Комары тоже пасутся поблизости: их тонкий назойливый гул ни на минуту не умолкает.
— В тот раз, когда я сюда приехал, — нарушил затянувшееся молчание Гарик, — на озере никого, кроме нас, не было. А сейчас, если плыть в сторону Каменного Ручья, три машины расположились по левому берегу: два «Жигуленка» и «Москвич». Издали я не заметил номерных знаков, но думаю, москвичи или ленинградцы.
— Может, местные, — заметил Сережа. — Приехали на выходные.
— Местные палаток не разбивают, причалов и столов не делают…
— Жаль, что ребята уехали с острова, — вздохнули Алена.
— Где они теперь? — сказал Сорока. — Ищи-свищи.
— Я был сегодня в деревне, захотел проведать свою родственницу, — стал рассказывать Гарик. — Свищ женился и уехал в Архангельскую область.
— А Федя Гриб? — поинтересовался Сережа.
— Гриб после семилетки поступил в ПТУ, на железнодорожника, что ли, учится… Должен скоро приехать на каникулы.
— Интересно: носит он ту клетчатую кепку или нет? — сказала Алена.
— Я у него ее выпрошу, — усмехнулся Гарик.
— Помнишь, как мы с Федей рыбу глушили? — подзадорил его Сережа. — Когда он бомбу в руках держал, я думал, ты со страху в воду сиганешь…
— Молчал бы, храбрец! — бросил на него уничтожающий взгляд Гарик. — Я помню, как ты в этот момент рот распахнул шире ворот, уши заткнул пальцами и зажмурился.
— Расскажите лучше, как вы почти голышом по лесу пробирались, — напомнила Алена. — Пришли все исцарапанные, злющие… Ну и нагнал ты… Президент, — она взглянула на Сороку, — страху на них…
— Не преувеличивай, — сказал Гарик.
Низко над костром промелькнула быстрая тень и зигзагом, будто обжегшись, стрельнула в сторону.
— Кто это? — спросила Алена. Глаза ее широко раскрылись.
— Над нами смеешься, а сама летучей мыши испугалась, — поддел ее Гарик.
— Я обыкновенных-то боюсь…
— Никогда не видел летучую мышь, — сказал Сережа.
— У меня нет никакого желания и видеть их… — содрогнулась Алена.
Снова над ними пронеслась черная суматошная тень.
— Слушайте, а не поселились ли они у нас на чердаке? — спросила Алена.
— Когда мы в первый раз пришли сюда, на чердаке жила сова, — сказал Сережа. — А сова вряд ли потерпит рядом с собой мышей.
— Завтра проверим, — улыбнулся Сорока.
— Почему завтра? — сказал Гарик, поднимаясь на ноги. — Можно и сейчас.
— Не боишься? — с любопытством посмотрела на него Алена.
Гарик не удостоил ее ответом, насвистывая, пошел к сумрачно нахохлившемуся на фоне остроконечных вершин приземистому дому.
— Возьми фонарик! — крикнул Сережа.
Гарик, в нерешительности помедлив, вернулся и взял электрический фонарик, что лежал на сколоченном из досок столе.
— Держитесь, мыши, — кот на крыше! — засмеялась Алена.
Она сидела на низком березовом чурбаке, на плечи наброшена пушистая шерстяная кофта. К ночи становилось прохладно.
Скрипнула дверь, в сенях мелькнул тоненький луч фонарика, скользнул вверх, уперся в стропила и исчез. Слышно было, как Гарик полез по лестнице на чердак.
— Как в глаза вцепится, — проговорил Сережа, прислушиваясь.
— За каким чертом он полез на чердак? — сказал Сорока.
— Не за чертом, а за летучей мышью, — заметил Сережа.
В доме послышался глухой вскрик, громкий треск, тяжелый удар, грохот и жестяной звон опрокинутых со скамьи ведер.
Все разом вскочили на ноги.
— Кажется, в этой схватке победили мыши… — сказала Алена, глядя на дом.
— По-моему, он сверзился с чердака! — Сорока бросился к дому. Сережа — вслед за ним. Длинная, нелепо размахивающая руками тень его вытянулась до озера, затем съежилась, растворилась в темноте. Алена осталась у костра. Наклонив голову, она всматривалась в ночной сумрак. Ей стало смешно, и она ничего не могла поделать с собой, хотя и понимала, что Гарик, грохнувшись с чердака, мог сильно разбиться.
Втроем они подошли к костру. Взглянув на Гарика, Алена не смогла сдержаться и громко рассмеялась. Он был мокрый, взъерошенный, рукав ковбойки разодран до локтя, на руке кровоточащая царапина, на лбу как раз посередине зрела шишка. Сумрачное лицо облеплено заблестевшей при свете костра пыльной паутиной; он моргал и с отвращением плевался. На Алену Гарик не смотрел. Позади него стоял Сережа и щелкал выключателем фонарика.
— Лампочку стряхнул, — озабоченно сказал он. — А запасной нет…
— Человек чуть шею не свернул, а он про лампочку… — проворчал Гарик, осторожно ощупывая шишку. И вид у него был до того потешный, что даже невозмутимый Сорока улыбнулся.
— С кем же ты сразился, храбрый рыцарь? — спросила Алена.
— С нечистой силой, — буркнул Гарик.
— Ну и как?
— Что как?
— Как она выглядит? Нечистая сила?
— Заберись на чердак и посмотри, — не очень-то вежливо ответил Гарик.
— Я не такая смелая, как ты, — сказала Алена. — Я боюсь нечистой силы.
Гарик и сам толком не понял, что произошло. Он забрался по шаткой лестнице на чердак, посветил фонариком по углам и ничего, кроме сверкающей в пятнышке света паутины, не обнаружил. Подошел к лестнице, чтобы спуститься вниз, и тут что-то огромное и мохнатое шарахнулось на него, выбило фонарик из рук, — он, естественно, отпрянул в сторону — и полетел с чердака кувырком вниз. В сенях сбил со скамейки ведро с водой… А кто бросился на него, птица или зверь, он не знает. Помнит только огромные глазищи и в них зеленый бесовский огонь. И еще одна существенная деталь: напавшее на него чудовище было не птицей, у него жесткая мохнатая шкура… Он вырвал из нее клок шерсти, да потом выронил… В общем, это не сова и тем более не летучая мышь…
Сорока молча выслушал его, потом повернулся и зашагал к дому.
— Теперь этот хочет испытать судьбу, — посмотрела ему вслед Алена.
— Как же без фонарика? — окликнул его Сережа.
Сорока не ответил. Слышно было, как он завозился в сенях, — наверное, опрокинутую Гариком лестницу на место поставил; звякнула дужка ведра, и стало тихо.
— Там же темно, — сказал Сережа.
— Ты разве не знал: сороки и в темноте видят!.. — ядовито заметил Гарик. Присел у костра, разворошил пылающие сучья и стал сушиться. Из-за комаров он не решился снять рубашку. Прикурив от тлеющей ветки, снова принялся рассказывать о чертовщине, приключившейся с ним на чердаке.
Никто не услышал, как Сорока подошел к костру. Уселся на свой чурбак и, не мигая, уставился на огонь. К воротнику его рубашки пристала паутина. Лицо задумчивое.
— Кто же это был: домовой или ведьма? — поинтересовалась Алена.
— Леший, — улыбнулся Сорока. — Он очень извиняется, что учинил небольшой погром. Он больше не будет.
— Надо же, — пробурчал Гарик, потирая шишку, — ты даже с лешим нашел общий язык.
— Симпатяга такой, мягкий, пушистый, — сказал Сорока. — Я тебя завтра познакомлю с ним…
— Он к нам на чердак переселился с Каменного острова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— В тот раз, когда я сюда приехал, — нарушил затянувшееся молчание Гарик, — на озере никого, кроме нас, не было. А сейчас, если плыть в сторону Каменного Ручья, три машины расположились по левому берегу: два «Жигуленка» и «Москвич». Издали я не заметил номерных знаков, но думаю, москвичи или ленинградцы.
— Может, местные, — заметил Сережа. — Приехали на выходные.
— Местные палаток не разбивают, причалов и столов не делают…
— Жаль, что ребята уехали с острова, — вздохнули Алена.
— Где они теперь? — сказал Сорока. — Ищи-свищи.
— Я был сегодня в деревне, захотел проведать свою родственницу, — стал рассказывать Гарик. — Свищ женился и уехал в Архангельскую область.
— А Федя Гриб? — поинтересовался Сережа.
— Гриб после семилетки поступил в ПТУ, на железнодорожника, что ли, учится… Должен скоро приехать на каникулы.
— Интересно: носит он ту клетчатую кепку или нет? — сказала Алена.
— Я у него ее выпрошу, — усмехнулся Гарик.
— Помнишь, как мы с Федей рыбу глушили? — подзадорил его Сережа. — Когда он бомбу в руках держал, я думал, ты со страху в воду сиганешь…
— Молчал бы, храбрец! — бросил на него уничтожающий взгляд Гарик. — Я помню, как ты в этот момент рот распахнул шире ворот, уши заткнул пальцами и зажмурился.
— Расскажите лучше, как вы почти голышом по лесу пробирались, — напомнила Алена. — Пришли все исцарапанные, злющие… Ну и нагнал ты… Президент, — она взглянула на Сороку, — страху на них…
— Не преувеличивай, — сказал Гарик.
Низко над костром промелькнула быстрая тень и зигзагом, будто обжегшись, стрельнула в сторону.
— Кто это? — спросила Алена. Глаза ее широко раскрылись.
— Над нами смеешься, а сама летучей мыши испугалась, — поддел ее Гарик.
— Я обыкновенных-то боюсь…
— Никогда не видел летучую мышь, — сказал Сережа.
— У меня нет никакого желания и видеть их… — содрогнулась Алена.
Снова над ними пронеслась черная суматошная тень.
— Слушайте, а не поселились ли они у нас на чердаке? — спросила Алена.
— Когда мы в первый раз пришли сюда, на чердаке жила сова, — сказал Сережа. — А сова вряд ли потерпит рядом с собой мышей.
— Завтра проверим, — улыбнулся Сорока.
— Почему завтра? — сказал Гарик, поднимаясь на ноги. — Можно и сейчас.
— Не боишься? — с любопытством посмотрела на него Алена.
Гарик не удостоил ее ответом, насвистывая, пошел к сумрачно нахохлившемуся на фоне остроконечных вершин приземистому дому.
— Возьми фонарик! — крикнул Сережа.
Гарик, в нерешительности помедлив, вернулся и взял электрический фонарик, что лежал на сколоченном из досок столе.
— Держитесь, мыши, — кот на крыше! — засмеялась Алена.
Она сидела на низком березовом чурбаке, на плечи наброшена пушистая шерстяная кофта. К ночи становилось прохладно.
Скрипнула дверь, в сенях мелькнул тоненький луч фонарика, скользнул вверх, уперся в стропила и исчез. Слышно было, как Гарик полез по лестнице на чердак.
— Как в глаза вцепится, — проговорил Сережа, прислушиваясь.
— За каким чертом он полез на чердак? — сказал Сорока.
— Не за чертом, а за летучей мышью, — заметил Сережа.
В доме послышался глухой вскрик, громкий треск, тяжелый удар, грохот и жестяной звон опрокинутых со скамьи ведер.
Все разом вскочили на ноги.
— Кажется, в этой схватке победили мыши… — сказала Алена, глядя на дом.
— По-моему, он сверзился с чердака! — Сорока бросился к дому. Сережа — вслед за ним. Длинная, нелепо размахивающая руками тень его вытянулась до озера, затем съежилась, растворилась в темноте. Алена осталась у костра. Наклонив голову, она всматривалась в ночной сумрак. Ей стало смешно, и она ничего не могла поделать с собой, хотя и понимала, что Гарик, грохнувшись с чердака, мог сильно разбиться.
Втроем они подошли к костру. Взглянув на Гарика, Алена не смогла сдержаться и громко рассмеялась. Он был мокрый, взъерошенный, рукав ковбойки разодран до локтя, на руке кровоточащая царапина, на лбу как раз посередине зрела шишка. Сумрачное лицо облеплено заблестевшей при свете костра пыльной паутиной; он моргал и с отвращением плевался. На Алену Гарик не смотрел. Позади него стоял Сережа и щелкал выключателем фонарика.
— Лампочку стряхнул, — озабоченно сказал он. — А запасной нет…
— Человек чуть шею не свернул, а он про лампочку… — проворчал Гарик, осторожно ощупывая шишку. И вид у него был до того потешный, что даже невозмутимый Сорока улыбнулся.
— С кем же ты сразился, храбрый рыцарь? — спросила Алена.
— С нечистой силой, — буркнул Гарик.
— Ну и как?
— Что как?
— Как она выглядит? Нечистая сила?
— Заберись на чердак и посмотри, — не очень-то вежливо ответил Гарик.
— Я не такая смелая, как ты, — сказала Алена. — Я боюсь нечистой силы.
Гарик и сам толком не понял, что произошло. Он забрался по шаткой лестнице на чердак, посветил фонариком по углам и ничего, кроме сверкающей в пятнышке света паутины, не обнаружил. Подошел к лестнице, чтобы спуститься вниз, и тут что-то огромное и мохнатое шарахнулось на него, выбило фонарик из рук, — он, естественно, отпрянул в сторону — и полетел с чердака кувырком вниз. В сенях сбил со скамейки ведро с водой… А кто бросился на него, птица или зверь, он не знает. Помнит только огромные глазищи и в них зеленый бесовский огонь. И еще одна существенная деталь: напавшее на него чудовище было не птицей, у него жесткая мохнатая шкура… Он вырвал из нее клок шерсти, да потом выронил… В общем, это не сова и тем более не летучая мышь…
Сорока молча выслушал его, потом повернулся и зашагал к дому.
— Теперь этот хочет испытать судьбу, — посмотрела ему вслед Алена.
— Как же без фонарика? — окликнул его Сережа.
Сорока не ответил. Слышно было, как он завозился в сенях, — наверное, опрокинутую Гариком лестницу на место поставил; звякнула дужка ведра, и стало тихо.
— Там же темно, — сказал Сережа.
— Ты разве не знал: сороки и в темноте видят!.. — ядовито заметил Гарик. Присел у костра, разворошил пылающие сучья и стал сушиться. Из-за комаров он не решился снять рубашку. Прикурив от тлеющей ветки, снова принялся рассказывать о чертовщине, приключившейся с ним на чердаке.
Никто не услышал, как Сорока подошел к костру. Уселся на свой чурбак и, не мигая, уставился на огонь. К воротнику его рубашки пристала паутина. Лицо задумчивое.
— Кто же это был: домовой или ведьма? — поинтересовалась Алена.
— Леший, — улыбнулся Сорока. — Он очень извиняется, что учинил небольшой погром. Он больше не будет.
— Надо же, — пробурчал Гарик, потирая шишку, — ты даже с лешим нашел общий язык.
— Симпатяга такой, мягкий, пушистый, — сказал Сорока. — Я тебя завтра познакомлю с ним…
— Он к нам на чердак переселился с Каменного острова?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92