По стенам скользнули холодные лучи электрического фонаря. Кузнецов лежал посередине комнаты. Залитое кровью лицо конвульсивно вздрагивало. Вокруг, разбросанные взрывом, словно скоты, рычали раненые бандиты. Сирый был ранен в живот. Скиба в спину. У Черныгоры струйка черной крови стекала по жестким, как свинячья щетина, волосам. Он дико стонал; сплевывая сгустки крови.
На дворе у завалины неподвижно лежал Иван Белов, внезапно убитый кинжалом. Ян Каминский, выпрыгнув в окно, которое распахнулось от взрывной волны, уходил к лесу и уже достиг его, но был скошен пулей и прикончен штыком подбежавшего бандита… «Вот он. Есть!» – прокричал басистый голос, подняв над головой большой портфель, который пытался унести тяжелораненый Ян Каминский».
А вот каким, по Струтинскому, увидели тело погибшего Кузнецова боратинские крестьяне Спиридон Громяк и Василий Олейник, которым бандеровцы поручили его похоронить: «Во дворе у забора лежало мертвое тело неизвестного человека. Окровавленная и обгоревшая одежда говорила о принадлежности его к немецким военнослужащим. Лоб был раздроблен, оторвана кисть руки, разорвана грудь».
Внимательный читатель наверняка уже обратил внимание, что некоторые подробности в первой и второй повестях не совпадают. В «Подвиге» Ян Каминский пытается уйти с кузнецовской полевой сумкой, а в «Во имя Родины» – с портфелем. Это, конечно, мелочь. Велика ли разница, с портфелем ходил Зиберт или с полевой сумкой? Хотя по этому несовпадению можно понять, что ни портфеля, ни сумки в предполагаемой могиле Кузнецова Струтинский и его товарищи так и не нашли. Не так уж важно, наверное, и какими были последние, предсмертные слова легендарного разведчика. В первом случае автор заставил его произнести довольно длинную тираду на тему, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, во втором – ограничился коротким: «Во имя Родины!», сделав эти слова названием повести. Но и из такого разночтения можно заключить, что Струтинский с непосредственными очевидцами последних минут жизни Кузнецова (или человека, которого он принял за Кузнецова) так и не встретился и, естественно, не знал, что именно говорил разведчик перед смертью.
А вот в описании тела погибшего после взрыва Кузнецова некоторые различия между двумя повестями имеют, как мы увидим дальше, принципиальное значение. И там и здесь у Кузнецова оказывается оторванной кисть правой руки и развороченной грудь. Но в «Подвиге» тяжелые раны отмечены еще и на его животе, тогда как голова будто бы пострадала незначительно: только залито кровью «спокойное и строгое» лицо, и несколько минут Кузнецов еще живет, умирая в агонии. Во второй же повести живот разведчика оказывается невредим, зато повреждения лица гораздо тяжелее, чем в «Подвиге». Однако и с раздробленным лбом он каким-то образом живет еще некоторое время, раз лицо его «конвульсивно вздрагивало». После того как я процитирую ниже результаты экспертизы, читатели поймут весь «черный юмор» документальных повестей Струтинского.
В повести «Во имя Родины» Спиридон Громяк, один из двух крестьян, которым предстоит предать земле тело Кузнецова, говорит своему спутнику, Василию Олейнику: «Ты не смотри, Василий, что на нем мундир немецкий… Слух прошел, советских партизан погубили в хате Голубовича. Немцев эти холуи не трогают, в дружбе живут».
Василий с ним соглашается. Когда крестьяне привезли тело в урочище Кутыкы Рябого, то выяснилось, что земля скована морозом, а лома они не взяли. И Громяк предложил похоронить неизвестного в снегу, в канаве, а когда земля оттает, вернуться и зарыть в землю: как-никак советский партизан, а не немец какой-нибудь, чтобы оставлять его на съедение зверям.
В том, что здесь мы имеем дело с писательским вымыслом, вряд ли стоит сомневаться. Ну откуда, интересно, крестьяне вот так сразу могли узнать, что погибшие в хате Голубовича не немцы, а советские разведчики? Неужели командир отряда повстанцев успел продемонстрировать всему селу найденный у Кузнецова отчет?
Струтинскому такое прозорливо верное знание крестьян о погибших и сочувствие им понадобилось для того, чтобы еще раз заклеймить УПА как пособницу немецких оккупантов и заодно объяснить, почему, в конце концов, могила оказалась на насыпи, а не в канаве. Крестьяне-де хотели потом похоронить Кузнецова надлежащим образом, а пока просто зарыли в снег, чтобы недели через две вернуться и похоронить как следует, по-христиански. Но вернуться так и не смогли. Словом, хотели как лучше, а получилось нехорошо. Потому что дальше, по уверению Струтинского, произошло вот что:
«Спустя неделю в Боратине появились гитлеровские регулярные части. Солдаты ломали крестьянские хаты, стаскивали бревна на окраину села. Они сооружали двухэшелонную оборону. Командный пункт второго эшелона сооружался в урочище Кутыкы Рябого, куда спешно сгоняли население из окружающих сел и хуторов для рытья траншей, окопов и блиндажей (блиндажи, замечу, все-таки строят, а не роют. – Б. С.). К этому времени солнце и ветер сняли сильно потемневший снег. В канаве, куда врезался уступ траншеи, образовалась впадина, из которой торчала рука человека… Пожилой высокий гауптман в пенсне в сопровождении двух офицеров прибыл на место. Он распорядился очистить труп от снега и извлечь на поверхность. Разглядев изодранную одежду, нательное белье и носки, гауптман с негодованием воскликнул: «Это же германский офицер! Он убит, видимо, местными бандитами. Поднять взвод Ганса. Рассчитайтесь с этими скотами за смерть нашего офицера!»
Гауптман указал на хутор Залуч: «Спалить! Дотла!… А погибшего офицера похоронить вот здесь, на возвышенности!»"
Вот так, значит, и появилась могила Кузнецова на насыпи рядом с канавой. Карательная же экспедиция направилась к соседнему селу Черница: один из жителей Залуча, отводя угрозу от родного хутора, указал, что раненые бандиты, убившие немецкого офицера, скрываются в Чернице. Там немцы обнаружили только одного раненого бойца УПА, по кличке Сирый, за которым ухаживала местная девушка Стефания Колодинская. Они были убиты немецкими солдатами и похоронены своими на черницком кладбище.
По Струтинскому, получается, что Николай Кузнецов и после смерти на какое-то время опять стал Паулем Зибертом. Немцы похоронили его как германского офицера, погибшего от рук бандитов, и отомстили убийцам. Характерно, что украинских повстанцев одинаково именовала бандитами и советская, и немецкая сторона.
Но опять возникает слишком много вопросов. Неужели согнанные на оборонительные работы местные жители так хорошо знали немецкий, что потом смогли подробно рассказать, что именно говорил пожилой гауптман своим подчиненным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96