— Оттуда!.. Ты что думаешь, я не помню, где твоему мужу квартиру дали, когда вы развелись?!. Кто бумаги подписывал в муниципалитет?.. — Директор сдержал раздражение. — Ильясов хороший продавец, у него своя клиентура, а к тебе только случайные ходят!..
— Конечно, съезжу, — тут же согласилась продавщица, и согласие ее было выражено сладким, покорным голоском. — Разве я могу забыть вашу помощь!
— Так-то!..
Колбасница увидела в окне голубя и зашикала на приблудную птицу, а поскольку убогая не реагировала на шипение, запустила в нее колбасным огрызком.
Илья сорвался с окна и полетел в подворотню, где находился разгрузочный желоб магазина, возле которого обычно сидели грузчики в ожидании машины.
Он не ошибся, рассчитывая обнаружить среди работяг Петрова. Нетрезвый и угрюмый, тот сидел на алюминиевой таре из-под сметаны и держал в руке черную нитку, оканчивающуюся на асфальте слабо различимым кругом-ловушкой, в которой сновали разномастные голуби, жадно склевывающие хлебное крошево.
Глаза Петрова были подернуты сальной пленочкой, а губы чуть приоткрыты из-за неправильного прикуса желтых зубов, выпирающих изо рта по-заячьи. Вероятно, он мучился похмельем, так как тяжело дышал и рука, удерживающая конец нитки, тряслась, будто паркинсонная. На мгновение Петров задержал дыхание, а потом, дернувшись всем телом, взметнув рукой ввысь, подсек нитью что было силы и запутал лапы юной голубки с коричневыми перьями на крыльях. Молодая, она попыталась было взлететь к небесам, но нитка удержала ее порыв, и она упала с высоты о землю, больно ударившись грудкой. Голубка жалобно закурлыкала, а ловец притянул к себе нитку с добычей и уложил птицу на колени, поглаживая ее перья возбужденно.
— Ишь, красавица! — признал кто-то из грузчиков.
— Хороша, — прогундел Петров в ответ, а затем вдруг быстро зажал головку голубки между указательным и средним пальцем и резко встряхнул. Слабенькие шейные позвонки птицы не выдержали, тельце, оторвавшись от головы, отлетело в сторону и забилось в конвульсиях. Петров несколько секунд с удовольствием наблюдал приход смерти и откинул затем ненужную голову с потухшими глазами к мусорным бакам.
— И зачем тебе это надо? — брезгливо спросил кто-то из грузчиков.
— Тебе-то что! — огрызнулся ловец.
— Мне ничего.
— Так сиди и молчи!
Он поправил нитяной круг, достал из кармана штанов белую горбушку и, покрошив мякотью в ловушку, опять уселся на сметанную тару и заговорил ласково: «Гули-гули-гули!»
Глупые птицы вновь слетелись на богатую приманку и принялись склевывать хлеб. Среди разномастных голубей клевал и Илья, но в отличие от остальных он не терял головы и то и дело поглядывал на трясущуюся руку Петрова.
Он почувствовал рывок за долю секунды и взмахнул отчаянно крыльями, пугая товарищей, которые незамедлительно взлетели и расселись по ближайшим карнизам. Сам же Илья вовсе не собирался взлетать, а лишь поднял здоровую ногу, оставаясь на секунду опертым на кровоточащую культю, которая через мгновение была подсечена шелковой ниткой и перетянута в самом основании.
— Ты смотри, инвалид попался! — почему-то обрадовался Петров, притягивая к себе пойманную птицу. — Уж кто-то до меня постарался! Оторвал ногу, как полагается!.. — На секунду грузчику показалось, что в раскрытом клюве голубя сверкнул золотой зуб, но он сразу так и решил, что показалось. — Ну, чтоб не мучился!..
Он потянулся было за голубем, но сизарь, поначалу абсолютно безвольный, внезапно встрепенулся, взмахнул крыльями, взлетел на высоту нитки, развернулся и спикировал прямо на лицо Петрова, стараясь угодить тому клювом в самый глаз. Это удалось, и грузчик истошно заорал, хватаясь за физиономию.
— А-а-а! — орал он на весь двор. — Глаз!.. Глаз!..
Сидящие рядом коллеги по цеху отреагировали на происшедшее слабо, просто поднялись со своих мест и сменили дислокацию — пошли обедать.
— «Скорую» мне! «Скорую»! — выл Петров, стараясь удержать льющуюся из пустой глазницы кровь.
Это тебе за сомика и за голубей! — проговорил мысленно Илья и взлетел, утаскивая за собой нитку, ставшую жгутом и остановившую кровь на культе.
Он приземлился совсем скоро, на мусорный контейнер, в котором углядел говяжьи кости. Прежде чем начать склевывать остатки мяса, Илья откусил ненужный кусок нитки, а уж потом позволил себе расслабиться и начать насыщаться. Татарин-птица ел долго, пока не отвисло брюшко и не стали слипаться глаза. Он заснул здесь же, в мусорном контейнере, и снилась ему икряная кладка на дне озерном, а потом юная Айза в человечьем обличье, совсем юная, в прозрачной рубашке и улыбающаяся приветливо во весь рот.
Проснулся Илья к вечеру. Жутко болел живот, и татарин пришел к выводу, что мясо не пища для голубя, слишком нежен желудок, или говядина попалась сильно порченая. Его несколько раз вывернуло наизнанку, а затем он выбрался из мусорного контейнера, взлетев на его бортик. Он уже более-менее прилично держал равновесие на здоровой лапке, а к пущей радости отмечал, что культя более не кровоточит, перетянутая ниткой.
Все в природе говорило о том, что скоро небеса, словно большие мешки, просыплются на землю первым снегом, и Илья решил лететь поближе к своему человеческому дому, посмотреть, что происходит в нем, и при благоприятной ситуации заночевать в теплой квартире, благо, когда его тело выпадало из окна, окно не захлопнулось.
Вечером лететь совсем не то, что днем. Меньше ориентиров, гораздо холоднее и встречаются неожиданные воздушные потоки.
Илья махал крыльями, иногда планировал, отдыхая, опускался ниже к земле, рассматривая человеческую жизнь, но не думал о ней, как о какой-то значительной потере. Он просто смотрел безучастно, простым наблюдателем, как люди в свою очередь от лени разглядывают пасущихся на городских площадях голубей.
Через полтора часа он приблизился к своим новостройкам и поднялся до двенадцатого этажа, к окнам своей квартиры, почему-то освещенной всеми светильниками.
Илья приземлился на жестяной карниз, затормозил на нем когтями и увидел сквозь распахнутое окно милиционера, какую-то женщину со стамеской в руках и все семейство Митрохиных в сборе.
— А где же трупик? — спросил милиционер, и татарин понял, что разыскивают его тело, думая, что он погиб. Вероятно, обнаружили отрубленную ногу возле карьера и одежду.
Еще Илья вглядывался в мертвенно-бледное лицо Митрохина-хозяина и отчетливо видел, как он нервничает, как старается держать себя в руках, что ему удается плохо.
Должно быть, он думает, что убил меня там, на озере, ударив по голове ледорубом, — решил Илья. — Пусть думает, пусть мучается.
Еще он подумал, что милиционер глупый, раз он не видит чрезмерных волнений понятого, но одновременно что-то и нравилось татарину в облике капитана, что-то неведомое притягивало к себе, как будто родственность душ обнаружилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92