Вот же сука. Но как она узнала?
— Это довольно обычная реакция многих людей на стресс, — объяснила Роза Марковна, угадав причину его недоумения. — Не думаю, что ваш стресс может вызвать несчастная любовь. Или тревоги о судьбах родины. Значит, бизнес. Какой вы взяли кредит? На какой срок? Под какие проценты? У кого?
— Чего это вы меня допрашиваете? — огрызнулся он. — И не подумаю отвечать!
— Это тоже ответ. Кредит большой. Проценты большие. Срок маленький. А кредитор человек очень серьезный. Так?
Анвельт промолчал.
Роза Марковна неодобрительно покачала головой.
— Умиляет ваша уверенность, что нет такого куска, откусив который вы не смогли бы проглотить. Есть такой кусок, Анвельт. Сейчас он у вас в горле. Почему вы со мной не посоветовались?
— А что вы могли посоветовать? «Не лезьте в это дело, Стас Анвельт?»
— Да. Такой совет я бы вам и дала. И если бы вы ему последовали, вам не пришлось бы сейчас думать, как выскочить из этого дела. И при этом остаться живым.
Анвельт раздавил в пепельнице сигару, хмуро спросил:
— И что, по-вашему, мне теперь делать?
— Не знаю. Знаю, чего делать не нужно.
— Чего?
— Того, о чем вы думаете по ночам.
— Да откуда вам знать, о чем я думаю по ночам?! — взъярился он.
— Кредит вы взяли черным налом?
— И что? Все так делают!
— Об этом вы и думаете: как замочить кредитора. В чем дело? — перебила себя Роза Марковна, заметив гримасу, перекосившую лицо Анвельта. — Я сказала что-то не то?
— Вы очень грубо выражаетесь, — ответил он. — «Замочить». Так говорят бандиты.
— Я стараюсь говорить на понятном вам языке.
— Я бизнесмен, бляха-муха!
— Это я и имела в виду. Не понимаю вашего недовольства. «Замочить». Вполне приличный эвфемизм. Мне следовало сказать «убить»?
— Убрать, — буркнул Анвельт.
— Да, это не столь брутально. Ладно, убрать. Так вот, воздержитесь. На это есть две причины. И обе очень серьезные. Ситуация может сложиться для вас благоприятно. В Эстонии скоро может возникнуть ажиотажный спрос на жилье в России. Это поможет вам выкрутиться. Навара не получите, но концы с концами сведете.
— Спрос? — переспросил он. — С каких хренов ему возникнуть?
— Трудно иметь с вами дело, — вздохнула Роза Марковна. — Напрягитесь. Вы же умеете думать, когда захотите. Какое событие произошло в последние дни? О чем все говорят?
— Я понял, — сказал Анвельт. — Да, понял. Альфонса Ребане объявили национальным героем Эстонии. Это?
— Да. Поэтому вы поедете к его внуку и будете разговаривать с ним очень почтительно. Не думаю, что этот разговор будет для вас приятным. Насколько я понимаю, Томас намерен выставить вам счет за ту историю с компьютерами. И вам придется его оплатить.
— И не подумаю! — рявкнул Анвельт.
Роза Марковна пожала плечами:
— Мое дело дать совет. Как вы им воспользуетесь — ваше дело.
— Вы сказали: две причины, — напомнил он. — Какая вторая?
— Вы сами ее прекрасно знаете, — сухо ответила Роза Марковна. — Только не признаетесь в этом самому себе. И тут я вам ничем помочь не могу. А теперь давайте закончим подбивать бабки. Вызывайте менеджера по продажам.
Для того чтобы слово, обозначающее неприличное действие, было приличным, оно должно быть неточным. «Трахаться» приличней, чем «совокупляться». А «заниматься любовью» приличней, чем «трахаться». Слово, выражающее грубое действие, тоже должно быть неточным, чтобы не быть грубым. Оно должно не описывать действие, а лишь слегка на него намекать. И чем намек легче и отдаленней, тем безобидней слово.
Для президента компании «Foodline-Balt» Стаса Анвельта слово «замочить» звучало гораздо более грубо, чем слово «убить». И даже чем «лишить жизни». Оно описывало действие с физиологической точностью.
Потому что первого человека, которого Стас Анвельт лишил жизни, он утопил.
Это произошло летом того года, когда разрешили кооперативы. Года он точно не помнил, но хорошо помнил, что стояло необычно жаркое для Прибалтики лето. В тот день он принимал у строителей пищеблок, в оборудование которого угрохал все свободные бабки. Но без него уже было никак. Из кафе позвонила сестра, сказала, что пришли какие-то люди и хотят с ним поговорить. Что-то в ее голосе заставило его бросить дела и ехать в кафе. Там его ждали четверо. И еще ни слова не было сказано, а он уже понял, что дело плохо.
Стас отстегивал кому надо — ментам и чиновникам из пароходства, чтобы не платить лишнего за аренду. Но к наезду он был не готов. Это в последующие годы такие дела стали обычными, а тогда, на заре частного предпринимательства, и слова-то «наезд» не знали, про «рэкет» слышали только по телевизору про ихнюю жизнь, а «крыша» означала кровлю. И что больше всего поразило Стаса, так это то, что наехал на него свой — Леха Чибис с тремя незнакомыми шестерками-мордоворотами.
Чибиса Стас хорошо знал, он работал на авторынке в прикрытии у кидал. Кличку свою он получил за то, что был похож на какую-то водоплавающую птицу. При большом теле у него была маленькая голова на тонкой шее с острым кадыком. Отношения со Стасом у него были вполне приятельские. Это и было причиной того, что Чибис долго и не без смущения подходил к делу, все время повторял: «Сам понимаешь, братан».
Когда Стас понял, к чему он ведет, кровь бросилась ему в лицо, и без того красное от стояния у плиты, руки-клешни задвигались — так свербело немедленно свернуть Чибису шею. Но он сдержался, только спрятал руки под стол. И даже когда Чибис назвал сумму отстежки — пятнадцать процентов от прибыли, Стас заставил себя добродушно усмехнуться и сказать, что это, блин, ничего, по-божески. Он легко, будто для него это было делом самым обычным, отдал Чибису всю дневную выручку, велел сестрам закрыть кафе и накрыть для его гостя стол, а сам принес из холодильника литровую бутылку польской «Выборовой», запасы которой держал для ментов и санэпиднадзора. Чибис отослал шестерок, расслабился. Он был рад, что нашел понимание. Дело и для него было новое, он передергался и налег на халявную выпивку.
Разговор пошел оживленный, о том о сем, о прошлых делах. Солнце припекало, в кафе было жарко, и Стас предложил перенестись на природу. Сестры собрали в корзину закуски, Стас достал еще бутылку водки, погрузились в «рафик». Старший брат отвез приятелей на озеро Харку. Выбрали место в стороне от пляжей, на каменистом берегу, безлюдное, чтобы можно было купаться голыми, так как плавок не взяли. Стас велел брату приехать за ними к вечеру. Искупались, продолжили. На солн-цепеке Чибиса совсем развезло.
Через три часа, когда брат приехал, он обнаружил Стаса мертвецки пьяным на берегу, а Чибиса увидел не сразу — его прибило в прибрежные камыши.
Брат был человеком сообразительным и не стал ничего трогать, а сразу погнал за милицией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Это довольно обычная реакция многих людей на стресс, — объяснила Роза Марковна, угадав причину его недоумения. — Не думаю, что ваш стресс может вызвать несчастная любовь. Или тревоги о судьбах родины. Значит, бизнес. Какой вы взяли кредит? На какой срок? Под какие проценты? У кого?
— Чего это вы меня допрашиваете? — огрызнулся он. — И не подумаю отвечать!
— Это тоже ответ. Кредит большой. Проценты большие. Срок маленький. А кредитор человек очень серьезный. Так?
Анвельт промолчал.
Роза Марковна неодобрительно покачала головой.
— Умиляет ваша уверенность, что нет такого куска, откусив который вы не смогли бы проглотить. Есть такой кусок, Анвельт. Сейчас он у вас в горле. Почему вы со мной не посоветовались?
— А что вы могли посоветовать? «Не лезьте в это дело, Стас Анвельт?»
— Да. Такой совет я бы вам и дала. И если бы вы ему последовали, вам не пришлось бы сейчас думать, как выскочить из этого дела. И при этом остаться живым.
Анвельт раздавил в пепельнице сигару, хмуро спросил:
— И что, по-вашему, мне теперь делать?
— Не знаю. Знаю, чего делать не нужно.
— Чего?
— Того, о чем вы думаете по ночам.
— Да откуда вам знать, о чем я думаю по ночам?! — взъярился он.
— Кредит вы взяли черным налом?
— И что? Все так делают!
— Об этом вы и думаете: как замочить кредитора. В чем дело? — перебила себя Роза Марковна, заметив гримасу, перекосившую лицо Анвельта. — Я сказала что-то не то?
— Вы очень грубо выражаетесь, — ответил он. — «Замочить». Так говорят бандиты.
— Я стараюсь говорить на понятном вам языке.
— Я бизнесмен, бляха-муха!
— Это я и имела в виду. Не понимаю вашего недовольства. «Замочить». Вполне приличный эвфемизм. Мне следовало сказать «убить»?
— Убрать, — буркнул Анвельт.
— Да, это не столь брутально. Ладно, убрать. Так вот, воздержитесь. На это есть две причины. И обе очень серьезные. Ситуация может сложиться для вас благоприятно. В Эстонии скоро может возникнуть ажиотажный спрос на жилье в России. Это поможет вам выкрутиться. Навара не получите, но концы с концами сведете.
— Спрос? — переспросил он. — С каких хренов ему возникнуть?
— Трудно иметь с вами дело, — вздохнула Роза Марковна. — Напрягитесь. Вы же умеете думать, когда захотите. Какое событие произошло в последние дни? О чем все говорят?
— Я понял, — сказал Анвельт. — Да, понял. Альфонса Ребане объявили национальным героем Эстонии. Это?
— Да. Поэтому вы поедете к его внуку и будете разговаривать с ним очень почтительно. Не думаю, что этот разговор будет для вас приятным. Насколько я понимаю, Томас намерен выставить вам счет за ту историю с компьютерами. И вам придется его оплатить.
— И не подумаю! — рявкнул Анвельт.
Роза Марковна пожала плечами:
— Мое дело дать совет. Как вы им воспользуетесь — ваше дело.
— Вы сказали: две причины, — напомнил он. — Какая вторая?
— Вы сами ее прекрасно знаете, — сухо ответила Роза Марковна. — Только не признаетесь в этом самому себе. И тут я вам ничем помочь не могу. А теперь давайте закончим подбивать бабки. Вызывайте менеджера по продажам.
Для того чтобы слово, обозначающее неприличное действие, было приличным, оно должно быть неточным. «Трахаться» приличней, чем «совокупляться». А «заниматься любовью» приличней, чем «трахаться». Слово, выражающее грубое действие, тоже должно быть неточным, чтобы не быть грубым. Оно должно не описывать действие, а лишь слегка на него намекать. И чем намек легче и отдаленней, тем безобидней слово.
Для президента компании «Foodline-Balt» Стаса Анвельта слово «замочить» звучало гораздо более грубо, чем слово «убить». И даже чем «лишить жизни». Оно описывало действие с физиологической точностью.
Потому что первого человека, которого Стас Анвельт лишил жизни, он утопил.
Это произошло летом того года, когда разрешили кооперативы. Года он точно не помнил, но хорошо помнил, что стояло необычно жаркое для Прибалтики лето. В тот день он принимал у строителей пищеблок, в оборудование которого угрохал все свободные бабки. Но без него уже было никак. Из кафе позвонила сестра, сказала, что пришли какие-то люди и хотят с ним поговорить. Что-то в ее голосе заставило его бросить дела и ехать в кафе. Там его ждали четверо. И еще ни слова не было сказано, а он уже понял, что дело плохо.
Стас отстегивал кому надо — ментам и чиновникам из пароходства, чтобы не платить лишнего за аренду. Но к наезду он был не готов. Это в последующие годы такие дела стали обычными, а тогда, на заре частного предпринимательства, и слова-то «наезд» не знали, про «рэкет» слышали только по телевизору про ихнюю жизнь, а «крыша» означала кровлю. И что больше всего поразило Стаса, так это то, что наехал на него свой — Леха Чибис с тремя незнакомыми шестерками-мордоворотами.
Чибиса Стас хорошо знал, он работал на авторынке в прикрытии у кидал. Кличку свою он получил за то, что был похож на какую-то водоплавающую птицу. При большом теле у него была маленькая голова на тонкой шее с острым кадыком. Отношения со Стасом у него были вполне приятельские. Это и было причиной того, что Чибис долго и не без смущения подходил к делу, все время повторял: «Сам понимаешь, братан».
Когда Стас понял, к чему он ведет, кровь бросилась ему в лицо, и без того красное от стояния у плиты, руки-клешни задвигались — так свербело немедленно свернуть Чибису шею. Но он сдержался, только спрятал руки под стол. И даже когда Чибис назвал сумму отстежки — пятнадцать процентов от прибыли, Стас заставил себя добродушно усмехнуться и сказать, что это, блин, ничего, по-божески. Он легко, будто для него это было делом самым обычным, отдал Чибису всю дневную выручку, велел сестрам закрыть кафе и накрыть для его гостя стол, а сам принес из холодильника литровую бутылку польской «Выборовой», запасы которой держал для ментов и санэпиднадзора. Чибис отослал шестерок, расслабился. Он был рад, что нашел понимание. Дело и для него было новое, он передергался и налег на халявную выпивку.
Разговор пошел оживленный, о том о сем, о прошлых делах. Солнце припекало, в кафе было жарко, и Стас предложил перенестись на природу. Сестры собрали в корзину закуски, Стас достал еще бутылку водки, погрузились в «рафик». Старший брат отвез приятелей на озеро Харку. Выбрали место в стороне от пляжей, на каменистом берегу, безлюдное, чтобы можно было купаться голыми, так как плавок не взяли. Стас велел брату приехать за ними к вечеру. Искупались, продолжили. На солн-цепеке Чибиса совсем развезло.
Через три часа, когда брат приехал, он обнаружил Стаса мертвецки пьяным на берегу, а Чибиса увидел не сразу — его прибило в прибрежные камыши.
Брат был человеком сообразительным и не стал ничего трогать, а сразу погнал за милицией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101