Еще Карапетян различил у рыбок зубки-крючья и очень удивился, как у таких маленьких красивых созданий могут быть такие хищные зубы… Но тут он вспомнил, что побудило его к экстренному всплытию, и рукой попытался было отогнать стайку.
Это было последним его осознанным движением.
Внезапно рыбки замерли, затем в слаженном порыве молниеносно метнулись к голове Карапетяна и вонзили свои зубы-крючья в обнаженные части его лица.
Это было так неожиданно, так невыносимо больно стало Карапетяну, что он закричал со всей силы, выплевывая загубник, снабжающий его легкие кислородом, забил хаотично ластами и открыл во весь диаметр свой рот, в который тут же вцепилась одна из красавиц и буквально выкусила аквалангисту язык.
Карапетян обезумел, как растравленный бык на корриде, собрал в организме последние силы и мощно поплыл к поверхности, где вынырнул, громко мыча, и за-требовал помощи, выплевывая при этом изо рта струйки крови.
Эге! — подумал Погосян, обнаружив бьющегося на поверхности подчиненного.
— Да там что-то произошло!
— А-а-а-а! — орал лейтенант, и казалось, что он вот-вот захлебнется.
— Зубов, в воду! — приказал Погосян. — Гибнет товарищ!
Зубов ринулся в ледяное озеро не раздумывая. Он не думал в этот момент ни о медали, ни о повышении в звании, ему действительно хотелось помочь утопающему Карапетяну, а потому, не чувствуя холода, он в мгновение доплыл до аквалангиста, перевернул того на спину и, уложив его голову к себе на грудь, поплыл обратно к берегу.
— А где бакенбарды? — поинтересовался Погосян, когда Карапетяну было произведено искусственное дыхание и он открыл навстречу сослуживцам свои черные глаза.
И действительно, предмета гордости лейтенанта, бакенбард, которые он так любил крутить и приглаживать, как будто не было вовсе, словно искусный парикмахер потрудился на дне озерном, сбрив их начисто.
— Что случилось? — задал вопрос Погосян.
— Э-э-э… — промычал Карапетян и открыл свой рот, в котором не было языка.
— Ишь ты! — изумился Зубов, трясущийся от холода. — Язык на дне прикусил!
— Этого еще не хватало! — рассердился майор. — Вызывай «скорую»!
Зубов побежал к машине, а Синичкин ближе подошел к пострадавшему и смотрел на него, сострадая, забыв вмиг все обиды.
— Потерпи, друг! — приговаривал Владимир, поглаживая резину гидрокостюма.
— Скоро помогут тебе!..
«Скорая» приехала быстро, и врач по дороге в больницу интересовался, не сохранился ли откушенный кусок языка, и если да, то можно попробовать его пришить на место, сейчас такие операции делаются повсеместно.
Володя Синичкин, сопровождающий товарища в больницу, развел руками и сказал, что язык, вероятно, на дне карьера и что его никак не достать оттуда.
— Немым останется! — предупредил врач.
— Жаль, — ответствовал участковый.
Володя проводил лейтенанта до приемного покоя хирургического отделения и вернулся к себе на работу, где за столом с шашлыками поведал сотрудникам неутешительные новости.
Вероятно, меня уволят! — решил про себя майор Погосян, вяло жуя кусок баранины. — Не имел я права Карапетяна без специальной подготовки на дно озера посылать. Без пенсии останусь!..
За окном пошел снег, да такой крупный, что через некоторое время прогнал с улиц осень и обустроил город под зиму.
Тем временем Володя Синичкин сообщил коллегам, что Карапетян останется немым навеки, что у него выкушен язык и теперь он не сможет говорить ни по-русски, ни по-армянски.
— Вот записочку передал! — и участковый протянул бумажку майору Погосяну.
Начальник ознакомился с содержанием послания и порылся у себя в затылке, вернее в наружной его части, почесав ежик жестких волос.
— В голове у Карапетяна помутилось малость! — прокомментировал майор. — Ну и не странно это при таких обстоятельствах!
Он сложил письмо вчетверо и засунул в карман кителя, висящего на спинке стула.
— Кушай шашлык! — предложил Погосян Синичкину, и когда оголодавший капитан принялся вгрызаться в сочные куски мяса, начальник мягко сообщил: — Тут на тебя жалоба телефонная поступила…
Майор хрустнул головкой зеленого лука и продолжал:
— Ты, мол, неоднократно мистифицируешь персонал нашего госпиталя! Мол, когда захочешь — надуваешь ноги, когда захочешь — сдуваешь! Хамишь старшим по званию и от рекорда уклоняешься! Требуют, чтобы на тебя взыскание наложили! Звездочку отобрали…
Синичкин лишь вздохнул:
— Глупые они!
— А ты, значит, умный! Один ты у нас умный!
Погосян раззадоривал себя, подспудно желая разрядиться на подчиненном.
— Да если бы ты умным был, ты бы это дурацкое ухо запрятал бы куда подальше, а не подкладывал всем свинью висяком!
— А ногу куда?
— Какого хрена ты вообще на этот карьер шляешься! — разошелся майор. — У тебя других объектов мало?
— Так ведь преступление обнаружилось, — оправдывался Синичкин.
— Да чихать я на твое преступление хотел! Из-за него нашему товарищу язык откусили!
— Кто? — встрял Зубов, принявший с обморозу сто грамм и по этому случаю настроенный благодушно.
— Не твое дело! — рыкнул Погосян. — Тьфу, чушь какая!..
— Так ведь пропал татарин! — продолжал гнуть свое участковый.
— Да и хрен с ним! Может, он в Крым подался, или еще куда!
— Без ноги и уха!
— Молчать! — взорвался майор и почувствовал на нервной почве расстройство желудка, погнавшее его в отхожее место.
— Проверь, чего там на пульте! — приказал Синичкин Зубову, и пока старшина послушно исполнял, Володя выудил из кителя командира карапетяновское письмо и прочитал его наскоро.
Из послания становилось ясно, что лейтенант подвергся нападению хищных рыб, которые откусили ему язык и лишили главного достоинства — бакенбард! Далее шел текст, который Синичкин воспринял как бред человека, пережившего шок. Текст сообщал такую вещь, которая не укладывалась в голове капитана и была абсолютно неправдоподобна. Он положил письмо на прежнее место и случайно рыгнул шашлычным духом.
— Свинья! — услышал участковый голос вернувшегося Погосяна и поздравил командира с облегчением.
— Уволят меня, — проговорил майор грустно и обреченно. — Не уберег подчиненного!..
— Да мы за вас, господин майор… — затряс кулаком Синичкин. — Мы за вас всем отделом!.. Нет вашей вины в том!
— Если меня уволят, я не знаю, что буду делать! У меня нет жены, у меня нет детей, что мне останется?
— А кто тогда готовит еду? — удивился капитан.
— Сам и готовлю, — признался майор. — Поеду воевать в Карабах!
— А там еще воюют?
— А черт его знает!..
Командир и подчиненный немного помолчали, объ-единенные общим лирическим настроем, у обоих на глаза навернулось даже по слезе, но они мужественно сдержались, приняв героические выражения лиц.
Вернулся Зубов и сообщил, что завтра природа охолодится до минус двадцати и что на газик нужна срочно зимняя резина, которая стоит денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Это было последним его осознанным движением.
Внезапно рыбки замерли, затем в слаженном порыве молниеносно метнулись к голове Карапетяна и вонзили свои зубы-крючья в обнаженные части его лица.
Это было так неожиданно, так невыносимо больно стало Карапетяну, что он закричал со всей силы, выплевывая загубник, снабжающий его легкие кислородом, забил хаотично ластами и открыл во весь диаметр свой рот, в который тут же вцепилась одна из красавиц и буквально выкусила аквалангисту язык.
Карапетян обезумел, как растравленный бык на корриде, собрал в организме последние силы и мощно поплыл к поверхности, где вынырнул, громко мыча, и за-требовал помощи, выплевывая при этом изо рта струйки крови.
Эге! — подумал Погосян, обнаружив бьющегося на поверхности подчиненного.
— Да там что-то произошло!
— А-а-а-а! — орал лейтенант, и казалось, что он вот-вот захлебнется.
— Зубов, в воду! — приказал Погосян. — Гибнет товарищ!
Зубов ринулся в ледяное озеро не раздумывая. Он не думал в этот момент ни о медали, ни о повышении в звании, ему действительно хотелось помочь утопающему Карапетяну, а потому, не чувствуя холода, он в мгновение доплыл до аквалангиста, перевернул того на спину и, уложив его голову к себе на грудь, поплыл обратно к берегу.
— А где бакенбарды? — поинтересовался Погосян, когда Карапетяну было произведено искусственное дыхание и он открыл навстречу сослуживцам свои черные глаза.
И действительно, предмета гордости лейтенанта, бакенбард, которые он так любил крутить и приглаживать, как будто не было вовсе, словно искусный парикмахер потрудился на дне озерном, сбрив их начисто.
— Что случилось? — задал вопрос Погосян.
— Э-э-э… — промычал Карапетян и открыл свой рот, в котором не было языка.
— Ишь ты! — изумился Зубов, трясущийся от холода. — Язык на дне прикусил!
— Этого еще не хватало! — рассердился майор. — Вызывай «скорую»!
Зубов побежал к машине, а Синичкин ближе подошел к пострадавшему и смотрел на него, сострадая, забыв вмиг все обиды.
— Потерпи, друг! — приговаривал Владимир, поглаживая резину гидрокостюма.
— Скоро помогут тебе!..
«Скорая» приехала быстро, и врач по дороге в больницу интересовался, не сохранился ли откушенный кусок языка, и если да, то можно попробовать его пришить на место, сейчас такие операции делаются повсеместно.
Володя Синичкин, сопровождающий товарища в больницу, развел руками и сказал, что язык, вероятно, на дне карьера и что его никак не достать оттуда.
— Немым останется! — предупредил врач.
— Жаль, — ответствовал участковый.
Володя проводил лейтенанта до приемного покоя хирургического отделения и вернулся к себе на работу, где за столом с шашлыками поведал сотрудникам неутешительные новости.
Вероятно, меня уволят! — решил про себя майор Погосян, вяло жуя кусок баранины. — Не имел я права Карапетяна без специальной подготовки на дно озера посылать. Без пенсии останусь!..
За окном пошел снег, да такой крупный, что через некоторое время прогнал с улиц осень и обустроил город под зиму.
Тем временем Володя Синичкин сообщил коллегам, что Карапетян останется немым навеки, что у него выкушен язык и теперь он не сможет говорить ни по-русски, ни по-армянски.
— Вот записочку передал! — и участковый протянул бумажку майору Погосяну.
Начальник ознакомился с содержанием послания и порылся у себя в затылке, вернее в наружной его части, почесав ежик жестких волос.
— В голове у Карапетяна помутилось малость! — прокомментировал майор. — Ну и не странно это при таких обстоятельствах!
Он сложил письмо вчетверо и засунул в карман кителя, висящего на спинке стула.
— Кушай шашлык! — предложил Погосян Синичкину, и когда оголодавший капитан принялся вгрызаться в сочные куски мяса, начальник мягко сообщил: — Тут на тебя жалоба телефонная поступила…
Майор хрустнул головкой зеленого лука и продолжал:
— Ты, мол, неоднократно мистифицируешь персонал нашего госпиталя! Мол, когда захочешь — надуваешь ноги, когда захочешь — сдуваешь! Хамишь старшим по званию и от рекорда уклоняешься! Требуют, чтобы на тебя взыскание наложили! Звездочку отобрали…
Синичкин лишь вздохнул:
— Глупые они!
— А ты, значит, умный! Один ты у нас умный!
Погосян раззадоривал себя, подспудно желая разрядиться на подчиненном.
— Да если бы ты умным был, ты бы это дурацкое ухо запрятал бы куда подальше, а не подкладывал всем свинью висяком!
— А ногу куда?
— Какого хрена ты вообще на этот карьер шляешься! — разошелся майор. — У тебя других объектов мало?
— Так ведь преступление обнаружилось, — оправдывался Синичкин.
— Да чихать я на твое преступление хотел! Из-за него нашему товарищу язык откусили!
— Кто? — встрял Зубов, принявший с обморозу сто грамм и по этому случаю настроенный благодушно.
— Не твое дело! — рыкнул Погосян. — Тьфу, чушь какая!..
— Так ведь пропал татарин! — продолжал гнуть свое участковый.
— Да и хрен с ним! Может, он в Крым подался, или еще куда!
— Без ноги и уха!
— Молчать! — взорвался майор и почувствовал на нервной почве расстройство желудка, погнавшее его в отхожее место.
— Проверь, чего там на пульте! — приказал Синичкин Зубову, и пока старшина послушно исполнял, Володя выудил из кителя командира карапетяновское письмо и прочитал его наскоро.
Из послания становилось ясно, что лейтенант подвергся нападению хищных рыб, которые откусили ему язык и лишили главного достоинства — бакенбард! Далее шел текст, который Синичкин воспринял как бред человека, пережившего шок. Текст сообщал такую вещь, которая не укладывалась в голове капитана и была абсолютно неправдоподобна. Он положил письмо на прежнее место и случайно рыгнул шашлычным духом.
— Свинья! — услышал участковый голос вернувшегося Погосяна и поздравил командира с облегчением.
— Уволят меня, — проговорил майор грустно и обреченно. — Не уберег подчиненного!..
— Да мы за вас, господин майор… — затряс кулаком Синичкин. — Мы за вас всем отделом!.. Нет вашей вины в том!
— Если меня уволят, я не знаю, что буду делать! У меня нет жены, у меня нет детей, что мне останется?
— А кто тогда готовит еду? — удивился капитан.
— Сам и готовлю, — признался майор. — Поеду воевать в Карабах!
— А там еще воюют?
— А черт его знает!..
Командир и подчиненный немного помолчали, объ-единенные общим лирическим настроем, у обоих на глаза навернулось даже по слезе, но они мужественно сдержались, приняв героические выражения лиц.
Вернулся Зубов и сообщил, что завтра природа охолодится до минус двадцати и что на газик нужна срочно зимняя резина, которая стоит денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92