ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Ввиду того что привычка принуждает нас переносить прошлое на будущее во
всех наших заключениях, мы с полной уверенностью, не оставляя места для
обратных предположений, ожидаем события там, где прошлое было вполне
правильным и единообразным. Но если различные действия вытекали из причин,
внешне в точности похожих друг на друга, то все эти различные действия
должны прийти нам на ум при перенесении прошлого на будущее и мы должны
принимать их в расчет, когда определяем вероятность события. Хотя мы отдаем
предпочтение тому действию, которое было самым обычным, и верим, что
воспоследует именно оно, мы не должны оставлять без внимания другие
действия, но обязаны признать наличие определенного веса и силы у каждого
из них, пропорционально тому, насколько часто мы с ним встречались. Почти
во всех странах Европы можно с большей вероятностью ожидать в течение
января мороза, чем предполагать, что весь этот месяц сохранится мягкая
погода, но вероятность эта меняется в зависимости от климата и приближается
к достоверности в более северных государствах. Итак, перенося прошлое на
будущее, чтобы определить действие, которое окажется результатом
какой-нибудь причины, мы, по-видимому, переносим различные события в той же
пропорции, в какой они встречались в прошлом, представляя себе, что одно из
них произошло, например, сто раз, другое - десять, а третье - только
однажды. Так как большое число возможностей совпадает здесь в одном
событии, они подкрепляют и подтверждают его в нашем воображении, порождают
то чувство, которое мы называем верой, и дают объекту этого чувства
преимущество перед противоположным событием, которое не подкреплено таким
же числом опытов и не так часто приходит на ум при перенесении прошлого на
будущее. Пусть кто-либо попробует объяснить эту операцию ума с помощью
какой-нибудь из общепризнанных систем философии, и он увидит, как это
трудно. Что касается меня, то я сочту себя удовлетворенным, если мои
замечания возбудят любопытство философов и покажут им, как
неудовлетворительно трактуются во всех распространенных теориях столь
любопытные и глубокие вопросы.


ГЛАВА VII ОБ ИДЕЕ НЕОБХОДИМОЙ СВЯЗИ
Часть 1
Великое преимущество математических наук перед моральными состоит в том,
что идеи первых, будучи доступными ощущению, всегда ясны и определенны;
малейшее различие между этими идеями может быть замечено, и одинаковые
термины всегда выражают одни и те же идеи без какой-либо двусмысленности
или непостоянства. Овал никогда не принимают за круг, а гиперболу - за
эллипс. Равнобедренный и разносторонний треугольники отделены друг от друга
более точными границами, нежели порок от добродетели и добро от зла. Когда
в геометрии определяется какой-нибудь термин, наш ум всегда с готовностью
сам по себе подставляет определение на место определяемого термина, а если
мы даже и не прибегаем к определению, то сам объект может быть воспринят
чувствами, так что у нас возникает устойчивое и ясное представление о нем.
Но более тонкие духовные переживания, операции разума, разнообразные
волнения страстей, будучи сами по себе в сущности отчетливо
разграниченными, легко ускользают от нас, когда мы делаем их объектом
рефлексии, и не в нашей власти вновь вызывать первичный объект всякий раз,
как нам случится его рассматривать. В силу этого двусмысленность постепенно
вкрадывается в наши рассуждения: похожие друг на друга объекты мы легко
принимаем за тождественные, и заключение в конце концов очень сильно
отклоняется от посылок.
Несмотря на это, мы можем смело утверждать, что, если рассматривать
указанные науки в надлежащем свете, их преимущества и неудобства почти
возмещают друг друга и ставят их в равное положение. Пусть наш ум с большей
легкостью сохраняет ясными и определенными геометрические идеи, - зато для
того, чтобы достичь более сложных истин этой науки, он должен протянуть
гораздо более длинную и запутанную цепь рассуждений и сопоставить гораздо
более удаленные друг от друга идеи. И если моральные идеи, когда не
соблюдаются все предосторожности, легко становятся темными и смутными, то
выводы в относящихся к ним рассуждениях гораздо более кратки и
посредствующих ступеней, ведущих к заключению, гораздо меньше, чем в
науках, трактующих о количестве и числе. Действительно, мы едва ли найдем у
Евклида хоть одно положение, которое столь просто, что не состоит из
большего числа частей, чем какое-либо моральное рассуждение, не вдающееся в
область химер и вымыслов. Если нам удастся сделать хоть несколько шагов,
прослеживая принципы человеческого ума, мы можем быть очень довольны своими
успехами, принимая в соображение то, как быстро природа преграждает путь
всем нашим исследованиям относительно причин и приводит нас к осознанию
нашего невежества. Таким образом, главным препятствием для наших успехов в
моральных или метафизических науках является темнота идей и двусмысленность
терминов; главное же затруднение в математике состоит в протяженности
умозаключений и обилии размышлений, необходимых для того, чтобы прийти к
какому-нибудь выводу; и, быть может, нашим успехам в естественной философии
препятствует главным образом недостаток необходимых опытов и явлений,
которые часто оказываются открытыми случайно и не всегда могут быть
найдены, когда это нужно, даже посредством самого прилежного и вдумчивого
исследования. А поскольку моральная философия, по-видимому, пока достигла
меньших успехов, чем геометрия или физика, то мы можем вывести отсюда, что
если в этом отношении между упомянутыми науками и существует различие, то
для преодоления трудностей, мешающих прогрессу первой, требуются большая
тщательность и большие дарования.
В метафизике нет более темных и неопределенных идей, чем идеи мощи, силы,
энергии или необходимой связи, с которыми нам приходится постоянно иметь
дело во всех своих рассуждениях. Поэтому мы постараемся в данной главе по
возможности установить точное значение этих терминов и устранить таким
образом хотя бы часть той темноты, в которой так часто обвиняют этот вид
философии.
Положение, что все наши идеи суть не что иное, как копии наших впечатлений,
или, другими словами, что мы не можем мыслить что-либо, чего предварительно
не воспринимали с помощью внешних чувств или же внутреннего чувства, не
вызовет, как мне думается, особых споров. Я старался объяснить и доказать
это положение и выразил надежду на то, что путем его правильного применения
люди могут добиться большей ясности и точности в философских рассуждениях,
чем та, которой они до сих пор были в состоянии достигнуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51