— До чертовой матери они его наготовили.
— А насчет трупов можешь не беспокоиться, — заверил меня Артист. — Все кадры сидели в штабном блиндаже. А рядом с ним ничего не взрывалось.
— Это, конечно, утешает, — сказал я. — Но я тебя спросил не о том, каким образом вы замкнули взрывную цепь. Я тебя спросил совсем о другом.
— Понимаю. Я просто реализовал сценарий. Все точно по тексту. Получив приказ из ставки фюрера, доблестные эстонские патриоты отступили. А перед этим взорвали свои позиции. Вместе с боевой техникой. Чтобы она не досталась врагу.
— С какой техникой?
— Со всей. Четыре «тигра». И с десяток крупповских пушек.
— Артист, твою мать! — сказал я. — Ты хоть понимаешь, что натворил?
— А что я натворил?
— Это теракт! И вмешательство в дела суверенного государства!
— Ничего подобного, — возразил он. — Я лишь слегка подкорректировал творческий процесс. Денег на новую технику у них нет. И даже за эту расплатиться не смогут. И значит — кина не будет.
— Почему ты это сделал? — удивленно спросил Томас Ребане.
— Сценарий мне не понравился. Характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком.
Томас взглянул на меня:
— Он шутит?
— Да, шучу, — резко сказал Артист. — Но могу и без шуток. По этому сценарию отца моего героя сослали в Сибирь или расстреляли. Моего отца никуда не ссылали. Но его брат, две тетки и мой дед с бабкой — все они лежат в Бабьем Яру. Объясняю специально для тебя, наследник героя. Бабий Яр — это овраг в Киеве, между Лукьяновкой и Сырцом. В сорок первом году фашисты расстреляли там семьдесят тысяч евреев. Среди них были и все мои предки. Мне до феньки, кто их расстреливал: СС или просто зондеркоманды. И были ли среди них эстонцы — это мне тоже до феньки. Фашисты не имеют национальности. Теперь понятно, почему мне не понравился этот сценарий? И закончим на этом.
Шоссе выскочило из перелеска и тянулось вдоль железнодорожной ветки. Впереди показалась платформа пригородной электрички.
— Высадите меня здесь, а сами уезжайте, — сказал Томас Ребане без особой уверенности в голосе.
— Хочешь вернуться на «губу»? — спросил я.
— Нет, я не хочу. Но вам нужно делать ноги. Очень быстро. Если вас прихватят, у вас будут большие проблемы.
— Если мы тебя высадим, нас прихватят гораздо быстрей, — резонно заметил Муха. — Сначала отловят тебя. Ты в своем сюртуке — как жираф. Кто тебя раз увидит — надолго запомнит. Ты им все выложишь: и где мы, и на какой тачке. После этого отловить нас — раз плюнуть.
— Почему я им все выложу? — оскорбился Томас.
— Потому что ты не Зоя Космодемьянская.
— Это такая партизанка? — припомнил он. — С гордо поднятой головой?
— Она самая, — подтвердил Муха.
— Да, я не Зоя Космодемьянская, — самокритично признал Томас.
— Поэтому сиди и не рыпайся.
— Из-за меня у вас будут дополнительные неприятности, — счел своим гражданским долгом предупредить он.
— Одной больше, одной меньше — без разницы, — усмехнулся Артист.
— И ты должен нам кое о чем рассказать, — напомнил я. — Ты нас заинтриговал.
— Тогда купите мне водки, — потребовал Томас.
— Совсем обалдел малый! — изумился Муха. — Кто же пьет водку в пять утра?
— Я! — твердо сказал Томас. — Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.
— Тормозни, — кивнул я Артисту. — Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.
— Что будем брать? — деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.
— Все равно, — сказал Томас. — Только много!
Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.
— Стой! — заорал Муха. — Это же бензин!
— Какой бензин? — опешил Томас.
— Чистый. Авиационный.
— Зачем ты купил бензин? — обиделся Томас. — Я просил купить водку, а ты купил бензин!
— Штаны почистить, вот зачем, — объяснил Муха. — Водка — в другой бутылке. Ну, кадр!
Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:
— Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, — обратился он к Мухе. — Водку хорошо пить в любое время. Вечером — чтобы вечер был веселый. Днем — чтобы день был хороший. Ночью — чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: «С утра выпил — весь день человек свободный». Теперь я свободный. — И он с удовольствием закурил.
— Пора валить из этого независимого государства, — сказал Артист. — Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.
— Ты не имеешь права так говорить, — запротестовал Томас. — Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.
— А я про что? — отозвался Артист. — Проскочим через Нарву, — решил он и прибавил газу.
— Нет, — возразил Томас. — Через Нарву нельзя. Там перехватят.
— Тогда через Псковскую область, через погранпереход «Куницына гора».
— Нельзя, — повторил Томас.
— Ладно, через Латвию — через Валгу.
— И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.
— Ерунда, — отмахнулся Артист. — Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.
— Они будут ловить не вас, — сказал Томас.
Он помолчал и со вздохом добавил:
— Они будут ловить меня.
VII
Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин — Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там — Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.
— Это плохая дорога, — сказал Томас. — Мы неправильно по ней поехали.
— Нормальная дорога, — возразил Артист, держа под сто пятьдесят. — Не автобан, но бывают и хуже.
— Она не потому плохая, что неровная, — объяснил Томас. — Много дорожных постов.
— А на таллинской трассе — меньше?
— Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки — к хуторам, к дачам. Здесь — болота, особенно на севере. И если пост — его не объедешь.
— Фигня, проскочим, — отозвался Артист. — Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.
Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— А насчет трупов можешь не беспокоиться, — заверил меня Артист. — Все кадры сидели в штабном блиндаже. А рядом с ним ничего не взрывалось.
— Это, конечно, утешает, — сказал я. — Но я тебя спросил не о том, каким образом вы замкнули взрывную цепь. Я тебя спросил совсем о другом.
— Понимаю. Я просто реализовал сценарий. Все точно по тексту. Получив приказ из ставки фюрера, доблестные эстонские патриоты отступили. А перед этим взорвали свои позиции. Вместе с боевой техникой. Чтобы она не досталась врагу.
— С какой техникой?
— Со всей. Четыре «тигра». И с десяток крупповских пушек.
— Артист, твою мать! — сказал я. — Ты хоть понимаешь, что натворил?
— А что я натворил?
— Это теракт! И вмешательство в дела суверенного государства!
— Ничего подобного, — возразил он. — Я лишь слегка подкорректировал творческий процесс. Денег на новую технику у них нет. И даже за эту расплатиться не смогут. И значит — кина не будет.
— Почему ты это сделал? — удивленно спросил Томас Ребане.
— Сценарий мне не понравился. Характеры схематичны, а диалоги написаны газетным языком.
Томас взглянул на меня:
— Он шутит?
— Да, шучу, — резко сказал Артист. — Но могу и без шуток. По этому сценарию отца моего героя сослали в Сибирь или расстреляли. Моего отца никуда не ссылали. Но его брат, две тетки и мой дед с бабкой — все они лежат в Бабьем Яру. Объясняю специально для тебя, наследник героя. Бабий Яр — это овраг в Киеве, между Лукьяновкой и Сырцом. В сорок первом году фашисты расстреляли там семьдесят тысяч евреев. Среди них были и все мои предки. Мне до феньки, кто их расстреливал: СС или просто зондеркоманды. И были ли среди них эстонцы — это мне тоже до феньки. Фашисты не имеют национальности. Теперь понятно, почему мне не понравился этот сценарий? И закончим на этом.
Шоссе выскочило из перелеска и тянулось вдоль железнодорожной ветки. Впереди показалась платформа пригородной электрички.
— Высадите меня здесь, а сами уезжайте, — сказал Томас Ребане без особой уверенности в голосе.
— Хочешь вернуться на «губу»? — спросил я.
— Нет, я не хочу. Но вам нужно делать ноги. Очень быстро. Если вас прихватят, у вас будут большие проблемы.
— Если мы тебя высадим, нас прихватят гораздо быстрей, — резонно заметил Муха. — Сначала отловят тебя. Ты в своем сюртуке — как жираф. Кто тебя раз увидит — надолго запомнит. Ты им все выложишь: и где мы, и на какой тачке. После этого отловить нас — раз плюнуть.
— Почему я им все выложу? — оскорбился Томас.
— Потому что ты не Зоя Космодемьянская.
— Это такая партизанка? — припомнил он. — С гордо поднятой головой?
— Она самая, — подтвердил Муха.
— Да, я не Зоя Космодемьянская, — самокритично признал Томас.
— Поэтому сиди и не рыпайся.
— Из-за меня у вас будут дополнительные неприятности, — счел своим гражданским долгом предупредить он.
— Одной больше, одной меньше — без разницы, — усмехнулся Артист.
— И ты должен нам кое о чем рассказать, — напомнил я. — Ты нас заинтриговал.
— Тогда купите мне водки, — потребовал Томас.
— Совсем обалдел малый! — изумился Муха. — Кто же пьет водку в пять утра?
— Я! — твердо сказал Томас. — Вон там, рядом со станцией, ночной универсам. Там продают все. И водку тоже. Иначе я с вами не поеду. И ничего не расскажу.
— Тормозни, — кивнул я Артисту. — Муха, сгоняй. Ты у нас единственный, кто нормально одет.
— Что будем брать? — деловито спросил Муха, словно всю жизнь только и занимался тем, что бегал за водкой.
— Все равно, — сказал Томас. — Только много!
Через двадцать минут Муха вернулся в машину. В руках у него был полиэтиленовый пакет с побрякивающими бутылками. Не успел Артист тронуться с места, как Томас извлек из пакета бутылку и начал зубами выдергивать пластмассовую пробку.
— Стой! — заорал Муха. — Это же бензин!
— Какой бензин? — опешил Томас.
— Чистый. Авиационный.
— Зачем ты купил бензин? — обиделся Томас. — Я просил купить водку, а ты купил бензин!
— Штаны почистить, вот зачем, — объяснил Муха. — Водка — в другой бутылке. Ну, кадр!
Но Томас уже не обращал ни на кого внимания. Отвинтив пробку какой-то водяры с эстонской этикеткой, он припал к горлу и сделал несколько хороших глотков. Потом промакнул губы рукавом, понюхал мятую гвоздику, торчавшую в петлице его сюртука, аккуратно завинтил пробку и сообщил:
— Вот теперь тип-топ. Ты спросил, кто пьет водку утром, — обратился он к Мухе. — Водку хорошо пить в любое время. Вечером — чтобы вечер был веселый. Днем — чтобы день был хороший. Ночью — чтобы ночь была не очень длинной. Но лучше всего водку пить утром. У вас, у русских, есть хорошая поговорка: «С утра выпил — весь день человек свободный». Теперь я свободный. — И он с удовольствием закурил.
— Пора валить из этого независимого государства, — сказал Артист. — Не нравится мне Эстония. Маленькая, но злая. Как злобная собачонка.
— Ты не имеешь права так говорить, — запротестовал Томас. — Страна не может быть злой. Такой ее делают люди.
— А я про что? — отозвался Артист. — Проскочим через Нарву, — решил он и прибавил газу.
— Нет, — возразил Томас. — Через Нарву нельзя. Там перехватят.
— Тогда через Псковскую область, через погранпереход «Куницына гора».
— Нельзя, — повторил Томас.
— Ладно, через Латвию — через Валгу.
— И через Валгу нельзя. Вообще через границы нельзя. Все они будут перекрыты.
— Ерунда, — отмахнулся Артист. — Пока они нас вычислят, пройдет время. Не сразу же они кинутся нас ловить.
— Они будут ловить не вас, — сказал Томас.
Он помолчал и со вздохом добавил:
— Они будут ловить меня.
VII
Мы поначалу не придали значения словам Томаса и с таллинского шоссе свернули на трассу, которая должна была вывести нас самым коротким путем к Нарве. Восточнее Кохтла-Ярве она вливалась в автостраду Таллин — Санкт-Петербург. До автострады было чуть больше ста километров, потом километров пятьдесят до Нарвы, а там — Ивангород, Россия. При нормальном раскладе к вечеру мы могли быть в Москве. Но нормальным раскладом здесь и не пахло.
— Это плохая дорога, — сказал Томас. — Мы неправильно по ней поехали.
— Нормальная дорога, — возразил Артист, держа под сто пятьдесят. — Не автобан, но бывают и хуже.
— Она не потому плохая, что неровная, — объяснил Томас. — Много дорожных постов.
— А на таллинской трассе — меньше?
— Не меньше. Но там их можно объехать. Хорошие проселки — к хуторам, к дачам. Здесь — болота, особенно на севере. И если пост — его не объедешь.
— Фигня, проскочим, — отозвался Артист. — Пока они сообразят, что к чему, мы уже будем в России.
Дорога была пуста, в темных ельниках и прозрачных березнячках по обочинам висели клочки тумана, мелькали хутора, в которых только-только начинала пробуждаться жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101