Но, несмотря на все свое правдоподобие и возвышенность,
на практике этот довод вскоре оказывается слабым и недействительным. Без
сомнения, вы скорее раздражите, чем успокоите человека, прикованного к
постели мучительной подагрой, если будете проповедовать ему справедливость
общих законов, которые породили в его организме вредоносные соки и провели
их по соответствующим каналам к жилам и нервам, где они вызывают в
настоящее время столь острые мучения: Такие широкие взгляды могут на минуту
прельстить воображение теоретика, пребывающего в покое и безопасности, но
не способны постоянно сохранять господство над его умом, хотя бы последний
и не был потрясен страданиями или аффектами; тем менее могут эти взгляды
устоять, подвергшись нападению таких могучих соперников. Аффекты вызывают в
нас более узкий и естественный взгляд на их объект; придерживаясь порядка,
более приличествующего немощи человеческого духа, мы принимаем в расчет
только окружающие нас существа, и действовать нас заставляют такие явления,
которые кажутся добром или злом в пределах этой частной системы.
С нравственным злом дело обстоит так же, как и с физическим. Нет оснований
предполагать, что отдельные соображения, столь мало убедительные по
отношению к последнему, окажут более сильное влияние, будучи применены к
первому. Дух человеческий создан природой так, что пристолкновении с
некоторыми характерами, наклонностями и поступками он мгновенно испытывает
чувство одобрения или порицания, и нет эмоций, которые были бы более
существенными для его строения и склада. Одобрение у нас вызывают главным
образом характеры, способствующие миру и безопасности человеческого
общества, а порицание-преимущественно те характеры, которые вредны обществу
и разрушают его. Поэтому с полным основанием можно предположить, что
нравственные чувствования прямо или косвенно обусловлены размышлением над
этими противоположными интересами. Пусть философские размышления приводят к
иному мнению или предположению, а именно к тому, что в отношении к целому
все справедливо и что качества, вредные для общества, в сущности так же
благодетельны и так же соответствуют изначальному стремлению природы, как и
те, которые более непосредственно способствуют его счастью и
благосостоянию. Но разве такие отдаленные и шаткие умозрения в состоянии
одержать верх над чувствами, вызываемыми естественным и непосредственным
взглядом на вещи? Разве досада человека, у которого украли значительную
сумму денег, сколько-нибудь умеряется подобными возвышенными размышлениями?
Так почему бы не считать совместимым с последними моральное негодование
человека по поводу преступления? Почему бы признание реального различия
между пороком и добродетелью, равно как и между физической красотой и
безобразием, не могло быть примирено со всеми умозрительными философскими
системами? То и другое различие основано на естественных чувствах
человеческого духа, и чувства эти не должны ни подчиняться каким-либо
философским теориям или умозрениям, ни изменяться под их влиянием.
Второе возражение не допускает столь легкого и удовлетворительного ответа,
и нет возможности объяснить, каким образом Божество может быть косвенной
причиной всех поступков людей, не будучи виновником греха и
безнравственности. Все это тайны, с которыми предоставленный сам себе
естественный разум не способен справиться; какой бы системы он ни
придерживался, он с каждым шагом, предпринимаемым для разрешения подобных
вопросов, непременно будет запутываться в безысходных затруднениях и даже
противоречиях. Примирение безразличия и случайности человеческих поступков
с предвидением или же оправдание безусловных велений Божества и в то же
время освобождение его от виновности в грехе до сих пор превышали силы
философии. Для нее окажется счастьем, если она после всего сказанного
сознает всю дерзость своих стремлений проникнуть в эти возвышенные тайны и,
оставив область, полную столь темных вопросов и недоразумений, с подобающей
ей скромностью вернется к своей истинной и настоящей задаче- рассмотрению
обыденной жизни; здесь она найдет достаточно затруднений, к которым может
приложить свои изыскания, не пускаясь в необъятный океан сомнений,
колебаний и противоречий.
ГЛАВА IX О РАССУДКЕ ЖИВОТНЫХ
Все наши заключения относительно фактов основаны на своего рода аналогии,
заставляющей нас ожидать от всякой причины тех же действий, которые, по
нашему наблюдению, вызывались сходными с ней причинами. Если причины вполне
сходны, то аналогия совершенна и заключение, выведенное на ее основании,
считается достоверным и убедительным. При виде куска железа никто никогда
не сомневается, что найдет в нем вес и сцепление частиц, как и во всех
других кусках железа, которые ему приходилось наблюдать. Но если объекты не
отличаются столь полным сходством, то и аналогия менее совершенна, а
заключение менее убедительно, хотя оно все же сохраняет некоторую силу в
зависимости от степени подобия и сходства. Посредством заключений этого
вида анатомические наблюдения, сделанные над одним животным, переносятся
нами на всех; если, например, вполне доказано, что кровообращение
наблюдается у одного животного, как-то у лягушки или рыбы, то это дает нам
сильное основание предполагать, что оно должно иметь место и у всех.
Подобные наблюдения, основанные на аналогии, могут быть распространены еще
дальше и приложены даже к той науке, которую мы в настоящее время трактуем.
Всякая теория, с помощью которой мы объясняем операции человеческого ума
или происхождение и связь человеческих аффектов, приобретает большую
достоверность, если мы найдем, что та же теория необходима для объяснения
тех же явлений у всех других живых существ. Попробуем приложить это к той
гипотезе, с помощью которой мы старались в предшествующих рассуждениях
объяснить все заключения из опыта; мы надеемся, что эта новая точка зрения
будет способствовать подтверждению всех прежних замечаний.
Во-первых, очевидно, что животные подобно людям многому научаются из опыта
и заключают, что одинаковые явления всегда будут следовать из одинаковых
причин. Благодаря этому принципу они знакомятся с наиболее наглядными
свойствами внешних объектов и мало-помалу с самого своего рождения
накопляют запас знаний относительно природы огня, воды. земли, камней,
высот, глубин и т.п., а также относительно действий, ими производимых.
Невежество и неопытность молодых животных ясно видны в сравнении с
хитростью и проницательностью старых, научившихся путем долгого наблюдения
избегать того, что им вредило, и стремиться к тому, что доставляло им
удобство или удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
на практике этот довод вскоре оказывается слабым и недействительным. Без
сомнения, вы скорее раздражите, чем успокоите человека, прикованного к
постели мучительной подагрой, если будете проповедовать ему справедливость
общих законов, которые породили в его организме вредоносные соки и провели
их по соответствующим каналам к жилам и нервам, где они вызывают в
настоящее время столь острые мучения: Такие широкие взгляды могут на минуту
прельстить воображение теоретика, пребывающего в покое и безопасности, но
не способны постоянно сохранять господство над его умом, хотя бы последний
и не был потрясен страданиями или аффектами; тем менее могут эти взгляды
устоять, подвергшись нападению таких могучих соперников. Аффекты вызывают в
нас более узкий и естественный взгляд на их объект; придерживаясь порядка,
более приличествующего немощи человеческого духа, мы принимаем в расчет
только окружающие нас существа, и действовать нас заставляют такие явления,
которые кажутся добром или злом в пределах этой частной системы.
С нравственным злом дело обстоит так же, как и с физическим. Нет оснований
предполагать, что отдельные соображения, столь мало убедительные по
отношению к последнему, окажут более сильное влияние, будучи применены к
первому. Дух человеческий создан природой так, что пристолкновении с
некоторыми характерами, наклонностями и поступками он мгновенно испытывает
чувство одобрения или порицания, и нет эмоций, которые были бы более
существенными для его строения и склада. Одобрение у нас вызывают главным
образом характеры, способствующие миру и безопасности человеческого
общества, а порицание-преимущественно те характеры, которые вредны обществу
и разрушают его. Поэтому с полным основанием можно предположить, что
нравственные чувствования прямо или косвенно обусловлены размышлением над
этими противоположными интересами. Пусть философские размышления приводят к
иному мнению или предположению, а именно к тому, что в отношении к целому
все справедливо и что качества, вредные для общества, в сущности так же
благодетельны и так же соответствуют изначальному стремлению природы, как и
те, которые более непосредственно способствуют его счастью и
благосостоянию. Но разве такие отдаленные и шаткие умозрения в состоянии
одержать верх над чувствами, вызываемыми естественным и непосредственным
взглядом на вещи? Разве досада человека, у которого украли значительную
сумму денег, сколько-нибудь умеряется подобными возвышенными размышлениями?
Так почему бы не считать совместимым с последними моральное негодование
человека по поводу преступления? Почему бы признание реального различия
между пороком и добродетелью, равно как и между физической красотой и
безобразием, не могло быть примирено со всеми умозрительными философскими
системами? То и другое различие основано на естественных чувствах
человеческого духа, и чувства эти не должны ни подчиняться каким-либо
философским теориям или умозрениям, ни изменяться под их влиянием.
Второе возражение не допускает столь легкого и удовлетворительного ответа,
и нет возможности объяснить, каким образом Божество может быть косвенной
причиной всех поступков людей, не будучи виновником греха и
безнравственности. Все это тайны, с которыми предоставленный сам себе
естественный разум не способен справиться; какой бы системы он ни
придерживался, он с каждым шагом, предпринимаемым для разрешения подобных
вопросов, непременно будет запутываться в безысходных затруднениях и даже
противоречиях. Примирение безразличия и случайности человеческих поступков
с предвидением или же оправдание безусловных велений Божества и в то же
время освобождение его от виновности в грехе до сих пор превышали силы
философии. Для нее окажется счастьем, если она после всего сказанного
сознает всю дерзость своих стремлений проникнуть в эти возвышенные тайны и,
оставив область, полную столь темных вопросов и недоразумений, с подобающей
ей скромностью вернется к своей истинной и настоящей задаче- рассмотрению
обыденной жизни; здесь она найдет достаточно затруднений, к которым может
приложить свои изыскания, не пускаясь в необъятный океан сомнений,
колебаний и противоречий.
ГЛАВА IX О РАССУДКЕ ЖИВОТНЫХ
Все наши заключения относительно фактов основаны на своего рода аналогии,
заставляющей нас ожидать от всякой причины тех же действий, которые, по
нашему наблюдению, вызывались сходными с ней причинами. Если причины вполне
сходны, то аналогия совершенна и заключение, выведенное на ее основании,
считается достоверным и убедительным. При виде куска железа никто никогда
не сомневается, что найдет в нем вес и сцепление частиц, как и во всех
других кусках железа, которые ему приходилось наблюдать. Но если объекты не
отличаются столь полным сходством, то и аналогия менее совершенна, а
заключение менее убедительно, хотя оно все же сохраняет некоторую силу в
зависимости от степени подобия и сходства. Посредством заключений этого
вида анатомические наблюдения, сделанные над одним животным, переносятся
нами на всех; если, например, вполне доказано, что кровообращение
наблюдается у одного животного, как-то у лягушки или рыбы, то это дает нам
сильное основание предполагать, что оно должно иметь место и у всех.
Подобные наблюдения, основанные на аналогии, могут быть распространены еще
дальше и приложены даже к той науке, которую мы в настоящее время трактуем.
Всякая теория, с помощью которой мы объясняем операции человеческого ума
или происхождение и связь человеческих аффектов, приобретает большую
достоверность, если мы найдем, что та же теория необходима для объяснения
тех же явлений у всех других живых существ. Попробуем приложить это к той
гипотезе, с помощью которой мы старались в предшествующих рассуждениях
объяснить все заключения из опыта; мы надеемся, что эта новая точка зрения
будет способствовать подтверждению всех прежних замечаний.
Во-первых, очевидно, что животные подобно людям многому научаются из опыта
и заключают, что одинаковые явления всегда будут следовать из одинаковых
причин. Благодаря этому принципу они знакомятся с наиболее наглядными
свойствами внешних объектов и мало-помалу с самого своего рождения
накопляют запас знаний относительно природы огня, воды. земли, камней,
высот, глубин и т.п., а также относительно действий, ими производимых.
Невежество и неопытность молодых животных ясно видны в сравнении с
хитростью и проницательностью старых, научившихся путем долгого наблюдения
избегать того, что им вредило, и стремиться к тому, что доставляло им
удобство или удовольствие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51