У кого не было специальности, пожалуйста, поступай учеником, за два-три месяца на этом предприятии научат любой рабочей профессии. Уже потом Владислав Иванович упрекал его: почему, мол, сразу не пришел к нему, у них в институте нашлась бы подходящая работа, которая не очень бы мешала учебе. Сорока к знакомым не обращался, не любил он это. Привык в любом деле рассчитывать только на себя.
Он не сразу пришел на Кондратьевский проспект, хотя его там ждали: командир взвода десантников Юрий Викторович Татаринов, под началом которого служил Сорока, дал ему адрес своей матери и велел сразу, как только приедет в Ленинград (старший лейтенант Татаринов был в курсе всех планов своего лучшего десантника), идти к его матери и остановиться у нее на любой срок. Мать и ее двоюродная сестра занимали двухкомнатную квартиру в большом четырехэтажном доме, где в основном жили военные.
Отец Юрия Викторовича, полковник, преподавал в Артиллерийской академии. Он умер от инфаркта два года назад.
Сорока пришел на Кондратьевский передать привет от Татаринова да так там и остался. Радушные женщины сами предложили ему остановиться у них: мол, места много и он ничуть не стеснит. И потом они хорошо знают Сороку, Юра им много о нем писал. И даже показали любительскую фотографию, где он, Сорока, в форме десантника снят вместе со старшим лейтенантом Татариновым. Вид на этой фотографии у командира взвода несколько обескураженный: дело в том, что Сорока только что на занятиях по самообороне в тылу «противника» обезоружил и уложил на мох-ягель своего учителя. Надо полагать, об этом Татаринов не написал своей матери…
Спал Сорока в комнате на диване-кровати, а занимался по ночам на кухне. Кухня в этом доме была большая, и он даже предложил ставить на ночь сюда раскладушку; но сестры и слышать об этом не захотели.
Они наотрез отказались и деньги брать за жилье, тогда Сорока стал с каждой зарплаты делать им подарки. Они бранили его за транжирство, но женщины есть женщины — от подарков не отказывались.
С Длинным Бобом и его дружками он повстречался в кафе-автомате на Невском проспекте. Сорока забежал сюда перекусить. Дело было осенью, в начале сентября. Стояла теплая солнечная погода, и ленинградцы ходили еще в летней одежде. Вдоль улицы Рубинштейна длинной цепочкой выстроились свободные такси. Однако шоферов в машинах не было. Они сюда, в кафе-автомат, заворачивали подкрепиться. Это любимая столовая ленинградских таксистов. Здесь без особых хлопот можно быстро и дешево пообедать. Сорока люби ч сосиски с горчицей и тоже частенько сюда заходил.
За высоким мраморным столиком, к которому он подошел, уже стояли три парня. Перед ними дымились в металлических, из нержавейки тарелках сосиски в целлофане и картофельное пюре. Парни оживленно толковали о какой-то Ляльке с Лиговки, которая их нынче надула: обещала с подружками ждать у Московского вокзала, они пришли, а Ляльки нету… Наверное, кто-нибудь перехватил…
Самый высокий из них, в джинсовом костюме — это и был Длинный Боб, — нагнулся к синей на длинном ремне сумке с белой надписью «Аэрофлот», достал оттуда бутылку вермута и, ловко отколупнув металлическую пробку, разлил по стаканам. Всем поровну. Не обращая внимания на Сороку, залпом выпил. Разговор с Ляльки перескочил на какого-то мастера Теребилова, с которым можно ладить, потом на свечи к «Жигулям». Свой парень из автомагазина сообщил, что на днях выбросят на прилавок целую партию. не прозевать бы…
Сорока густо намазывал свои сосиски горчицей и краем уха слышал разговор.
Длинный Боб извлек из сумки вторую бутылку, разлил по стаканам. Лица парней разрумянились, глаза заблестели, разговор снова вернулся к Ляльке с Лиговки, теперь со смаком обсуждались ее прелести и прочее… Как обычно бывает с подвыпившими, им захотелось общения и с другими людьми. Сорока уже несколько раз ловил на себе взгляд Длинного Боба. Кстати, он меньше всех пьянел. И когда остальные выпили по второму стакану, он свой лишь приподнял, чокнулся и снова поставил на место. Этот самый стакан с вермутом он широким жестом пододвинул Сороке.
— За компанию, парень? — улыбнулся он, доставая третью бутылку. На этот раз распечатал ее и разлил по стаканам другой.
— За Ляльку, — коротко сказал этот другой, небрежно чокаясь.
— Я ее не знаю, — заметил Сорока.
— Не знаешь? — удивился Длинный Боб. — Ляльку с Лиговки все знают! — и, подмигнув дружкам, рассмеялся.
— Мне что-то не хочется за нее пить, — сдерживая улыбку, сказал Сорока.
— Выпей тогда за свою Ляльку, — хихикнул чернявый круглолицый парень с большими ласковыми глазами навыкате. Был он рослый, с покатыми плечами, но излишне полный и рыхлый. Звали его Миша Лунь.
Третьего, который больше помалкивал, звали Ленькой Гайдышевым. Взгляд у него был пристальный, тяжелый. Длинное лицо с треугольной челюстью нельзя было назвать симпатичным.
Когда Боб пододвинул выпивку Сороке, лицо Гайдышева выразило неудовольствие, однако он промолчал. А потом даже провозгласил тост «за Ляльку».
— Спасибо, ребята, — поблагодарил Сорока. — Я не пью.
— Совсем? — удивился Длинный Боб.
— Ну и дела! — восхитился Миша Лунь. — Первый раз вблизи вижу непьющего человека.
— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — скупо улыбнулся Гайдышев.
— Правильно делаешь, что не пьешь, — вдруг посерьезнев, сказал Длинный Боб. — Я тоже стараюсь поменьше…
— Я за свои не пью, а за чужие — только давай… — рассмеялся Миша.
Задумчиво глядя на Сороку, Боб сказал:
— Ты приехал из провинции, провалил вступительные экзамены в институте и теперь ищешь работу. Верно?
— Почти, — улыбнулся Сорока, подивившись проницательности этого парня.
— Ты нашему начальнику понравишься, — сказал Миша Лунь. — Он сам в рот не берет и обожает непьющих.
— Кстати, в нашем цехе есть вакантное место, — продолжал Длинный Боб. — Вчера Лобанова турнули…
— Что за работа-то? — поинтересовался Сорока, пока еще имея смутное представление о том, чем занимаются ребята. Разумеется, он сообразил, что они имеют дело с автомобилями.
— Работа первый класс, — сказал Длинный Боб. — Не будь я честным человеком, — Гайдышев и Лунь переглянулись и хмыкнули, — потребовал бы с тебя калым… К нам многие рвутся, да не тут-то было: строжайший отбор.
— Ты думаешь, меня возьмут? — спросил Сорока, понимая, что надо кончать эту трепотню и уходить. Но что-то его удерживало на месте.
— Я переговорю с начальником — примет, — уверенно сказал Боб.
— Начальник его уважает, — ввернул Гайдышев.
— Ребята заколачивают в месяц по две-три сотни, — прибавил Миша. — А если ты не дурак, — можно и больше.
— У меня ведь нет специальности.
— Мы тоже не родились слесарями, — буркнул Гайдышев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Он не сразу пришел на Кондратьевский проспект, хотя его там ждали: командир взвода десантников Юрий Викторович Татаринов, под началом которого служил Сорока, дал ему адрес своей матери и велел сразу, как только приедет в Ленинград (старший лейтенант Татаринов был в курсе всех планов своего лучшего десантника), идти к его матери и остановиться у нее на любой срок. Мать и ее двоюродная сестра занимали двухкомнатную квартиру в большом четырехэтажном доме, где в основном жили военные.
Отец Юрия Викторовича, полковник, преподавал в Артиллерийской академии. Он умер от инфаркта два года назад.
Сорока пришел на Кондратьевский передать привет от Татаринова да так там и остался. Радушные женщины сами предложили ему остановиться у них: мол, места много и он ничуть не стеснит. И потом они хорошо знают Сороку, Юра им много о нем писал. И даже показали любительскую фотографию, где он, Сорока, в форме десантника снят вместе со старшим лейтенантом Татариновым. Вид на этой фотографии у командира взвода несколько обескураженный: дело в том, что Сорока только что на занятиях по самообороне в тылу «противника» обезоружил и уложил на мох-ягель своего учителя. Надо полагать, об этом Татаринов не написал своей матери…
Спал Сорока в комнате на диване-кровати, а занимался по ночам на кухне. Кухня в этом доме была большая, и он даже предложил ставить на ночь сюда раскладушку; но сестры и слышать об этом не захотели.
Они наотрез отказались и деньги брать за жилье, тогда Сорока стал с каждой зарплаты делать им подарки. Они бранили его за транжирство, но женщины есть женщины — от подарков не отказывались.
С Длинным Бобом и его дружками он повстречался в кафе-автомате на Невском проспекте. Сорока забежал сюда перекусить. Дело было осенью, в начале сентября. Стояла теплая солнечная погода, и ленинградцы ходили еще в летней одежде. Вдоль улицы Рубинштейна длинной цепочкой выстроились свободные такси. Однако шоферов в машинах не было. Они сюда, в кафе-автомат, заворачивали подкрепиться. Это любимая столовая ленинградских таксистов. Здесь без особых хлопот можно быстро и дешево пообедать. Сорока люби ч сосиски с горчицей и тоже частенько сюда заходил.
За высоким мраморным столиком, к которому он подошел, уже стояли три парня. Перед ними дымились в металлических, из нержавейки тарелках сосиски в целлофане и картофельное пюре. Парни оживленно толковали о какой-то Ляльке с Лиговки, которая их нынче надула: обещала с подружками ждать у Московского вокзала, они пришли, а Ляльки нету… Наверное, кто-нибудь перехватил…
Самый высокий из них, в джинсовом костюме — это и был Длинный Боб, — нагнулся к синей на длинном ремне сумке с белой надписью «Аэрофлот», достал оттуда бутылку вермута и, ловко отколупнув металлическую пробку, разлил по стаканам. Всем поровну. Не обращая внимания на Сороку, залпом выпил. Разговор с Ляльки перескочил на какого-то мастера Теребилова, с которым можно ладить, потом на свечи к «Жигулям». Свой парень из автомагазина сообщил, что на днях выбросят на прилавок целую партию. не прозевать бы…
Сорока густо намазывал свои сосиски горчицей и краем уха слышал разговор.
Длинный Боб извлек из сумки вторую бутылку, разлил по стаканам. Лица парней разрумянились, глаза заблестели, разговор снова вернулся к Ляльке с Лиговки, теперь со смаком обсуждались ее прелести и прочее… Как обычно бывает с подвыпившими, им захотелось общения и с другими людьми. Сорока уже несколько раз ловил на себе взгляд Длинного Боба. Кстати, он меньше всех пьянел. И когда остальные выпили по второму стакану, он свой лишь приподнял, чокнулся и снова поставил на место. Этот самый стакан с вермутом он широким жестом пододвинул Сороке.
— За компанию, парень? — улыбнулся он, доставая третью бутылку. На этот раз распечатал ее и разлил по стаканам другой.
— За Ляльку, — коротко сказал этот другой, небрежно чокаясь.
— Я ее не знаю, — заметил Сорока.
— Не знаешь? — удивился Длинный Боб. — Ляльку с Лиговки все знают! — и, подмигнув дружкам, рассмеялся.
— Мне что-то не хочется за нее пить, — сдерживая улыбку, сказал Сорока.
— Выпей тогда за свою Ляльку, — хихикнул чернявый круглолицый парень с большими ласковыми глазами навыкате. Был он рослый, с покатыми плечами, но излишне полный и рыхлый. Звали его Миша Лунь.
Третьего, который больше помалкивал, звали Ленькой Гайдышевым. Взгляд у него был пристальный, тяжелый. Длинное лицо с треугольной челюстью нельзя было назвать симпатичным.
Когда Боб пододвинул выпивку Сороке, лицо Гайдышева выразило неудовольствие, однако он промолчал. А потом даже провозгласил тост «за Ляльку».
— Спасибо, ребята, — поблагодарил Сорока. — Я не пью.
— Совсем? — удивился Длинный Боб.
— Ну и дела! — восхитился Миша Лунь. — Первый раз вблизи вижу непьющего человека.
— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, — скупо улыбнулся Гайдышев.
— Правильно делаешь, что не пьешь, — вдруг посерьезнев, сказал Длинный Боб. — Я тоже стараюсь поменьше…
— Я за свои не пью, а за чужие — только давай… — рассмеялся Миша.
Задумчиво глядя на Сороку, Боб сказал:
— Ты приехал из провинции, провалил вступительные экзамены в институте и теперь ищешь работу. Верно?
— Почти, — улыбнулся Сорока, подивившись проницательности этого парня.
— Ты нашему начальнику понравишься, — сказал Миша Лунь. — Он сам в рот не берет и обожает непьющих.
— Кстати, в нашем цехе есть вакантное место, — продолжал Длинный Боб. — Вчера Лобанова турнули…
— Что за работа-то? — поинтересовался Сорока, пока еще имея смутное представление о том, чем занимаются ребята. Разумеется, он сообразил, что они имеют дело с автомобилями.
— Работа первый класс, — сказал Длинный Боб. — Не будь я честным человеком, — Гайдышев и Лунь переглянулись и хмыкнули, — потребовал бы с тебя калым… К нам многие рвутся, да не тут-то было: строжайший отбор.
— Ты думаешь, меня возьмут? — спросил Сорока, понимая, что надо кончать эту трепотню и уходить. Но что-то его удерживало на месте.
— Я переговорю с начальником — примет, — уверенно сказал Боб.
— Начальник его уважает, — ввернул Гайдышев.
— Ребята заколачивают в месяц по две-три сотни, — прибавил Миша. — А если ты не дурак, — можно и больше.
— У меня ведь нет специальности.
— Мы тоже не родились слесарями, — буркнул Гайдышев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92