Пока он водил ее в кино, чекисты провели в квартире Баумбаха тайный обыск и сфотографировали нужные им документы. Сводить девушку в театр, кино или ресторан, развлечь остроумным разговором Кузнецов умел очень хорошо. Но если бы он, разведчик, действительно делил свою пассию с кем-либо из дипломатов, это создавало бы сложные и опасные для него психологические проблемы в этом и без того извечно тяжком любовном треугольнике.
Мое предположение может быть и неверным, и отнюдь не исключено, что на самом деле этот человек был настоящим любовником. Вот Гладков, например, упоминает некую Оксану Оболенскую, с которой Кузнецов встречался накануне войны. О ней рассказала журналисту вдова Д. Н. Медведева, Татьяна Ильинична. Ксане Кузнецов представился советским немцем Рудольфом Вильгельмовичем Шмидтом, авиационным инженером (или летчиком – точно неизвестно). Когда началась война, Оболенская предпочла расстаться с человеком с немецкой фамилией: люди с такими фамилиями сразу стали исчезать из Москвы… Кузнецов будто бы расстроился, особенно когда до него дошли слухи, что Ксана вышла замуж за красного командира с истинно русской фамилией (подумать только, бедняга Шмидт не мог признаться ей, что он Кузнецов). И вот когда в январе 1944-го Кузнецов последний раз встретился с Медведевым перед поездкой во Львов, откуда ему не суждено было вернуться, то попросил Дмитрия Николаевича в случае чего навестить в Москве Ксану и рассказать, кем на самом деле был Рудольф Шмидт. В ноябре 1944-го, вскоре после награждения Кузнецова Золотой Звездой Героя, Дмитрий Николаевич отправился по указанному адресу на Петровку. Встретился ли он с Ксаной – неизвестно. Татьяна Ильинична вспоминала только, что вернулся муж злой и раздраженный. Сегодня определенно трудно сказать, была ли эта история в действительности. Никаких документов, подтверждающих существование Ксаны, обнаружить не удалось.
Возможно, у руководства НКВД и НКГБ был план использовать Кузнецова и против Англии и Америки. Если бы это произошло, он, при его уникальных способностях, возможно, затмил бы славой Рудольфа Абеля и Конона Молодого. Сохранился рапорт Кузнецова с просьбой помочь ему поступить на английское отделение Института иностранных языков. Но надвигавшаяся война с Германией, очевидно, заставила отказаться от такого плана.
С началом войны Николай Иванович Кузнецов стал готовиться к работе в тылу врага. Рудольфу Вильгельмовичу Шмидту выдали белый билет – бессрочное освобождение от военной службы, чтобы не взяли через военкомат на фронт. Получил Кузнецов и новую подпольную кличку – в августе 1942-го из Колониста стал Пухом, – хотя и старой продолжал тоже пользоваться. Когда в октябре 1941-го положение под Москвой стало угрожающим, Кузнецова планировали оставить в подполье, в случае если немцы захватят столицу. Этого, к счастью, не произошло. Во время советского контрнаступления под Москвой, по свидетельству Л. Ф. Райхмана, Кузнецов прошел боевое крещение. С разведывательным заданием его забросили в тыл немецкой 9-й армии, противостоявшей Калининскому фронту под древним русским городом Ржевом. Вскоре Кузнецов благополучно вернулся назад. Однако в последнем своем рапорте, от З июня 1942 года, разведчик райхмановского утверждения не подтверждает. В этом рапорте ясно все, что было с ним с начала войны до заброски на Украину:
«…В первые же дни после нападения германских армий на нашу страну мною был подан рапорт на имя моего непосредственного начальника с просьбой об использовании меня в активной борьбе против германского фашизма на фронте или в тылу вторгшихся на нашу землю германских войск.
На этот рапорт мне тогда ответили, что имеется перспектива переброски меня в тыл к немцам за линию фронта для разведывательно-диверсионной деятельности, и мне велено ждать приказа. Позднее, в сентябре 1941 года, мне было заявлено, что ввиду некоторой известности моей личности среди дипкорпуса держав оси в Москве до войны… во избежание бесцельных жертв посылка меня к немцам пока не является целесообразной. Меня решили тогда временно направить под видом германского солдата в лагерь германских военнопленных для несения службы разведки. Мне была дана подготовка под руководством соответствующего лица из военной разведки. Эта подготовка дала мне элементарные знания и сведения о германской армии… 16 октября 1941 года этот план был отменен, и мне было сообщено об оставлении меня в Москве на случай оккупации столицы германской армией… В начале 1942 года мне сообщили, что перспектива переброски меня к немцам стала снова актуальной. Для этой цели мне дали элементарную подготовку биографического характера (вот когда появился Пауль Зиберт. – Б. С.). Однако осуществление этого плана до сих пор по неизвестным мне причинам не произошло. Таким образом, прошел год без нескольких дней с того времени, как я нахожусь на полном содержании советской разведки и не приношу никакой пользы, находясь в состоянии вынужденной консервации и полного бездействия, ожидая приказа (годовое безделье кого угодно подкосит, а Николай Иванович по натуре был человеком сверхактивным. – Б. С.). Завязывание же самостоятельных связей типа довоенного времени исключено, так как один тот факт, что лицо «германского происхождения» оставлено в Москве во время войны, уже сам по себе является подозрительным. Естественно, что я, как всякий советский человек, горю желанием принести пользу моей Родине в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих. Бесконечное ожидание (почти год!) и вынужденное бездействие при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине в годину, когда решается вопрос быть или не быть, страшно угнетает меня. Всю мою сознательную жизнь я нахожусь на службе в советской разведке. Она меня воспитала и научила ненавидеть фашизм и всех врагов моей Родины. Так не для того же меня воспитывали, чтоб в момент, когда пришел час испытания, заставлять меня прозябать в бездействии и есть даром советский хлеб? В конце концов, как русский человек я имею право требовать дать мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага, вторгшегося в пределы моей Родины и угрожающего всему нашему существованию! Разве легко мне в бездействии читать в течение года сообщения наших газет о тех чудовищных злодеяниях германских оккупантов на нашей земле, этих диких зверей?
Тем более что я знаю в совершенстве язык этих зверей, их повадку, характер, привычки, образ жизни. Я специализировался на этого зверя. В моих руках сильное и страшное для врага оружие, гораздо серьезнее огнестрельного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Мое предположение может быть и неверным, и отнюдь не исключено, что на самом деле этот человек был настоящим любовником. Вот Гладков, например, упоминает некую Оксану Оболенскую, с которой Кузнецов встречался накануне войны. О ней рассказала журналисту вдова Д. Н. Медведева, Татьяна Ильинична. Ксане Кузнецов представился советским немцем Рудольфом Вильгельмовичем Шмидтом, авиационным инженером (или летчиком – точно неизвестно). Когда началась война, Оболенская предпочла расстаться с человеком с немецкой фамилией: люди с такими фамилиями сразу стали исчезать из Москвы… Кузнецов будто бы расстроился, особенно когда до него дошли слухи, что Ксана вышла замуж за красного командира с истинно русской фамилией (подумать только, бедняга Шмидт не мог признаться ей, что он Кузнецов). И вот когда в январе 1944-го Кузнецов последний раз встретился с Медведевым перед поездкой во Львов, откуда ему не суждено было вернуться, то попросил Дмитрия Николаевича в случае чего навестить в Москве Ксану и рассказать, кем на самом деле был Рудольф Шмидт. В ноябре 1944-го, вскоре после награждения Кузнецова Золотой Звездой Героя, Дмитрий Николаевич отправился по указанному адресу на Петровку. Встретился ли он с Ксаной – неизвестно. Татьяна Ильинична вспоминала только, что вернулся муж злой и раздраженный. Сегодня определенно трудно сказать, была ли эта история в действительности. Никаких документов, подтверждающих существование Ксаны, обнаружить не удалось.
Возможно, у руководства НКВД и НКГБ был план использовать Кузнецова и против Англии и Америки. Если бы это произошло, он, при его уникальных способностях, возможно, затмил бы славой Рудольфа Абеля и Конона Молодого. Сохранился рапорт Кузнецова с просьбой помочь ему поступить на английское отделение Института иностранных языков. Но надвигавшаяся война с Германией, очевидно, заставила отказаться от такого плана.
С началом войны Николай Иванович Кузнецов стал готовиться к работе в тылу врага. Рудольфу Вильгельмовичу Шмидту выдали белый билет – бессрочное освобождение от военной службы, чтобы не взяли через военкомат на фронт. Получил Кузнецов и новую подпольную кличку – в августе 1942-го из Колониста стал Пухом, – хотя и старой продолжал тоже пользоваться. Когда в октябре 1941-го положение под Москвой стало угрожающим, Кузнецова планировали оставить в подполье, в случае если немцы захватят столицу. Этого, к счастью, не произошло. Во время советского контрнаступления под Москвой, по свидетельству Л. Ф. Райхмана, Кузнецов прошел боевое крещение. С разведывательным заданием его забросили в тыл немецкой 9-й армии, противостоявшей Калининскому фронту под древним русским городом Ржевом. Вскоре Кузнецов благополучно вернулся назад. Однако в последнем своем рапорте, от З июня 1942 года, разведчик райхмановского утверждения не подтверждает. В этом рапорте ясно все, что было с ним с начала войны до заброски на Украину:
«…В первые же дни после нападения германских армий на нашу страну мною был подан рапорт на имя моего непосредственного начальника с просьбой об использовании меня в активной борьбе против германского фашизма на фронте или в тылу вторгшихся на нашу землю германских войск.
На этот рапорт мне тогда ответили, что имеется перспектива переброски меня в тыл к немцам за линию фронта для разведывательно-диверсионной деятельности, и мне велено ждать приказа. Позднее, в сентябре 1941 года, мне было заявлено, что ввиду некоторой известности моей личности среди дипкорпуса держав оси в Москве до войны… во избежание бесцельных жертв посылка меня к немцам пока не является целесообразной. Меня решили тогда временно направить под видом германского солдата в лагерь германских военнопленных для несения службы разведки. Мне была дана подготовка под руководством соответствующего лица из военной разведки. Эта подготовка дала мне элементарные знания и сведения о германской армии… 16 октября 1941 года этот план был отменен, и мне было сообщено об оставлении меня в Москве на случай оккупации столицы германской армией… В начале 1942 года мне сообщили, что перспектива переброски меня к немцам стала снова актуальной. Для этой цели мне дали элементарную подготовку биографического характера (вот когда появился Пауль Зиберт. – Б. С.). Однако осуществление этого плана до сих пор по неизвестным мне причинам не произошло. Таким образом, прошел год без нескольких дней с того времени, как я нахожусь на полном содержании советской разведки и не приношу никакой пользы, находясь в состоянии вынужденной консервации и полного бездействия, ожидая приказа (годовое безделье кого угодно подкосит, а Николай Иванович по натуре был человеком сверхактивным. – Б. С.). Завязывание же самостоятельных связей типа довоенного времени исключено, так как один тот факт, что лицо «германского происхождения» оставлено в Москве во время войны, уже сам по себе является подозрительным. Естественно, что я, как всякий советский человек, горю желанием принести пользу моей Родине в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих. Бесконечное ожидание (почти год!) и вынужденное бездействие при сознании того, что я, безусловно, имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине в годину, когда решается вопрос быть или не быть, страшно угнетает меня. Всю мою сознательную жизнь я нахожусь на службе в советской разведке. Она меня воспитала и научила ненавидеть фашизм и всех врагов моей Родины. Так не для того же меня воспитывали, чтоб в момент, когда пришел час испытания, заставлять меня прозябать в бездействии и есть даром советский хлеб? В конце концов, как русский человек я имею право требовать дать мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага, вторгшегося в пределы моей Родины и угрожающего всему нашему существованию! Разве легко мне в бездействии читать в течение года сообщения наших газет о тех чудовищных злодеяниях германских оккупантов на нашей земле, этих диких зверей?
Тем более что я знаю в совершенстве язык этих зверей, их повадку, характер, привычки, образ жизни. Я специализировался на этого зверя. В моих руках сильное и страшное для врага оружие, гораздо серьезнее огнестрельного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96