Над печными трубами вились дымы, кланялись колодезные журавли, из раскрытых ворот царственно выплывали дородные коровы знаменитой эстонской черно-пестрой породы с мотающимися на шеях жестяными боталами.
— Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, — продолжал успокаивать нас и себя Артист. — А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! — сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. — Кому же это не спится в такую рань?
Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле стеклянной будки поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без «калашникова» на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа «Барьер-2», он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.
Артист сбросил скорость до девяноста.
— Сейчас нас оштрафуют, — сообщил Томас. — На этой дороге везде стоят знаки «шестьдесят».
— Перебьются! — ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него «мазератти». Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.
— Побежал звонить, — прокомментировал Томас. — На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением — тем более.
— Отмажемся, — отмахнулся Артист. — Баксы они у вас берут?
— Нет, они берут кроны, — объяснил Томас. — А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.
— Наши? — вступился за честь России Артист. — Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.
— Я бы вернулся, — подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: — Поздно.
Полицейский «форд», стоявший возле поста, сорвался с места и устремился нам вслед, включив мигалки.
— Тормозни, — приказал я Артисту. — С одним мы договоримся.
Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. «Форд» отстал. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.
Это была такая же стеклянная будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно. Шоссе перегораживали две полицейские машины с включенными проблесковыми маячками. Возле них стояли четверо постовых в бронежилетах. В руках у них были «калаши» с недвусмысленно направленными в нашу сторону стволами.
«Понял? — спросил меня мой внутренний голос. — А что я тебе, мудаку, говорил?»
Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник, явно намереваясь юзом развернуть «мазератти» в обратном направлении.
— И не думай! — приказал я. — Попали — значит, попали.
Старое правило: сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.
Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:
— Доброе утро, командир! Какие проблемы?
При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:
— Кто ваши пассажиры?
— Друзья, командир.
— Прошу всех выйти из машины.
Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.
Мы вышли. Лишь Томас замешкался. Он поспешно извлек из пакета бутылку водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.
Нам приказали встать лицом к машине и положить руки на крышу, сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.
Сержант снова заглянул в салон.
— Выходите! — приказал он.
— Иду, иду! — отозвался Томас.
Согнувшись в три погибели, он вылез из низкой машины, распрямился во весь свой рост, одернул сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После чего поднял руки, широко улыбнулся и что-то приветливо сказал по-эстонски. Но вместо того чтобы поставить Томаса к машине и обыскать, все четверо полицейских уставились на него, а у одного, самого молодого, даже рот открылся.
Томас снова улыбнулся и что-то сказал по-эстонски, подкрепляя жестом свои слова: «Я к вашим услугам, господа». В этом роде.
Полицейские опустили автоматы, а сержант почтительно задал какой-то вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: «Ребане».
— Совершенно верно, я Томас Ребане, — ответил Томас. Чтобы понять смысл его слов, не требовалось знания эстонского языка.
А тут и вовсе началось что-то непонятное. Трое полицейских вытянулись по стойке «смирно», а сержант вскинул руку к козырьку форменной фуражки и отрапортовал — надо полагать, представился. Потом произнес недлинную речь. Томас выслушал ее с благосклонным вниманием и протянул сержанту руку. Тот почтительно пожал ее и отступил в сторону, давая возможность остальным полицей-ским совершить торжественный обряд рукопожатия. После чего все четверо вновь вытянулись по стойке «смирно», отдали честь, а сержант поднял над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова. И убей меня Бог, если слова эти были не «Зиг хайль!»
Томас в ответ тоже поднял кулак к плечу и так же негромко, со значением повторил:
— Зиг хайль!
Сержант вернул Артисту документы:
— Прошу извинить за беспокойство. Счастливого пути, господа!
Полицейские машины разъехались, освобождая дорогу. Артист посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:
— Не понял.
— Твоя машина может ехать быстро? — спросил Томас. — Так пусть она едет очень быстро.
«Мазератти» с места набирала сто километров за четыре секунды, а с ходу она выскочила за те же секунды на скорость под двести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Чтобы нас вычислить, нужно киношников опросить, — продолжал успокаивать нас и себя Артист. — А они керосинили до утра, сейчас дрыхнут, как... Черт! — сказал он, увидев замигавший красный светодиод антирадара. — Кому же это не спится в такую рань?
Не спалось дорожному полицейскому, одинокая фигура которого маячила возле стеклянной будки поста. Он был без бронежилета, как это заведено сейчас у российских гаишников, и даже без «калашникова» на груди. Хорошо они тут живут, мирно. В руках у полицейского была черная труба переносного локатора типа «Барьер-2», он с интересом смотрел на цифры, мелькающие на дисплее, и наверняка с удовлетворением прикидывал, в какую копеечку обойдется водителю превышение скорости. Кто рано встает, тому Бог подает.
Артист сбросил скорость до девяноста.
— Сейчас нас оштрафуют, — сообщил Томас. — На этой дороге везде стоят знаки «шестьдесят».
— Перебьются! — ухмыльнулся Артист и нажал на антирадаре кнопку подавления локаторного сигнала. И видно, сработало: полицейский начал озадаченно вертеть свой прибор в руках, трясти, заглядывать в трубу, протирать дисплей, на котором вместо цифр плавал туман. Он был так обеспокоен поломкой своего кормильца, что лишь мельком глянул на просвистевшую мимо него «мазератти». Потом вдруг, словно вспомнив что-то, уставился нам вслед и метнулся к будке.
— Побежал звонить, — прокомментировал Томас. — На следующем посту нас задержат, потому что пользоваться антирадарами в Эстонии запрещено. А радарами с подавлением — тем более.
— Отмажемся, — отмахнулся Артист. — Баксы они у вас берут?
— Нет, они берут кроны, — объяснил Томас. — А баксы они хватают. И сразу заглатывают. Как и ваши в России.
— Наши? — вступился за честь России Артист. — Никогда! Наши сначала просят съездить в банк и поменять баксы на рубли. А вот их хватают.
— Я бы вернулся, — подал голос Муха. Он оглянулся и снял свое предложение: — Поздно.
Полицейский «форд», стоявший возле поста, сорвался с места и устремился нам вслед, включив мигалки.
— Тормозни, — приказал я Артисту. — С одним мы договоримся.
Артист сбавил скорость. Но полицейский не стал догонять нас. Он держал дистанцию в полкилометра, не приближаясь. Это был плохой признак. Но бессонная ночь со всеми нашими приключениями притупила чувство опасности. Самоуверенность Артиста, все еще наполненного дурацкой победительностью, невольно передалась и мне. Подумалось: обойдется. Артист поднажал. «Форд» отстал. Но когда впереди показался второй пост дорожной полиции, я понял, что не обойдется.
Это была такая же стеклянная будка, как и прежний пост, но выглядел он совсем не так мирно. Шоссе перегораживали две полицейские машины с включенными проблесковыми маячками. Возле них стояли четверо постовых в бронежилетах. В руках у них были «калаши» с недвусмысленно направленными в нашу сторону стволами.
«Понял? — спросил меня мой внутренний голос. — А что я тебе, мудаку, говорил?»
Артист бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида и взялся за ручник, явно намереваясь юзом развернуть «мазератти» в обратном направлении.
— И не думай! — приказал я. — Попали — значит, попали.
Старое правило: сделав ошибку, не торопись ее исправлять, чтобы впопыхах не наделать новых.
Повинуясь знаку, поданному автоматным стволом одним из полицейских с сержантскими погонами, Артист съехал на обочину, опустил стекло и дружелюбно поинтересовался:
— Доброе утро, командир! Какие проблемы?
При виде эсэсовского роттенфюрера в красноармейской пилотке сержант слегка прибалдел, но бдительности не утратил.
— Документы! — потребовал он, подойдя к водитель-ской двери левым боком — так, что ствол «калаша» оставался направленным на Артиста. Остальные трое рассредоточились и довольно грамотно страховали товарища.
Сержант внимательно просмотрел паспорт и права Артиста, заглянул в салон:
— Кто ваши пассажиры?
— Друзья, командир.
— Прошу всех выйти из машины.
Все-таки Европа — это Европа. Наш ОМОН уже выбросил бы нас на асфальт, да еще и прошелся бы по ребрам ботинками — так, для профилактики и утверждения собственного достоинства.
Мы вышли. Лишь Томас замешкался. Он поспешно извлек из пакета бутылку водки и приложился к ней, верно рассудив, что потом этой возможности может и не быть. А хотелось еще немного побыть свободным.
Нам приказали встать лицом к машине и положить руки на крышу, сноровисто обыскали и разрешили опустить руки.
Сержант снова заглянул в салон.
— Выходите! — приказал он.
— Иду, иду! — отозвался Томас.
Согнувшись в три погибели, он вылез из низкой машины, распрямился во весь свой рост, одернул сюртук и расправил смятую гвоздику в петлице. После чего поднял руки, широко улыбнулся и что-то приветливо сказал по-эстонски. Но вместо того чтобы поставить Томаса к машине и обыскать, все четверо полицейских уставились на него, а у одного, самого молодого, даже рот открылся.
Томас снова улыбнулся и что-то сказал по-эстонски, подкрепляя жестом свои слова: «Я к вашим услугам, господа». В этом роде.
Полицейские опустили автоматы, а сержант почтительно задал какой-то вопрос. В его мягкой речи я уловил лишь одно слово: «Ребане».
— Совершенно верно, я Томас Ребане, — ответил Томас. Чтобы понять смысл его слов, не требовалось знания эстонского языка.
А тут и вовсе началось что-то непонятное. Трое полицейских вытянулись по стойке «смирно», а сержант вскинул руку к козырьку форменной фуражки и отрапортовал — надо полагать, представился. Потом произнес недлинную речь. Томас выслушал ее с благосклонным вниманием и протянул сержанту руку. Тот почтительно пожал ее и отступил в сторону, давая возможность остальным полицей-ским совершить торжественный обряд рукопожатия. После чего все четверо вновь вытянулись по стойке «смирно», отдали честь, а сержант поднял над плечом кулак и негромко, но со значением произнес два слова. И убей меня Бог, если слова эти были не «Зиг хайль!»
Томас в ответ тоже поднял кулак к плечу и так же негромко, со значением повторил:
— Зиг хайль!
Сержант вернул Артисту документы:
— Прошу извинить за беспокойство. Счастливого пути, господа!
Полицейские машины разъехались, освобождая дорогу. Артист посмотрел в зеркало заднего вида и сказал:
— Не понял.
— Твоя машина может ехать быстро? — спросил Томас. — Так пусть она едет очень быстро.
«Мазератти» с места набирала сто километров за четыре секунды, а с ходу она выскочила за те же секунды на скорость под двести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101