнул – такие звуки не издают даже болота в стране чуди по ночам, а ведь старые торфяники – это неисчерпаемый кладезь всяких таинственных шорохов и странных криков неведомых существ. Шедув же повел себя неожиданно: он закрыл глаза, а руки сложил перед грудью лодочкой, почти касаясь солнечного сплетения прижатыми друг к другу большими пальцами. Затем он медленно развел руки в стороны, устремив их на подножие сосны ладонями вперед. В желтой хвое у самой земли что-то зашуршало, сосна качнулась, и раздался тот же самый странный крик, в котором Книгочею теперь послышались угрожающие нотки. Отпущенник тут же открыл глаза и крестообразно сложил руки на груди.
– Выходи, варг, – негромко проговорил Шедув и обернулся к Книгочею, приложив палец к губам, – молчи, мол.
– А ты повтори еще раз! – раздался из-за дерева вкрадчиво-ироничный голос, нечто среднее между мужским и женским, если сравнивать его с человеческим. Но, честно говоря, сравнивать было нелегко: тот, кто прятался за деревом, выговаривал слова, непривычно для человеческого уха растягивая гласные буквы, словно позевывая, и тут же коротко взлаивая перед взрывным «эр». Каким образом существо при таком выговоре умудрилось в нескольких словах еще и добиться разных оттенков интонации, для Книгочея было непостижимо.
– И у меня останется только одна попытка? – по-восточному бесстрастно ответствовал Шедув. – Не надейся, нежить, я знаю твое имя.
– И кто же я, по-твоему? – осведомилось невидимое существо, и Патрик опять к своему удивлению уловил не только вопросительную, но и тревожную нотку в мягких горловых звуках.
– Кицунэ, – коротко бросил Шедув и, чуть не задев Книгочея правой ногой, принял боевую стойку: ладони ребром параллельно одна другой, словно отпущенник собирается стряхнуть с них прилипший песок, голова полуопущена, вес тела переброшен на отставленную назад правую пятку. «Вот тебе раз», – досадливо промелькнуло в голове Книгочея. «И после смерти придется драться, да еще голыми руками?» Привычно пошарив рукой за поясом, Патрик не обнаружил там никакого оружия и, вспомнив, где он находится, и что с ним приключилось, шагнул назад и в сторону, прикрывая отпущеннику правый бок.
Сосна задрожала всем своим огромным стволом, с ее верхушки посыпались игольчатые стрелки старой хвои, и из-за дерева на тропинку грациозно, чуть ли не пританцовывая, вышло существо, удивительнее которого Книгочею в своей жизни видеть еще ни разу не довелось.
Патрика никогда особо не трогали и не пугали сущности явно нечеловеческой наружности. Он считал, что любой монстр, даже обитатель самого страшного сна, все-таки всегда естествен в своей необычности, чуждости человеку, потому что любой человек для любого другого чудовища или даже обычного лесного кролика тоже чаще всего выглядит монстром, да еще каким! Но чтобы существо настолько совмещало в себе черты человека и животного – такого Книгочей не встречал даже у варгов и прочих оборотней-вервольфов. А их он немало повидал за годы служения, место которого Патрик всегда держал в тайне даже от друзей, кроме, пожалуй, только Симеона.
Перед ними была кицунэ – лисий человек. Черты ее лица больше всего напомнили Патрику смазливые физиономии тех порочных личностей, что делили страсти с себе подобными. Однако у лисьего человека жесткие мужские черты настолько плавно переходили в мягкость женского обличья, что приходилось думать о совершенно новом существе, возможно, соединяющем в себе и мужские, и женские свойства. К тому же это двойственное человеческое обличье было настолько органично спроецировано на звериную наружность крупного, матерого лиса, что если долго смотреть на кицунэ, голова могла пойти кругом. На этом, собственно говоря, и была построена магия человека-лисы: удивить, вскружить голову естественностью сказки, чуда, которое только что вышло на лесную тропу перед тобой из старинных легенд и детских страхов, смешанных с острым, сладким ядом запретной тайны.
Человек-лиса некоторое время стояла неподвижно, наблюдая за двумя людьми, пришедшими в Лес костей по ее тропинке, и явно наслаждаясь произведенным на друида впечатлением. Отпущенник же вновь сложил руки на груди, и вся его поза теперь выражала расслабленность и покой. Он знал, что если кицунэ не нападает на путника сразу, с ветви дерева или, пользуясь своим оборотничеством, из-за спины, то предстоит долгий разговор, и в конце его обязательно будет торг. Но Шедув сейчас очень спешил, потому что превосходно понимал: Лес Костей уже выслал сторожа, который вполне может оказаться и охотником – лесу всегда нужны новые кости.
– Ты угадал, человек, – хищно улыбнулась кицунэ. – Хотя мне любопытно, откуда ты… был родом, раз знаешь имена таких, как я. Ты же понимаешь, что в этом лесу обо всех говорят «был» а не «есть».
Женщина-лиса хищно осклабилась, и в ее причудливом обличье теперь явственно проступили глубоко звериные, лисьи черты.
– Кроме меня, конечно…
Книгочей смотрел на существо во все глаза. Он слышал прежде о подобных сущностях, но всегда считал, что эти оборотни обитают на дальних землях таинственного востока. Впрочем, там, где он был сейчас, вряд ли были такие понятия – восток, запад, север, юг. Скорее, они все присутствовали здесь воедино.
– Ты знаешь, что заступил мою тропу, странный человек, который назвал меня с первого раза?
– Если нужно, я могу сойти с нее, – поклонился Шедув оборотню, но голос его, и без того обычно бесстрастный, теперь был холоднее льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106