Доказательств данным фактам предостаточно.
Но когда мы признаем указанный вывод, встает вопрос об объяснении. Соглашаясь, что эволюция произошла, мы должны спросить, как именно. Какой механизм завел процесс эволюции, позволивший микробу со временем превратиться в человека?
Было уже признано, что Чарльз Дарвин дал ответ на данный вопрос, но не совсем ясно, является ли его ответ достаточным. Его прекрасная книга «О происхождении видов путем естественного отбора и сохранения благоприятных пород в борьбе за жизнь» представляет богатый спектр доказательств и доводов — но если вспомнить те доводы, что обосновывают факт эволюции, то видно, что мнение Дарвина относительно того, как протекала эволюция, менее ясно.
Одно лишь окончательно проясняется доказательствами Дарвина: отбор отдельных индивидов в поколении в качестве материала для воспроизводства может быть сильным фактором изменений. Его наблюдения за размножением домашних животных с характерными чертами вполне полно подкрепляют это утверждение, учитывая, что мы располагаем большим выбором пород кошек, собак, домашних птиц, рогатого скота и овец. Однако мы легко можем усомниться, что дивергенция видов в дикой природе осуществлялась в ходе такого же процесса. Можем ли мы действительно заключить, что процесс «естественного отбора» в ответе за широкий спектр естественных видов? Действительно ли борьба за существование, как предполагает схема Дарвина, может привести к предопределенной цели, обеспечивая достаточно энергичное и постоянное изменение новых видов?
Самым сильным доказательством, которым доктор Дарвин пользуется в этом споре, является различие между родственными видами, найденными на архипелагах и островах Альфредом Расселом Уоллесом. Самым поразительным случаем является галапагосский зяблик, которого Дарвин наблюдал во время своей службы натуралистом на «Бигле», корабле военно-морских сил Великобритании. Каждый остров заселен зябликами. Все они произошли, как мы можем предположить, от своих далеких предков с Южно-Американского материка в отдаленном прошлом. И как бы то ни было, в каждом случае зяблики физически и поведенчески приспособились к определенному образу жизни, на каждом острове по-разному, в зависимости от местных условий.
Ключевым словом в данном случае является адаптация, о которой много говорилось в ранних работах Дарвина. Шевалье де Ламарк также утверждал, что причиной разнообразия особей является их постоянное приспособление к новым меняющимся условиям существования. Различие между авторами заключается в том, что Ламарк воображал живых существ, активно и целенаправленно участвующими в процессе экспериментов и нововведений. В то же время Дарвин основывался на том, что члены популяции, несколько отличающиеся от остальных, могут быть лучше или хуже приспособлены для выживания и размножения, и что подсчет вероятности достаточно определяет степень и направление изменений способностей особей в ходе многих поколений.
Существует ряд серьезных трудностей в том, чтобы признать какую-либо из крайних версий гипотезы Ламарка. Если мы, согласно этой гипотезе, наделяем живые существа врожденным стремлением к развитию, то нас следует задаться вопросом, почему более примитивные типы организмов выживают наравне с более развитыми. Если мы признаем, что качества, накопленные усилиями отдельных организмов, передаются их потомкам, то нам следует спросить себя, почему столь многие дети умелых отцов демонстрируют так мало природной склонности к мастерству, тщательно развитому их родителями.
Тем не менее, за вычетом подобных крайностей, мы вряд ли можем сомневаться в том, что более скромная формулировка гипотезы Ламарка верна. Существам, становящимся предками новых видов, действительно требуется совершить какой-то ряд активных экспериментальных действий. Если бы галапагосские зяблики, чьи потомки сейчас не так разнообразны, не старались найти новые возможности в жизни, то естественный отбор не смог бы найти более приспособленных к новым условиям особей. Без гибкости поведения и неких импульсов к инновациям нет возможности приспособления. Естественный отбор может только подражать искусственному, если организм обладает склонностями, а также способностями испытывать новые возможности.
Следует признать, что нужно преодолеть ещё ряд трудностей, прежде чем признать дарвинизм как истинное объяснение эволюции. Мир в целом не похож на Галапагосские острова — жестко отделенные друг от друга, небольшие, изолированные участки, которые предлагают очень разные условия существования. Человеку легко, выводя породу домашних животных, изолировать производителей, чьи особенные черты он желает сохранить и усилить, а море, которое разделяет острова архипелага, можно считать сходным изолирующим барьером. Но следует признать, что по большей части эволюционный процесс протекал в глубинах океана или на континентальных массивах, где гораздо сложнее достичь изоляции. В рамках теории Дарвина сложно объяснить, почему естественные различия, возникшие между членами одних видов, сконцентрировались у отдельных групп особей.
При учете данных положений представляется убедительным, что вынужденная адаптация, а следовательно — развитие, будет сильнее всего на границах территории, занятой популяцией, особенно если эти границы включают изменение физических условий. В таком случае более вероятна изоляции группы, и большей будет награда за успешную инновацию. Предположив, что основное направление эволюционных изменений связано с подобными условиями, необходимо выдвинуть гипотезу, что есть некий импульс к экспериментированию и инновациям среди части тех особей, которые должны завоевать новые территории.
Нам следует помнить, говоря об «адаптации», что организмы должны адаптироваться к окружающей среде, определенной по большей части иными особями, которые в свою очередь также постоянно адаптируются. Каждое изменение количества возможностей одних особей изменяет спектр возможностей всех остальных особей, что изменяет и вероятность, должную способствовать «сильнейшим» членами каждого поколения. Хотя взаимозависимость живых существ вынуждает нас говорить о «природном балансе», нам следует скорее задуматься о постоянном неравновесии в природе, благодаря которому адаптационный вызов каждой особи в свой черед постоянно изменяется.
Идея природной «гармонии» глупа; если бы эта гармония существовала, то в ней было бы место каждой особи, и каждая особь находилась бы на своем месте, и здесь не было бы эволюции.
Найденные ископаемые свидетельствуют о том, что существовали бесчисленные линии предков, уходящие в прошлое на миллионы лет, которые просто зашли в тупик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106