— спросила она и запустила руку в полупустой пакет с изюмом. Предложила и мне, я съел немного.
— Томас ушел от Беренайс. Ему нужно где-то пожить.
— Только не у меня, — возразила Люси. — Забери его к себе.
— Я так и сделаю, если ты не захочешь его оставить, но все же лучше ему остаться здесь.
Она сказала, что их сын, мой племянник, делает в спальне наверху уроки.
— Томас не будет ему мешать.
Люси нерешительно посмотрела на меня.
— Ты чего-то не договариваешь.
— Это может стать последней каплей и совсем сломить Томаса. Если рядом с ним не будет внимательного и заботливого друга, он попадет в психушку или покончит с собой. Я совсем не шучу, поверь мне.
— Хорошо…
— Моя ты девочка!
— Я тебе не девочка! — резко сказала она. — Может быть, для Томаса… — Ее голос потеплел. — Ладно, пусть остается.
Она бросила в рот еще горсть изюма и пошла в гостиную, я — за ней. Во втором кресле устроился Эдвин. Люси поставила обитый кожей стул рядом с Томасом и села. Я огляделся. Больше сесть было не на что, и я опустился прямо на ковер у стены. Ни Люси, ни Эдвин ничего не сказали. Никто не предложил мне стул.
— Раз уж я здесь, наверное, лучше сразу спросить вас о том, ради чего я собирался приехать завтра утром.
Эдвин сказал:
— Мы не собираемся отвечать на твои вопросы. И если ты измажешь кровью обои, тебе придется заплатить за ремонт.
Я чуть отодвинулся, чтобы ничего не испачкать.
— Полиция все равно об этом спросит. Почему бы не поупражняться со мной? Они будут спрашивать о часовом механизме, который взорвал бомбу в Квантуме.
Томас поднял голову:
— Ты же знаешь, это я их сделал. Те часы с Микки Маусом.
Это было первое, что он сказал после того, как мы уехали из его дома. Люси глянула на него так, словно он бредил, потом сдвинула брови и сосредоточилась.
— Только не это! — сказала она.
— Ты помнишь эти часы?
— Конечно. У нас и сейчас стоят такие наверху, Томас сделал их для нашего сына.
— Какие они из себя?
— В форме парусника. Это от Микки Мауса взорвался…
Я объяснил:
— Нет. На тех был серый пластиковый циферблат с белыми цифрами. Микки Маус стоял целый и невредимый в детской.
Томас тихо сказал:
— Я уже давным-давно их не делал.
— Когда ты сделал Микки Мауса Робину и Питеру?
— Я сделал его не для них. Гораздо раньше, для Сирены. Наверное, это она им подарила. Ей очень нравился этот Микки Маус.
— Ты был хорошим мальчиком, Томас, — сказала Люси. — Добрым и веселым.
Эдвин беспокойно сказал:
— Я думал, от такого взрыва любое часовое устройство разлетится на мелкие кусочки.
— Видишь ли, обломки обычно остаются, — сказал я.
— Ты что, думаешь, они в самом деле собираются перерыть всю эту груду руин?
— Более или менее. Они уже знают, что эти часы были на батарейке. Нашли детали электромоторчика.
Эдвин с плохо скрываемым раздражением сказал:
— Малкольму очень на руку этот взрыв Квантума. Он выбрасывает деньга на каких-то там школьников. Хочет оставить нас без гроша. Надеюсь, хоть ты-то не обеднел? — Ясно как день, он ужасно мне завидовал. — Он всегда был несправедлив к Люси. А ты держал нос по ветру, лебезил перед ним и огребал львиную долю. Он делает для тебя все, что ты только попросишь, а мы вынуждены существовать на жалкие гроши!
— Ты подрядился повторять за Вивьен каждое слово?
— Это правда!
— Нет. Это только то, что вы повторяете раз за разом, а вовсе не правда. Люди склонны верить в то, что повторяют достаточно часто. Но даже если соврали один раз, можно запросто в это поверить. Особенно если поверить очень хочется.
Люси пристально глянула на меня.
— Тебя это волнует?
— То, что меня каждый в семье считает личным врагом? Должен признаться, волнует. Но я уже подумал кое о чем, глядя на Томаса. Ему слишком часто повторяли, что он гроша ломаного не стоит, и, похоже, он поверил, что так и есть на самом деле. Если верить в себя, можно достичь чего угодно.
— Да, это так, — тихо сказала Люси.
— То, что ты написала, останется навсегда.
Она широко раскрыла глаза.
— Откуда ты знаешь… что я больше…
— Догадался. — Я подошел и поцеловал ее в щеку. — У вас действительно туго с деньгами?
— С деньгами? — Она недоуменно подняла брови. — Ничуть не хуже, чем обычно.
— Конечно же, нам не хватает денег! — разозлился Эдвин. — Ты сейчас почти ничего не зарабатываешь и продолжаешь тратить кучу денег на книги!
Люси это совсем не задело. Видимо, ей уже не раз приходилось такое от него выслушивать.
— Если тебе так хочется почитать книжные новинки, могла бы сходить в городскую библиотеку, как я! — не унимался Эдвин.
— Эдвин, а почему ты не найдешь себе работу? — спросил я.
— Люси не нравится суета, — сказал он, как будто бы это все объясняло. — Мы были бы совершенно счастливы, если бы Малкольм увеличил втрое страховой фонд Люси. Он должен это сделать! У него денег куры не клюют, а мы живем в какой-то дыре. Это несправедливо!
— Разве Люси не презирает богатство? И людей, у которых полно денег? Ты что, хочешь стать таким, кого она презирает? — поддел я.
Эдвин замолчал.
Люси грустно посмотрела на меня и сказала:
— С тех пор многое переменилось.
Я поехал обратно в Ридинг, в больницу, где круглосуточно работал кабинет скорой помощи. Там мое плечо обработали, наложили швы и перевязали. На нем было три царапины, довольно глубокие, но не опасные. Кровь давно остановилась, со швами раны должны очень быстро затянуться. Мне предложили ввести болеутоляющее, я поблагодарил и вскоре уже ехал в Кукхэм, зверски усталый и ужасно голодный. Но эти проблемы разрешить было нетрудно. На следующее утро я, как всегда, отправился на конюшню. Швы совсем не мешали — только чуть стягивали кожу, когда я поднимал руку, и все.
Успокоенный и расслабленный после своей обычной порции свежего воздуха, я решил сегодня отдохнуть от нашей нервной семейки и поехал в Лондон за австралийской и американской визами. Всего неделю назад я скакал на Парк Рэйлингзе в Челтенхеме, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Я купил новый свитер, постригся и подумал об Урсуле, которая целыми днями «просто гуляла» по Лондону, когда убегала из дому. По Лондону в самом деле можно бродить целыми днями, размышляя о чем-то своем.
Неожиданно мне захотелось поговорить с Джойси. Я позвонил ей, не рассчитывая, впрочем, застать ее дома.
Джойси завопила в трубку:
— Дорогой, я ужасно спешу! У меня партия в бридж. Откуда ты звонишь?
— Из автомата.
— Где твой отец?
— Не знаю.
— Дорогой, ты выведешь из себя кого угодно! Чего ради тогда ты мне звонишь?
— Мне хотелось… просто услышать твой голос.
Она не знала, что и сказать.
— У тебя все в порядке с головой? Скажи этому старому прохвосту… скажи ему… — Она замялась.
— Сказать, что ты рада, что он жив?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Томас ушел от Беренайс. Ему нужно где-то пожить.
— Только не у меня, — возразила Люси. — Забери его к себе.
— Я так и сделаю, если ты не захочешь его оставить, но все же лучше ему остаться здесь.
Она сказала, что их сын, мой племянник, делает в спальне наверху уроки.
— Томас не будет ему мешать.
Люси нерешительно посмотрела на меня.
— Ты чего-то не договариваешь.
— Это может стать последней каплей и совсем сломить Томаса. Если рядом с ним не будет внимательного и заботливого друга, он попадет в психушку или покончит с собой. Я совсем не шучу, поверь мне.
— Хорошо…
— Моя ты девочка!
— Я тебе не девочка! — резко сказала она. — Может быть, для Томаса… — Ее голос потеплел. — Ладно, пусть остается.
Она бросила в рот еще горсть изюма и пошла в гостиную, я — за ней. Во втором кресле устроился Эдвин. Люси поставила обитый кожей стул рядом с Томасом и села. Я огляделся. Больше сесть было не на что, и я опустился прямо на ковер у стены. Ни Люси, ни Эдвин ничего не сказали. Никто не предложил мне стул.
— Раз уж я здесь, наверное, лучше сразу спросить вас о том, ради чего я собирался приехать завтра утром.
Эдвин сказал:
— Мы не собираемся отвечать на твои вопросы. И если ты измажешь кровью обои, тебе придется заплатить за ремонт.
Я чуть отодвинулся, чтобы ничего не испачкать.
— Полиция все равно об этом спросит. Почему бы не поупражняться со мной? Они будут спрашивать о часовом механизме, который взорвал бомбу в Квантуме.
Томас поднял голову:
— Ты же знаешь, это я их сделал. Те часы с Микки Маусом.
Это было первое, что он сказал после того, как мы уехали из его дома. Люси глянула на него так, словно он бредил, потом сдвинула брови и сосредоточилась.
— Только не это! — сказала она.
— Ты помнишь эти часы?
— Конечно. У нас и сейчас стоят такие наверху, Томас сделал их для нашего сына.
— Какие они из себя?
— В форме парусника. Это от Микки Мауса взорвался…
Я объяснил:
— Нет. На тех был серый пластиковый циферблат с белыми цифрами. Микки Маус стоял целый и невредимый в детской.
Томас тихо сказал:
— Я уже давным-давно их не делал.
— Когда ты сделал Микки Мауса Робину и Питеру?
— Я сделал его не для них. Гораздо раньше, для Сирены. Наверное, это она им подарила. Ей очень нравился этот Микки Маус.
— Ты был хорошим мальчиком, Томас, — сказала Люси. — Добрым и веселым.
Эдвин беспокойно сказал:
— Я думал, от такого взрыва любое часовое устройство разлетится на мелкие кусочки.
— Видишь ли, обломки обычно остаются, — сказал я.
— Ты что, думаешь, они в самом деле собираются перерыть всю эту груду руин?
— Более или менее. Они уже знают, что эти часы были на батарейке. Нашли детали электромоторчика.
Эдвин с плохо скрываемым раздражением сказал:
— Малкольму очень на руку этот взрыв Квантума. Он выбрасывает деньга на каких-то там школьников. Хочет оставить нас без гроша. Надеюсь, хоть ты-то не обеднел? — Ясно как день, он ужасно мне завидовал. — Он всегда был несправедлив к Люси. А ты держал нос по ветру, лебезил перед ним и огребал львиную долю. Он делает для тебя все, что ты только попросишь, а мы вынуждены существовать на жалкие гроши!
— Ты подрядился повторять за Вивьен каждое слово?
— Это правда!
— Нет. Это только то, что вы повторяете раз за разом, а вовсе не правда. Люди склонны верить в то, что повторяют достаточно часто. Но даже если соврали один раз, можно запросто в это поверить. Особенно если поверить очень хочется.
Люси пристально глянула на меня.
— Тебя это волнует?
— То, что меня каждый в семье считает личным врагом? Должен признаться, волнует. Но я уже подумал кое о чем, глядя на Томаса. Ему слишком часто повторяли, что он гроша ломаного не стоит, и, похоже, он поверил, что так и есть на самом деле. Если верить в себя, можно достичь чего угодно.
— Да, это так, — тихо сказала Люси.
— То, что ты написала, останется навсегда.
Она широко раскрыла глаза.
— Откуда ты знаешь… что я больше…
— Догадался. — Я подошел и поцеловал ее в щеку. — У вас действительно туго с деньгами?
— С деньгами? — Она недоуменно подняла брови. — Ничуть не хуже, чем обычно.
— Конечно же, нам не хватает денег! — разозлился Эдвин. — Ты сейчас почти ничего не зарабатываешь и продолжаешь тратить кучу денег на книги!
Люси это совсем не задело. Видимо, ей уже не раз приходилось такое от него выслушивать.
— Если тебе так хочется почитать книжные новинки, могла бы сходить в городскую библиотеку, как я! — не унимался Эдвин.
— Эдвин, а почему ты не найдешь себе работу? — спросил я.
— Люси не нравится суета, — сказал он, как будто бы это все объясняло. — Мы были бы совершенно счастливы, если бы Малкольм увеличил втрое страховой фонд Люси. Он должен это сделать! У него денег куры не клюют, а мы живем в какой-то дыре. Это несправедливо!
— Разве Люси не презирает богатство? И людей, у которых полно денег? Ты что, хочешь стать таким, кого она презирает? — поддел я.
Эдвин замолчал.
Люси грустно посмотрела на меня и сказала:
— С тех пор многое переменилось.
Я поехал обратно в Ридинг, в больницу, где круглосуточно работал кабинет скорой помощи. Там мое плечо обработали, наложили швы и перевязали. На нем было три царапины, довольно глубокие, но не опасные. Кровь давно остановилась, со швами раны должны очень быстро затянуться. Мне предложили ввести болеутоляющее, я поблагодарил и вскоре уже ехал в Кукхэм, зверски усталый и ужасно голодный. Но эти проблемы разрешить было нетрудно. На следующее утро я, как всегда, отправился на конюшню. Швы совсем не мешали — только чуть стягивали кожу, когда я поднимал руку, и все.
Успокоенный и расслабленный после своей обычной порции свежего воздуха, я решил сегодня отдохнуть от нашей нервной семейки и поехал в Лондон за австралийской и американской визами. Всего неделю назад я скакал на Парк Рэйлингзе в Челтенхеме, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Я купил новый свитер, постригся и подумал об Урсуле, которая целыми днями «просто гуляла» по Лондону, когда убегала из дому. По Лондону в самом деле можно бродить целыми днями, размышляя о чем-то своем.
Неожиданно мне захотелось поговорить с Джойси. Я позвонил ей, не рассчитывая, впрочем, застать ее дома.
Джойси завопила в трубку:
— Дорогой, я ужасно спешу! У меня партия в бридж. Откуда ты звонишь?
— Из автомата.
— Где твой отец?
— Не знаю.
— Дорогой, ты выведешь из себя кого угодно! Чего ради тогда ты мне звонишь?
— Мне хотелось… просто услышать твой голос.
Она не знала, что и сказать.
— У тебя все в порядке с головой? Скажи этому старому прохвосту… скажи ему… — Она замялась.
— Сказать, что ты рада, что он жив?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93