Во всех суждениях такого рода надо принимать в расчет множество
условий, а последнее мерило, с помощью которого мы разрешаем все возможные
споры по этому поводу, всегда берется из опыта и наблюдения. Если этот опыт
не вполне единообразен, он подобно всякому другому роду очевидности
сопровождается неизбежной противоречивостью наших суждений, а также
противоположностью и взаимным исключением аргументов. Мы часто колеблемся,
принимать ли показания других людей, взвешиваем противоположные
обстоятельства, вызывающие сомнение или неуверенность, и когда открываем
превосходство одной из сторон, то склоняемся к ней, хотя наша уверенность
все же уменьшается по мере усиления противоположной стороны.
В данном случае противоположность очевидностей может быть вызвана
различными причинами: противоречивостью свидетельств, характером или числом
свидетелей, тем способом, каким они дают свои показания, или же
совокупностью всех этих условий. Мы относимся с недоверием к какому-нибудь
факту, когда свидетели противоречат друг другу, когда их немного или же они
не возбуждают доверия, когда они заинтересованы в том, что утверждают,
когда они дают свои показания неуверенно или, наоборот, сопровождают их
слишком горячими заверениями. Существует много подобного рода
обстоятельств, способных уменьшить или свести на нет силу всякого
аргумента, основанного на свидетельстве людей. Предположим, например, что
факт, который мы стараемся установить с помощью людских свидетельств,
принадлежит к разряду необычных и чудесных; в таком случае очевидность
факта, основанная на этих свидетельствах, может в той или иной степени
уменьшиться пропорционально тому, насколько необычен сам факт. Причина
нашего доверия к свидетелям и историкам основана не на какой-либо связи,
которую мы a priori усматриваем между свидетельством и реальностью, а на
том, что мы привыкли находить соответствие между первым и второй. Но когда
засвидетельствованный факт принадлежит к разряду тех, которые мы наблюдали
очень редко, то происходит столкновение между двумя противоположными
опытами, один из которых опровергает другой, насколько позволяет его сила,
а преобладающий может воздействовать на наш ум лишь благодаря той силе,
которая у него остается. Тот же самый принцип опыта, который дает нам
некоторую долю уверенности в показаниях свидетелей, в этом случае в еще
большей мере удостоверяет нам несуществование факта, который они стараются
установить; а это противоречие влечет за собой сопоставление веры, с одной
стороны, и авторитета- с другой, и их взаимное уничтожение.
Я не поверил бы этому рассказу, даже если бы его передал мне сам Катан, -
вот поговорка, существовавшая в Риме еще при жизни этого
философа-патриота*.
* Plutarch in Vita Catonis.
Таким образом, допускалось, что недостоверность факта может поколебать даже
такой авторитет.
Индийский князь, поначалу отказавшийся верить рассказам о действии мороза,
рассуждал правильно; и естественно, что потребовались очень веские
свидетельства для того, чтобы заставить его согласиться с фактами,
обусловленными состоянием природы, совершенно незнакомым ему и столь мало
похожим на те явления, с которыми dH постоянно и регулярно знакомился на
опыте. Хотя эти факты не противоречили его опыту, однако они и не
согласовались с ним*.
* Конечно, ни один индиец не мог бы знать из опыта, замерзает ли вода в
холодном климате; ведь там природа находится в совершенно незнакомом ему
состоянии, и к чему оно приводит, он не может узнать a priori. Это было бы
для него совершенно новым опытом, а результаты такового всегда
неопределенны. Иногда, конечно, можно предполагать на основании аналогии,
каков будет результат, но предположение это так и останется предположением.
Надо признать, что в данном примере замерзание воды происходит вопреки
правилам аналогии и ни один разумный индиец не мог бы его предвидеть.
Действие холода на воду не является постепенным, зависящим от степеней
холода; как только вода достигает точки замерзания, она в одно мгновение
переходит из совершенно жидкого состояния в состояние полной твердости. В
силу этого подобное явление может быть названо необычным и требующим очень
веских свидетельств для того, чтобы люди, живущие в теплом климате,
поверили в его реальность; но все же оно не чудесно и не противоречит тому
порядку природы, который единообразно наблюдается нами на опыте при
одинаковых условиях. Жители Суматры всегда видели воду жидкой в своем
климате, и замерзание их рек должно было бы считаться чудом. Но они никогда
не видели воды в Московии в зимнее время и поэтому не могут знать ничего
достоверного о влиянии на нее холода в этой стране.
Но для того чтобы стала большей вероятность доказательства, противоречащего
показаниям свидетелей, предположим, что утверждаемый ими факт не только
необычен, но и прямо-таки чудесен; предположим также, что свидетельство,
рассматриваемое отдельно, само по себе, равносильно полному доказательству;
в таком случае у нас налицо два противоречащих друг другу доказательства,
из которых сильнейшее должно одержать верх, причем сила его ослабеет
пропорционально силе противного доказательства.
Чудо есть нарушение законов природы, а так как эти законы установил твердый
и неизменный опыт, то доказательство, направленное против чуда, по самой
природе факта настолько же полно, насколько может быть полным аргумент,
основанный на опыте. Почему более чем вероятно, что все люди должны
умереть, что свинец не может сам собой висеть в воздухе, что огонь
истребляет дерево и заливается водой? Только потому, что эти явления
согласуются с законами природы и требуется нарушение этих законов или,
другими словами, чудо для того, чтобы их предотвратить. То, что совершается
согласно общему течению природы, не считается чудом. Не чудо, если человек,
казалось бы, пребывающий в полном здравии, внезапно умрет, ибо, хотя такая
смерть и более необычна, чем всякая другая, тем не менее мы нередко
наблюдали ее. Но если умерший человек оживет, это будет чудом, ибо такое
явление не наблюдалось никогда, ни в одну эпоху и ни в одной стране. Таким
образом, всякому чудесному явлению должен быть противопоставлен
единообразный опыт, иначе это явление не заслуживает подобного названия. А
так как единообразный опыт равносилен доказательству, то против
существования какого бы то ни было чуда у нас есть прямое и полное
доказательство, вытекающее из самой природы факта, причем оно может быть
опровергнуто только противоположным, более сильным доказательством и только
в последнем случае чудо может стать вероятным*.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
условий, а последнее мерило, с помощью которого мы разрешаем все возможные
споры по этому поводу, всегда берется из опыта и наблюдения. Если этот опыт
не вполне единообразен, он подобно всякому другому роду очевидности
сопровождается неизбежной противоречивостью наших суждений, а также
противоположностью и взаимным исключением аргументов. Мы часто колеблемся,
принимать ли показания других людей, взвешиваем противоположные
обстоятельства, вызывающие сомнение или неуверенность, и когда открываем
превосходство одной из сторон, то склоняемся к ней, хотя наша уверенность
все же уменьшается по мере усиления противоположной стороны.
В данном случае противоположность очевидностей может быть вызвана
различными причинами: противоречивостью свидетельств, характером или числом
свидетелей, тем способом, каким они дают свои показания, или же
совокупностью всех этих условий. Мы относимся с недоверием к какому-нибудь
факту, когда свидетели противоречат друг другу, когда их немного или же они
не возбуждают доверия, когда они заинтересованы в том, что утверждают,
когда они дают свои показания неуверенно или, наоборот, сопровождают их
слишком горячими заверениями. Существует много подобного рода
обстоятельств, способных уменьшить или свести на нет силу всякого
аргумента, основанного на свидетельстве людей. Предположим, например, что
факт, который мы стараемся установить с помощью людских свидетельств,
принадлежит к разряду необычных и чудесных; в таком случае очевидность
факта, основанная на этих свидетельствах, может в той или иной степени
уменьшиться пропорционально тому, насколько необычен сам факт. Причина
нашего доверия к свидетелям и историкам основана не на какой-либо связи,
которую мы a priori усматриваем между свидетельством и реальностью, а на
том, что мы привыкли находить соответствие между первым и второй. Но когда
засвидетельствованный факт принадлежит к разряду тех, которые мы наблюдали
очень редко, то происходит столкновение между двумя противоположными
опытами, один из которых опровергает другой, насколько позволяет его сила,
а преобладающий может воздействовать на наш ум лишь благодаря той силе,
которая у него остается. Тот же самый принцип опыта, который дает нам
некоторую долю уверенности в показаниях свидетелей, в этом случае в еще
большей мере удостоверяет нам несуществование факта, который они стараются
установить; а это противоречие влечет за собой сопоставление веры, с одной
стороны, и авторитета- с другой, и их взаимное уничтожение.
Я не поверил бы этому рассказу, даже если бы его передал мне сам Катан, -
вот поговорка, существовавшая в Риме еще при жизни этого
философа-патриота*.
* Plutarch in Vita Catonis.
Таким образом, допускалось, что недостоверность факта может поколебать даже
такой авторитет.
Индийский князь, поначалу отказавшийся верить рассказам о действии мороза,
рассуждал правильно; и естественно, что потребовались очень веские
свидетельства для того, чтобы заставить его согласиться с фактами,
обусловленными состоянием природы, совершенно незнакомым ему и столь мало
похожим на те явления, с которыми dH постоянно и регулярно знакомился на
опыте. Хотя эти факты не противоречили его опыту, однако они и не
согласовались с ним*.
* Конечно, ни один индиец не мог бы знать из опыта, замерзает ли вода в
холодном климате; ведь там природа находится в совершенно незнакомом ему
состоянии, и к чему оно приводит, он не может узнать a priori. Это было бы
для него совершенно новым опытом, а результаты такового всегда
неопределенны. Иногда, конечно, можно предполагать на основании аналогии,
каков будет результат, но предположение это так и останется предположением.
Надо признать, что в данном примере замерзание воды происходит вопреки
правилам аналогии и ни один разумный индиец не мог бы его предвидеть.
Действие холода на воду не является постепенным, зависящим от степеней
холода; как только вода достигает точки замерзания, она в одно мгновение
переходит из совершенно жидкого состояния в состояние полной твердости. В
силу этого подобное явление может быть названо необычным и требующим очень
веских свидетельств для того, чтобы люди, живущие в теплом климате,
поверили в его реальность; но все же оно не чудесно и не противоречит тому
порядку природы, который единообразно наблюдается нами на опыте при
одинаковых условиях. Жители Суматры всегда видели воду жидкой в своем
климате, и замерзание их рек должно было бы считаться чудом. Но они никогда
не видели воды в Московии в зимнее время и поэтому не могут знать ничего
достоверного о влиянии на нее холода в этой стране.
Но для того чтобы стала большей вероятность доказательства, противоречащего
показаниям свидетелей, предположим, что утверждаемый ими факт не только
необычен, но и прямо-таки чудесен; предположим также, что свидетельство,
рассматриваемое отдельно, само по себе, равносильно полному доказательству;
в таком случае у нас налицо два противоречащих друг другу доказательства,
из которых сильнейшее должно одержать верх, причем сила его ослабеет
пропорционально силе противного доказательства.
Чудо есть нарушение законов природы, а так как эти законы установил твердый
и неизменный опыт, то доказательство, направленное против чуда, по самой
природе факта настолько же полно, насколько может быть полным аргумент,
основанный на опыте. Почему более чем вероятно, что все люди должны
умереть, что свинец не может сам собой висеть в воздухе, что огонь
истребляет дерево и заливается водой? Только потому, что эти явления
согласуются с законами природы и требуется нарушение этих законов или,
другими словами, чудо для того, чтобы их предотвратить. То, что совершается
согласно общему течению природы, не считается чудом. Не чудо, если человек,
казалось бы, пребывающий в полном здравии, внезапно умрет, ибо, хотя такая
смерть и более необычна, чем всякая другая, тем не менее мы нередко
наблюдали ее. Но если умерший человек оживет, это будет чудом, ибо такое
явление не наблюдалось никогда, ни в одну эпоху и ни в одной стране. Таким
образом, всякому чудесному явлению должен быть противопоставлен
единообразный опыт, иначе это явление не заслуживает подобного названия. А
так как единообразный опыт равносилен доказательству, то против
существования какого бы то ни было чуда у нас есть прямое и полное
доказательство, вытекающее из самой природы факта, причем оно может быть
опровергнуто только противоположным, более сильным доказательством и только
в последнем случае чудо может стать вероятным*.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51