— Во всем нужна мера, дорогой Томас. Чрезмерный патриотизм — это национализм.
Рита Лоо вернула разговор в деловое русло:
— Если мы заплатим вам пятьдесят тысяч долларов за купчие, с какой стати нам отдавать что-то еще?
— Да! Целую половину! — горячо поддержал Томас.
— Очень хороший вопрос, — похвалил Мюйр. — Значит ли это, что вы готовы купить у меня эти бумаги?
— Может быть, — подумав, известил Томас.
— Ты спятил! — прокомментировала Рита.
— Нет, — возразил он. — Я думаю о будущем. Что в жизни самое неприятное, кроме похмелья? Сожаления о возможностях, которые ты упустил. Я не хочу лежать ночью в постели и грызть ногти. Это негигиенично. Поэтому я не спятил.
— Господин Мюйр, у нас нет таких денег, — объяснила Рита. — Мой вопрос был чисто теоретический.
— Но я на него отвечу. Ответ такой: потому что без меня вы не получите ничего. Чтобы у вас на этот счет не оставалось сомнений...
Он вынул из бокового кармана кейса какую-то бумагу и подал Томасу, как бы приглашая его занять более активную жизненную позицию:
— Ознакомьтесь с этим документом.
Томас пробежал глазами текст и молча передал бумагу Рите. Она тоже прочитала и бросила ее на стол. Поскольку я был уже посвящен во все эти дела, то счел для себя возможным тоже ознакомиться с документом. Он играл, как я понял, роль козырного туза.
Туза пик.
Это и был туз пик.
Это была ксерокопия завещания. Бумага не гербовая, самая обычная, очень старая, с обветшавшими углами, отчетливо видными на оттиске. Прыгающий машинописный текст. Текст русский. Место и время составления завещания тщательно затушеваны черным фломастером. Сначала с завещания сняли ксерокопию, а потом затушевали текст.
"Я, гр. Ребане Альфонс, 1908 года рождения, находясь в здравом уме и ясной памяти, действуя добровольно, настоящим завещанием завещаю все принадлежащее мне имущество гр. (фамилия зачеркнута).
Настоящее завещание составлено и подписано в двух экземплярах, из которых один выдается на руки завещателю Ребане Альфонсу, а второй хранится в делах нотариуса по адресу (адрес зачеркнут).
Завещание подписано гр. Ребане Альфонсом в моем присутствии после прочтения текста вслух. Личность завещателя установлена, дееспособность проверена".
Фамилия нотариуса и все его реквизиты были тщательно вымараны. Даже на круглой гербовой печати был замазан адрес нотариальной конторы.
— Что скажете? — поинтересовался Мюйр.
— Это копия. А где подлинник? — спросил Томас.
— Вы увидите его. В моих руках. И после этого я его уничтожу. При вас. Когда получу дарственную на половину наследства вашего деда.
— Кому он все завещал?
— Не вам.
— Не мне. Это понятно. Я бы очень удивился, если бы мне. Потому что он не подозревал о моем существовании. Он умер в пятьдесят первом году. Я родился в шестьдесят четвертом году. Кому?
— А вот этого вы не узнаете никогда. И не нужно вам этого знать. Скажу только одно, чтобы вас не мучили угрызения совести. То лицо, которому ваш дед завещал свое имущество, не примет наследства. Откажется от него в пользу государства. Мы с вами, разумеется, патриоты. Но не до такой же степени, не так ли? Дарить государству сто миллионов долларов — это уже не патриотизм.
— А что? — заинтересовался Томас. — Национализм?
— Идиотизм. Я оставлю вам эту ксерокопию. Изучите. Завещание — ключ к тем самым миллионам. Подлинник, разумеется, а не ксерокопия. И он пока останется у меня.
Томас положил копию завещания перед собой и уставился на нее, как человек, который сделал второпях какую-то важную запись и теперь силится понять, что же он написал. Он даже повертел лист и так и эдак. Но ничего, похоже, не понял. Кроме одного — что запись важная. Очень важная.
Мюйр запер кейс и обернулся ко мне:
— Проводите меня, юноша. Вообще-то я всегда хожу пешком. Это полезно для здоровья. Но сегодня мне нужно кое-куда заехать. Надеюсь, Томас разрешит мне воспользоваться его автомобилем. И, если честно, я немного устал. Больше семидесяти восьми лет мне, конечно, чаще всего не дают. Но все-таки мне уже семьдесят девять.
У дверей кабинета его остановил вопрос Риты:
— Господин Мюйр, зачем вам пятьдесят миллионов долларов? Вы собираетесь жить вечно?
Мюйр остановился и с интересом взглянул на нее.
— Вы задали забавный вопрос, госпожа Лоо. Очень забавный. Зачем мне пятьдесят миллионов долларов? Право, не знаю.
Он немного подумал, затем пригладил кончиком мизинца усы и ответил:
— Впрочем, нет. Знаю. Это меня развлечет.
С тем и вышел, унося с собой всю мерзость уходящего века, из которого, как из змеиной кожи, уже выползал новый век, двадцать первый от Рождества Христова.
Но и век двадцатый был еще жив, еще смердел.
— Рита Лоо, свяжитесь с приемной господина Анвельта, президента компании «Foodline-Balt», — распорядился Томас. — Передайте Крабу, что господин Ребане желает видеть его у себя через час. И пусть не опаздывает, бляха-муха!
XI
Президент компании «Foodline-Balt» Стас Анвельт, которого его сотрудники за глаза, а чаще даже только про себя называли Крабом, слушал отчет начальника юридического отдела, когда в его кабинет вошла секретарша и на своем аристократичном эстонском сообщила, что позвонила пресс-секретарь господина Ребане и распорядилась передать господину Анвельту, что господин Ребане желает видеть господина Анвельта у себя в номере гостиницы «Виру» через час и хочет, чтобы господин Анвельт прибыл без опоздания.
Анвельт даже не сразу понял, о чем речь.
— Кто позвонил? — переспросил он.
— Пресс-секретарь господина Томаса Ребане госпожа Рита Лоо.
— И что? О чем она распорядилась?
— О том, что господин Ребане желает видеть господина Анвельта...
— Так и сказала? — перебил Анвельт. — «Желает видеть»?
— Не совсем. Я передаю смысл.
— А как она сказала?
— Я не уверена, что мне следует это повторять.
— А я уверен!
— Она сказала: «Передайте своему Крабу, что господин Ребане...»
— Хватит, — прервал Анвельт. — Я понял. Передайте этой сучонке, чтобы она передала своему Фитилю, что господин Анвельт...
— Будет у него точно в назначенное время, — закончила его фразу Роза Марковна. — Спасибо, деточка. Идите работайте.
Секретарша вышла. Анвельт с недоумением уставился на Розу Марковну.
— Я хотел сказать не это!
— "Это" вы скажете ему при встрече. Но на вашем месте я бы сначала послушала, что скажет он. Это может быть важным.
— Важным?! — переспросил Анвельт. — То, что скажет Фитиль? Он может сказать мне что-то важное?! Он — мне?!
— Мы поговорим об этом потом, — прервала его Роза Марковна. — Продолжайте, — кивнула она юристу.
Совещание продолжилось. Стас Анвельт закурил «гавану», утопил короткое тяжелое тело в мягком офисном кресле с высокой спинкой, спрятался в нем, как краб в нору, поглядывал оттуда остро, злобно своими маленькими крабьими глазками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101