– Вот именно поэтому я тут и старший. Надо всегда уметь видеть на несколько шагов вперед, приятель! Просто убить эту рвань можно, но это мало что нам даст. В игре соперник порой раскрывает такие козыри, которые неплохо иметь в будущей схватке с гораздо более сильным и опасным соперником. За этот вечер я кое-что сумел разнюхать, и, черт возьми, игра начинает казаться мне вполне интересной. Во всяком случае, уж поверь моему опыту, она того стоит!
Что это был за будущий соперник для Ткача, Рябинник догадывался. Сейчас ему оставалось только решить: на чью сторону встать в последующем и по-настоящему последнем противостоянии. А в том, что Птицелов не оставит их в покое даже после того, как его задание будет выполнено, рябой друид не сомневался. Проклятый колдун слишком любил игры, цель которых не ограничивалась единственным, пусть даже и смертельным ударом. Правда, у Рябинника был и козырь для собственной игры – его разговор с Птицеловом перед их уходом с Ткачом на остров. Но со своим выбором молчаливый друид решил пока не спешить – предстоящие события неизбежно все поставят на свои места, а кое-что – прояснят для него самого.
«Все-таки я, похоже, заблудился» – с досадой, которая бывает лишь первым маленьким шажком к отчаянию, подумал Ян. Сейчас он мучительно решал: обойти ли правее и взять в сторону моря, от чего его настойчиво предостерегал Симеон, либо дальше продираться сквозь колючие заросли малины. Здесь, к счастью, не было риска встретиться с их самым опасным бурым завсегдатаем. «На островах медведи не живут» – успокоил сам себя Коростель, но суть его рассуждений неизбежно сводилась, увы, к одному: блуждай, не блуждай, а все равно надо выбираться к берегу – там со скал можно и оглядеться.
Однако малоприятная перспектива снова лезть в колючки его вовсе не устраивала, и Коростель отправился в обход. На его пути был раскидистый дуб, и, огибая дерево, Ян некстати запнулся о выступающий из земли могучий корень. Он с трудом удержался на ногах и в ту же секунду почувствовал, как в спину ему уткнулось острое лезвие ножа.
– Стой и не шевелись, – услышал он шепот. Голос показался Коростелю знакомым – опять эта постоянно сдерживаемая интонация… Интонация бахвальства!
Больше он понять ничего не успел, потому что его сзади ударили ребром ладони по шее, и Ян как подкошенный рухнул под дерево в высокую траву.
В себя он пришел довольно быстро – тело должно было дышать, легкие требовали воздуха, а горло словно сжимали давящие тиски. Руки Коростеля были крепко связаны за спиной так, что локти поднялись выше лопаток, чуть ли не до плеч, и от этого горло болело еще сильнее. Рот был забит чьим-то грязным платком, и Ян отчетливо чувствовал горько-сладковатый запах то ли табака, то ли какого-то другого нюхательного зелья. Даже кашлять было трудно, хотя Ян и попробовал.
– Ну, вот, – склонился над ним Ткач. В его глазах были искорки каких-то сумасшедших смешинок. – Что же теперь с тобой делать, дружище?
В голосе долговязого друида Яну послышались нотки даже некоего сочувствия, но глаза Ткача обмануть не могли. Коростель отчетливо понимал: он собирается меня убить! Видимо, непроизвольно Ян сделал какое-то движение связанными руками, потому что Ткач тут же схватил его за подбородок и потянул вверх.
– Советую тебе не дергаться, щенок, – прошипел он, почему-то продолжая улыбаться Яну. – Иначе ты омрачишь свои последние минуты жизни вовсе не нужными тебе страданиями.
– Проводника не велено трогать, – холодно напомнил вышедший из зарослей малины невысокий и коренастый Рябинник. – Ты же знаешь – ему не понравится, когда нарушают его волю.
– Плевать я хотел на его волю, – спокойно ответил долговязый убийца.
– А на свою жизнь? – язвительно поинтересовался Рябинник.
– Моя жизнь в моих руках, – холодно ответил Ткач и кивнул на Коростеля. – Так же, как и его.
Рябой пожал плечами, а Ян попытался ударить своего врага ногой, однако тут же получил жесткий тычок в грудь.
– Я же сказал тебе – не трепыхайся, – назидательно погрозил ему пальцем Ткач. – Ты же не хочешь, надеюсь, чтобы быстрое и безболезненное превратилось в долгое и мучительное?
Коростель в ответ что есть силы отрицательно замотал всем телом, чем вызвал еще одну кривую ухмылку долговязого.
– А ты, рябой, – Ткач повернулся к напарнику, – я смотрю, что-то уж больно печешься об этом хлипаке! Понравился он тебе, что ли?! То-то, я гляжу, кое-какие твои повадки отдают странным!
И Ткач глумливо захохотал, а Рябинник плюнул в сердцах и отправился обратно в кусты дикой малины.
Это показалось Яну плохим предзнаменованием, и он принялся отчаянно извиваться, безуспешно силясь разорвать крепкие путы. Ткач некоторое время с усмешкой наблюдал за ним, как кошка за мышкой, после чего ухватил одной рукой за пояс и рывком поставил на ноги. Затем сильно толкнул Коростеля вперед.
– Давай, шагай-знай, потолкуем с тобой по душам с глазу на глаз.
В эту минуту Рябинник взял Ткача на прицел арбалета. Тонкая стальная стрелка-игла смотрела долговязому друиду прямо в висок. В то же время он размышлял, что может принести ему, Рябиннику, смерть того или другого. Или обоих вместе – Коростель при любом исходе оставался связанным в его власти. После некоторого колебания, рябой друид опустил ложе арбалета. Решение было принято, и пока оно расходилось с тем, что ему велел Птицелов с глазу на глаз. Рябинник решил подождать.
Ткачу тоже совсем не был нужен раздор с напарником по поводу того, что делать с проводником Зеленых друидов. «Я настаиваю на убийстве свидетеля очень и очень редко, и Рябинник об этом знает, поэтому сейчас особо и не протестует» – размышлял Ткач, уводя связанного Яна с опушки к высокому обрыву. Отсюда удобно будет сбросить убитого, чтобы замести следы хотя бы на время. Высокие обрывы и глубокие пропасти вообще были излюбленным местом работы Ткача, и его даже не останавливало то, что когда-нибудь можно будет определить убийцу по почерку. Сбрасывая очередную жертву, прежний забитый мальчишка, сбежавший когда-то от жестокого лупцевания отца – вечно пьяного деревенского бондаря и от насмешек жестоких сердцем соседских мальчишек, дразнивших его «мослатым пигалицем» и «голоногим аистом», Ткач как будто вновь возвращался в свой самый последний вечер в постылом родительском доме.
Тогда его подобрал бродячий монах на размытой нескончаемым осенним дождем проселочной дороге, вечный пилигрим, мало чем отличающийся от обычных разбойников с большой дороги. Он решил взять мальчишку с собой, надеясь сделать его инструментом для удовлетворения свой противоестественной похоти – обычное дело для некогда усердно смирявших плоть и вдруг обнаруживших, что вместо этого переродился дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106