— Машина будет через пятнадцать минут.
— Спасибо, — от всей души поблагодарил Петров.
— Мальчик?
— Что? — не понял грузчик.
— У вас мальчик?
— А-а… Нет, девочка.
— Сколько ей?
— Э-э… — он осекся и обернулся на спящую Жанну. — Восемь лет.
— Хороший возраст! Моей — десять!.. Ну всего хорошего вам, поправляйтесь. Сто двадцать третья!
От такого телефонного участия душа Мити согрелась, словно ее грелками обложили. Он вдруг захотел найти эту сто двадцать третью и как-то подружиться, что ли!.. Ему захотелось постоянного участия… Он еще долго не вешал трубку, слушая короткие гудки и ощущая ухом тепло нагретой пластмассы. Ему казалось, что это тепло сто… Остальные цифры Митя забыл…
«Скорая» действительно приехала через пятнадцать минут, но врач, в отличие от диспетчера, был мужчиной и, оглядев убогое жилище Мити, все понял.
— Давно пьете?
Грузчик решил теперь не врать.
— С детства.
— Ложитесь.
Ложиться было некуда, кроме раскладушки, на которой спала дочь. Но тут полотенце откинулось и из-под него выскользнуло очаровательное юное создание лет двенадцати, абсолютно голенькое и совершенно лишенное стыда. Обнаженная отошла к окну, повернувшись к врачу ягодицами, и принялась разглядывать вечернее небо.
— За это судят! — хриплым голосом произнес врач.
— Чего пялишься! — разозлился Петров. — Делом занимайся! Дочь это моя!
Врач сглотнул слюну и отвернулся от окна.
— Ложитесь!
Митя лег на раскладушку.
— На спину.
Петров перевернулся.
Врач принялся пальпировать печень, и при каждом его прикосновении грузчик вскрикивал.
— Терпи! — рыкнул врач и покосился в сторону окна.
Девушка по-прежнему смотрела на небо. Одно ее плечо было слегка опущено, а чудесная головка склонилась на другое.
— Ну чего там у меня? — морщился от боли Митя.
— У тебя печень раза в три больше, чем у нормального человека! — ответил врач и подумал, как от такого законченного урода произошла такая красавица. Еще он подумал, что алкоголик, вероятно, насчет отцовства нагло врет, хотя, с другой стороны, как он заманил к себе такую девушку?..
— Ну и что?
— Что? — не понял врач.
— Что печень у меня большая? — с удивлением сказал Митя. — У вас маленькая, у меня большая! И что?
Врач сегодня очень устал, был зол от утомления, да и по природе не был добрым, а потому, надавив еще раз на больной орган, произнес:
— Конец тебе приходит! Вот что!
Если бы он обернулся на этой фразе к окну, то, вероятно, заметил бы, как дернулось у девушки плечико, то, что повыше, к которому склонилась голова. Но врач поворотился чуть позже и чмокнул от удивления губами. Всю обнаженную спину девушки закрывали волосы. С вороным отливом, они отражали свет комнатной лампочки и все же еще были недостаточно длинны, чтобы целиком скрыть наготу, оставались округлые завершения ягодиц, которые чуть было не свели с ума уставшего мужчину своим бесстыдным намеком.
— Конец тебе! Конец! — процедил он.
— Что значит конец? — не понял Митя.
— То и значит, умираешь ты!
— Как это?
— Так, — врач что-то вколол в зад Петрову и грубо вытащил шприц обратно, повредив в мягком месте какой-то сосудик, отчего из-под бледной кожи протекла каплей кровь. — Как все! Цирроз!
Он быстро собрал свой чемодан и, стараясь не глядеть в сторону окна, вышел прочь.
После того как хлопнула входная дверь, Митя Петров начал умирать. Он это отчетливо понял и так похолодел нутром, что изо рта вышел дымок, как от жидкого азота.
Несмотря на сделанный врачом укол, грузчик почувствовал подступы какой-то грандиозной боли, какой не испытывал прежде и о которой даже не помышлял. Он сжался от страха, забыв натянуть после укола штаны, хотел было завыть, но родил лишь сип.
Она подошла неслышно и села рядом.
Митя открыл глаз, вытаращенный от ужаса, увидел Жанну и схватил ее за руку с такой силой, что мог бы, наверное, сломать кость. Но на лице девушки не дрогнул и мускул единый, она открыто улыбалась, и пахло от нее чем-то свежим и успокаивающим.
— Боюсь! Боюсь! — зашептал Митя.
Она покивала в знак согласия.
— Болит! Болит!
Еще раз кивнула.
— Ы-ы-ы-ыыы… — провыл грузчик надрывно. — Не хочу подыхать! Сука смерть! Тварь беззубая!!!
Жанна по-прежнему улыбалась. Ее алые губы приот-крылись, обнажая розовый язык.
— Не бойся, — произнесла девушка негромко.
— Ага, как же! Не ты подыхаешь, а я!
Он опять взвыл, а Жанна слегка наклонилась к нему и прикрыла махровым полотенцем его голый зад с засохшей кровавой каплей.
— Смерть избавит тебя от мучений. Когда твои органы не смогут работать и станут причинять тебе невыносимую боль, смерть все закончит.
Митю стошнило. Его вывернуло и от боли, и от страха одновременно. От этих же двух причин он ничего уже не мог сказать, лишь чувствовал, как задеревенела кожа на голове.
— Смерть не обратная сторона жизни, — продолжила Жанна, и Петрову показалось, что из ее чуть раскосого глаза выкатилась слезинка. — Смерть — это… — она подбирала слова. — Это — как снотворная таблетка… Ты засыпаешь после боли, а там сон…
— Ы-ы-ы-ы-ы…
Петров был не в состоянии воспринимать слова. У него невыносимо болело, рассудок перемешался, на кожу выпрыгнули крупные мурашки, и в паху стало чуть влажно. Митя скрипел зубами, лицо его окончательно теряло цвет, а несколько выпавших ресниц лежали на белых щеках черной щетиной.
— Папа, — сказала Жанна.
Его тело стало выгибаться, словно коромысло, корежилось из стороны в сторону, в уголках рта выступила желтоватая пенка.
— Если бы не смерть, то мучиться можно бесконечно, — как бы извиняясь, прошептала Жанна.
Наконец тело Мити затряслось в мелких конвульсиях, он уже растерял сознание и хватал воздух открытым ртом, надувая пенку, словно мыльный пузырь, пока она не лопнула.
Жанна глубоко вдохнула и выдохнула. Из ее рта вы-рвалось небольшое облачко синеватого цвета, которое проплыло около метра и влетело в оскаленный рот Мити. Петров рефлекторно глотнул, все его тело еще раз тряхнуло, будто током ожгло, он на миг широко открыл глаза, да так и остался лежать недвижимым, уставившись ледяными зрачками в небытие…
Митя Петров умер…
Девушка не стала закрывать глаза умершему, поднялась с раскладушки, подошла к засиженному мухами зеркалу, собрала роскошные волосы в пучок, коротко оглядела свое тело с маленькой розовой грудкой, подошла к шкафу, вытащила из него какие-то отцовские вещи и натянула их на себя.
Она ушла из дома, оставив дверь приоткрытой. Ее походка была легка, а лицо приподнято навстречу предновогоднему снегу…
Светка пришла на следующее утро. Она была крайне утомлена Митрохиным и Мыкиным, а потому долго не обращала внимания на Митю, лежащего с открытыми глазами.
— Все скоты! — бросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92