Эти простые пантомимы, комические или патетичные, были паузами в её жизни, в которых она жила по-настоящему; все остальное время она была просто уродливым комком человеческой плоти, измятым и истоптанным постоянными неудачами.
Теперь, освободившись от краткого момента полной потери личности, когда она была руками и голосом своего хозяина, Геката нашла иную точку зрения, откуда взглянула на всю Вселенную и соотнесла её со старой системой отсчета.
Она с приобретенным терпением перенесла период слепой агонии, а вернувшись в себя, без труда обнаружила и распознала театральность, присущую всей Вселенной. Восторженное богатство чувственного мира ангелов было для неё чистым смятением, но она ни на мгновенье не признала его действительно хаотичным; она просто решила, что он лежит за пределами её слабых способностей. Скучный, медленный, холодный материальный мир, состоявший из того же пылающего и взрывающего потока, но лишенный большей части его ужасного дисбаланса, она увидела как представление — вид активности, связанный со своеобразным сценарием, который делал его гораздо надежнее, достовернее и существенно более подконтрольным.
Так как она приняла мир за спектакль, она ни на мгновение не усомнилась в том, что у него есть сюжет, его история имеет форму, значение и цель, он должен иметь определенные последствия и вызывать эмоции в сознании потенциальных зрителей. Она не сомневалась, что мир наделен динамикой повествования и неизвестности, что в нем будет какая-то кульминация и развязка, что с начала и до конца им руководят выдуманные правила мелодрамы. Она не сомневалась, что пустота пространства является сценой, на которой в свой черед ставится множество пьес — все основанные на одинаковых правилах, но при этом несхожие.
Дэвид понял, насколько этот образ мышления совпадал с тем, что ангелы когда-то почерпнули у первых людей. Во многих мифологических системах существовала вера в периодичность творения, в то, что каждое можно, в принципе, вообразить как новую, но поставленную по тем же театральным законам драму. Он также понял — хладнокровно и со страхом, — что существа вроде ангелов способны на такое. Материальный мир в итоге управлялся сложным взаимодействием элементов расплавленной гипервещественности, которая лежала за пустотой космоса, за направлением времени. Ангелы, управляя этой гипервещественностью, могли изменять материальный мир — мир, каким он казался людям и населению иных планет. Ангелы могли задумывать планетарные истории, писать сценарии, в которых бы были задействованы целые виды — даже целые жизненные системы.
Мало удовлетворения было в знании, что ангелы не являются богами. Ведь они способны были на то же, что и боги, по отношению к жителям скромного мирка — или дюжины, или тысячи миров, быстро возникших в космическом пламени.
Геката, как решил Дэвид, предлагает ангелам raison d’etre — возможный образ жизни, который они могут и принять. Они могут решить, например, назначить себя верховными властителями Земли и превратить Землю в кукольный театр — как некоторые из них, видимо, уже делали, если когда-то действительно существовали Век Чудес или Век Героев.
Дэвид ободрял себя тем, что у них есть и более насущные соображения. Ангелы имеют собственные страхи и явно испытывают множество сложностей, когда им приходится объединять свои усилия в любом совместном предприятии. Драма, если её правильно поставить, предполагает досуг. Он не был уверен, что ангелы располагают досугом, и сильно сомневался, что они его вообще имеют.
Во вражде и сражениях потенциальных богов Дэвид усматривал возможную надежду на освобождение и прогресс людей. Учитывая, что в мире присутствуют существа, способные изменить ход человеческой истории и заставить мир двигаться по их плану, оставалось только рассчитывать, что им не хватит на это времени и способности к объединению.
Теперь он понимал, что братья-еретики из ордена святого Амикуса, верившие в существование такой пьесы и проводившие века, пытаясь понять изгибы и извивы сюжета и предугадать возможную развязку, в конце концов оказались не такими уж глупцами.
Стерлинг, разумеется, увидел порядок вещей иным. Как и Люк Кэптхорн, он получил дар провидения обманным путем, и обман легко удался. Но когда пришло озарение, у него не оказалось идолов ложной веры, которые бы заслонили от него правду. Всю свою жизнь он пытался свергнуть этих идолов, все свою жизнь он хотел узнать, что стоит за самыми крепкими опорами человеческой веры.
Стерлинг не настолько запутался, чтобы отказаться от видения Дэвида, он также был не настолько скромен, чтобы отказаться от возможности расширить и улучшить это восприятие.
Понимание Дэвидом происходящего было настолько близко к тому, что видел Стерлинг, и так явно повторяло его мысли, что только когда Дэвид решил выяснить и оценить, что он приобрел, он понял, как много Стерлинг взял из его источников восприятия. По большей части это было не его, а их понимание. Как ученый, Стерлинг употребил те же слова, чтобы разобраться в том, что он видит, и так как он получил доступ к сознанию Дэвида, он мог дополнить то, что отсутствовало в его представлениях. Тем не менее, сохранялось и некоторое различие между их интерпретациями. Основной интерес Стерлинга отличался от целей Дэвида, потому что был окрашен его личным прошлым и собственными теориями. Он не мог похвастаться длительным и близким знакомством с ангелами, как Дэвид, и был гораздо меньше настроен на создание детального описания их природы или сборного комментария к загадкам и вызовам, которые дало Дэвиду знание об их существовании. Его гораздо больше заинтересовал поразительный мир, открывшийся ему магическим расширением сознания и появлением шестого чувства, а особенно — идущий в нем процесс эволюции. Стерлинг больше всего желал понять принцип всемирных изменений и процессов.
Как и Дэвид, Стерлинг знал, что он, возможно, лишь выдумывает историю, используя воображение и обманчивые слова, чтобы заполнить провалы своего восприятия. Но, также как Дэвида, его это знание не обескуражило, а, напротив, заставило приложить больше усилий. Кроме того, он действительно читал «Истинную историю мира» и верил, что лучше разобрался в заключенной в ней аллегории.
В современном состоянии эволюционирующего мира Стерлинг обнаружил много свидетельств о прошлом. Он понимал, что материальный мир принадлежит к поздней фазе развития вселенной, а время существовало и до него, что он связал в своем сознании с Золотым Веком Люсьена де Терра.
После начала времен, предположил он, все было текучим, не было атомов, с которых можно было начать, не было порядка, была энергия, но её воздействие постоянно изменялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Теперь, освободившись от краткого момента полной потери личности, когда она была руками и голосом своего хозяина, Геката нашла иную точку зрения, откуда взглянула на всю Вселенную и соотнесла её со старой системой отсчета.
Она с приобретенным терпением перенесла период слепой агонии, а вернувшись в себя, без труда обнаружила и распознала театральность, присущую всей Вселенной. Восторженное богатство чувственного мира ангелов было для неё чистым смятением, но она ни на мгновенье не признала его действительно хаотичным; она просто решила, что он лежит за пределами её слабых способностей. Скучный, медленный, холодный материальный мир, состоявший из того же пылающего и взрывающего потока, но лишенный большей части его ужасного дисбаланса, она увидела как представление — вид активности, связанный со своеобразным сценарием, который делал его гораздо надежнее, достовернее и существенно более подконтрольным.
Так как она приняла мир за спектакль, она ни на мгновение не усомнилась в том, что у него есть сюжет, его история имеет форму, значение и цель, он должен иметь определенные последствия и вызывать эмоции в сознании потенциальных зрителей. Она не сомневалась, что мир наделен динамикой повествования и неизвестности, что в нем будет какая-то кульминация и развязка, что с начала и до конца им руководят выдуманные правила мелодрамы. Она не сомневалась, что пустота пространства является сценой, на которой в свой черед ставится множество пьес — все основанные на одинаковых правилах, но при этом несхожие.
Дэвид понял, насколько этот образ мышления совпадал с тем, что ангелы когда-то почерпнули у первых людей. Во многих мифологических системах существовала вера в периодичность творения, в то, что каждое можно, в принципе, вообразить как новую, но поставленную по тем же театральным законам драму. Он также понял — хладнокровно и со страхом, — что существа вроде ангелов способны на такое. Материальный мир в итоге управлялся сложным взаимодействием элементов расплавленной гипервещественности, которая лежала за пустотой космоса, за направлением времени. Ангелы, управляя этой гипервещественностью, могли изменять материальный мир — мир, каким он казался людям и населению иных планет. Ангелы могли задумывать планетарные истории, писать сценарии, в которых бы были задействованы целые виды — даже целые жизненные системы.
Мало удовлетворения было в знании, что ангелы не являются богами. Ведь они способны были на то же, что и боги, по отношению к жителям скромного мирка — или дюжины, или тысячи миров, быстро возникших в космическом пламени.
Геката, как решил Дэвид, предлагает ангелам raison d’etre — возможный образ жизни, который они могут и принять. Они могут решить, например, назначить себя верховными властителями Земли и превратить Землю в кукольный театр — как некоторые из них, видимо, уже делали, если когда-то действительно существовали Век Чудес или Век Героев.
Дэвид ободрял себя тем, что у них есть и более насущные соображения. Ангелы имеют собственные страхи и явно испытывают множество сложностей, когда им приходится объединять свои усилия в любом совместном предприятии. Драма, если её правильно поставить, предполагает досуг. Он не был уверен, что ангелы располагают досугом, и сильно сомневался, что они его вообще имеют.
Во вражде и сражениях потенциальных богов Дэвид усматривал возможную надежду на освобождение и прогресс людей. Учитывая, что в мире присутствуют существа, способные изменить ход человеческой истории и заставить мир двигаться по их плану, оставалось только рассчитывать, что им не хватит на это времени и способности к объединению.
Теперь он понимал, что братья-еретики из ордена святого Амикуса, верившие в существование такой пьесы и проводившие века, пытаясь понять изгибы и извивы сюжета и предугадать возможную развязку, в конце концов оказались не такими уж глупцами.
Стерлинг, разумеется, увидел порядок вещей иным. Как и Люк Кэптхорн, он получил дар провидения обманным путем, и обман легко удался. Но когда пришло озарение, у него не оказалось идолов ложной веры, которые бы заслонили от него правду. Всю свою жизнь он пытался свергнуть этих идолов, все свою жизнь он хотел узнать, что стоит за самыми крепкими опорами человеческой веры.
Стерлинг не настолько запутался, чтобы отказаться от видения Дэвида, он также был не настолько скромен, чтобы отказаться от возможности расширить и улучшить это восприятие.
Понимание Дэвидом происходящего было настолько близко к тому, что видел Стерлинг, и так явно повторяло его мысли, что только когда Дэвид решил выяснить и оценить, что он приобрел, он понял, как много Стерлинг взял из его источников восприятия. По большей части это было не его, а их понимание. Как ученый, Стерлинг употребил те же слова, чтобы разобраться в том, что он видит, и так как он получил доступ к сознанию Дэвида, он мог дополнить то, что отсутствовало в его представлениях. Тем не менее, сохранялось и некоторое различие между их интерпретациями. Основной интерес Стерлинга отличался от целей Дэвида, потому что был окрашен его личным прошлым и собственными теориями. Он не мог похвастаться длительным и близким знакомством с ангелами, как Дэвид, и был гораздо меньше настроен на создание детального описания их природы или сборного комментария к загадкам и вызовам, которые дало Дэвиду знание об их существовании. Его гораздо больше заинтересовал поразительный мир, открывшийся ему магическим расширением сознания и появлением шестого чувства, а особенно — идущий в нем процесс эволюции. Стерлинг больше всего желал понять принцип всемирных изменений и процессов.
Как и Дэвид, Стерлинг знал, что он, возможно, лишь выдумывает историю, используя воображение и обманчивые слова, чтобы заполнить провалы своего восприятия. Но, также как Дэвида, его это знание не обескуражило, а, напротив, заставило приложить больше усилий. Кроме того, он действительно читал «Истинную историю мира» и верил, что лучше разобрался в заключенной в ней аллегории.
В современном состоянии эволюционирующего мира Стерлинг обнаружил много свидетельств о прошлом. Он понимал, что материальный мир принадлежит к поздней фазе развития вселенной, а время существовало и до него, что он связал в своем сознании с Золотым Веком Люсьена де Терра.
После начала времен, предположил он, все было текучим, не было атомов, с которых можно было начать, не было порядка, была энергия, но её воздействие постоянно изменялось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106