— Что, не будет в моей жизни поступков, заслуживающих почести?
— Такие поступки хоть и могут быть, но должны и будут оставаться незамеченными, — ответил Семен. — Не должно тобой двигать тщеславие, так как оно нивелирует даже подвиг.
Анна Карловна издала звук, похожий на карканье, и побежала в ванную, где ее вырвало.
— А если я просто хочу совершить подвиг?.. Всю жизнь мечтаю!
— Перестань кушать жирное, — посоветовал сын и погладил свою щеку, через кожу которой начали пробиваться темные волоски.
— Что? — не понял Володя.
— Не кушай сало, масло и прочие жиры.
— К чему это ты? — по-прежнему не понимал Синичкин.
— Это и будет твой подвиг.
— Не жрать сало и масло и есть подвиг?!! — возмутился капитан милиции. — Ну знаешь, сынок!..
— Каждому свой подвиг, и каждому по плечу.
— Ты хочешь сказать, что я не способен на настоящий поступок или геройство?
— Тебе не нужно быть героем. У тебя свое предназначение.
— Какое?!. — Синичкин начинал злиться сильно, а оттого отложил намазанный маслом бутерброд в сторону.
— Прожить жизнь просто — твое предназначение, — ответил Семен. — Ты мне не одолжишь бритву?
— Нет, постой! Так не пойдет! По-твоему, я должен просто есть, пить, спать, ходить на службу и ни о чем не помышлять?
— Не всякий помысел хорош.
Анна Карловна сидела на краю ванны и в отчаянии слушала разговор. Слово «помысел» вызвало в ней ассоциацию с церковью и религией. Ей почему-то было это неприятно чрезвычайно.
— А есть ли хороший помысел? — с сарказмом в голосе поинтересовался участковый.
— Есть.
— Какой же?
— Ну, например, не есть жирного.
— А-а-а! — разозлился вконец Синичкин. — Надоел ты мне со своим жирным! Сам ешь сало, за обе щеки уплетаешь! А мне не позволяешь! Мал еще, чтобы отца учить! — Он глотнул остывающего чаю.
— А у меня другой подвиг, — с удивительным спокойствием ответил подросток.
— Какой?
— Я стану деревом.
— Кем?
Чай пошел у Синичкина носом.
— Деревом.
Анну Карловну опять вытошнило. Одновременно с этим процессом она подумала, что, вероятно, ее муж сошел с ума, так как не понимает, что общается с младенцем, которому всего шесть дней от роду.
— А зачем тебе становиться деревом? — поинтересовался Володя с недоумением.
— Таково мое предназначение.
— По-твоему, подвиг и предназначение — одно и то же?
— Да.
— А есть ли что-нибудь между предназначением и подвигом? — задал вопрос Синичкин и сам таковому удивился.
На несколько секунд задумался и Семен.
— Не знаю, — ответил он. — Может быть, и есть. Вероятно, это неисполнение подвига. Холостой патрон.
— А-а, значит, неподчинение судьбе! — потер от удовольствия ладони Володя. — А не подчиняться судьбе — удел сильного! Я буду есть жирное! — и он откусил огромный кусок от бутерброда со свиной шейкой.
Семен с большим сожалением посмотрел на отца и тяжело вздохнул.
— Есть у батьки твоего пока мозги! — засмеялся участковый. — Пусть не ленинские, но и не куриные.
— Ты мне дашь бритву?
У Синичкина сложилось хорошее настроение, и поэтому он ответил, улыбаясь до металлических коронок:
— Конечно, даже новое лезвие вставлю!
— Спасибо.
— А как у тебя, сынок, с девочками? — хитро прищурился Володя, дожевав бутерброд.
На этот вопрос из ванной выскочила Анна Карловна и закричала на мужа, обращаясь к нему почему-то на вы:
— Вы дурак! Вы кретин! У вас куриные мозги!
Синичкин в изумлении открыл рот и даже хохотнул нервно.
— Беда с нашей мамкой! — прошептал он сыну, заслонившись от Анны Карловны ладонью. — Врача, может, вызвать?
— С ума сошел! — продолжала кричать жена, так что соседи сверху застучали по трубе. — Слышал бы эти бредни мой отец!
— Пожалей его, — вдруг сказал Семен и посмотрел на мать черными глазами.
— А… — осеклась Анна Карловна. — Что?!.
— Он не виноват.
— В чем не виноват?
— Ни в чем.
— А я его разве виню?
На этот раз осекся Семен. Он перевел недоуменный взгляд на отца.
— Женщины, — развел руками Володя.
— А ты кто такой?! — спросила Анна Карловна Семена.
В таких странных ситуациях женщина сначала может потеряться, а потом, словно кошка, встать на защиту семейства.
— Я твой сын, — ответил подросток.
— Чего?!! — в манере Анны Карловны говорить появилось что-то от хабалки. Она уставила руки в боки и откинула слегка голову назад. — Чей ты сын?!. А?!. Я тебя чего, рожала?..
— Нет. Ты родить не можешь.
Женщина застыла в немом вопросе.
— У тебя непроходимость труб, — пояснил Семен.
— Да ладно, — вступился за жену Синичкин. — Чего бедную женщину судить! У меня все равно семя мертвое!..
— У тебя семя живое.
— Как? — участковый посмотрел на жену. — Как же, Аня?..
Хабалка уступила место обыкновенной несчастной бабе, которая вдобавок залилась слезами.
— Да, — подтвердила Анна Карловна. — Да, обманула я тебя, Володечка. У меня трубы не в порядке!..
— А зачем же ты!..
— А что мне оставалось делать! Мне ребеночка хотелось!
— Сказала бы по-простому, а то — семя мертвое… Унизила… Я же не зверь какой…
— Боялась…
— Ну и не плачь! — Синичкин погладил жену по бедру. — Ну и не страшно!.. Я не обижаюсь больше…
— Правда?..
От проявленного к ней великодушия Анна Карловна еще пуще зашлась слезами, а потом с ненавистью взглянула на Семена.
— Черт!
— Неправда, — помотал головой подросток.
— Ну зачем ты так, Анечка, — расстроился участковый.
— А чего он?
— Чего? — не понял милиционер.
— Чего я? — поинтересовался и подросток. — Я — сын ваш. А дети всякие бывают. Больные и убогие, глупые и умные! Но я — не черт!
— Ты — убогий!
— Пусть так, — согласился Семен. — Я скоро уйду.
— Мы тебя не гоним, — пожалел сына Синичкин.
— Мне самому нужно.
— А-а, — вспомнил Володя. — Деревом становиться.
— Ага.
— Не могу мешать предназначению!.. Или подвигу?..
— Корням.
— Чего?
— Их росту, — пояснил подросток.
— А куда пойдешь?
— Найду куда встать. Места много, а Россия большая.
— Ну-ну.
— И когда в путь? — всхлипнула Анна Карловна.
Семен задумался, а потом ответил точно:
— Через пятьсот тридцать шесть секунд.
— Значит, через пять минут, — прикинул Синичкин.
— Через девять, — машинально поправила жена.
— А я хотел Жечку Жечкова пригласить, чтобы он тебя на камеру снял, как чудо природы! Хочешь славы?
— Слава — часть моего подвига. Так что не нужно Жечки!
— Ну смотри…
Все остальные восемь минут семейство промолчало, словно на похоронах. На девятой подросток встал, поправил отцовы брюки, застегнул рубашку на верхнюю пуговицу и поклонился родителям в ноги.
— Спасибо за то, что вырастили! Не держите зла! За этим прощайте!..
Он вышел в дверь, спустился на улицу и пошел по свежему снегу в сторону Ботанического сада. Там он прошел в ворота, причем билет у него не спросили, да и вслед не посмотрели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92