Однако в этот вечер общество в кают-компании скучало. Обед прошел вяло, и разговор не клеился.
Когда здесь появился старший помощник капитана Бест и занял свое место за столом, капитан обратился к нему с вопросом.
– Как там насчет бриза, Бест? – спросил его Блант.
– Никаких признаков, сэр.
– Что за несносный штиль, – сказала миссис Викерс и хихикнула. – И так уже целую неделю. Я не ошиблась, капитан Блант?
– Тринадцать дней, мэм, – буркнул Блант.
– Однажды у нас на борту «Гремучей змеи», у берегов Короманделя, вспыхнула чума, – бодренько начал Пайн.
Но капитан Блант поторопился перебить рассказчика, предложив Викерсу стаканчик вина.
– Спасибо, больше не могу, – отказался тот. – У меня ужасная головная боль.
– Головная боль? Хм, немудрено, неприятностей с этим народом не оберешься. Так перегружать корабль просто бессовестно. У нас на борту более двухсот душ, а место рассчитано только для половины.
– Более двухсот душ? Не может быть, – возразил Викерс. – Ведь это идет вразрез с Королевскими предписаниями…
– У нас на борту сто восемьдесят арестантов, пятьдесят солдат и тридцать человек команды. Да мы, еще с вами в этой кают-компании… Посчитайте, сколько всего человек? – Да, на этот раз несколько тесновато, – поддержал его Б ест.
– Но это же совсем неправильно, – с важным видом начал Викерс. – Это совершенно неправильно. Согласно Королевским предписаниям…
Для общества, собравшегося в кают-компании, разглагольствования Викерса казались еще более невыносимыми, чем бесконечные анекдоты Пайна, поэтому миссис Викерс поспешила изменить тему разговора.
– Скажите, мистер Фрер, вас не тяготит эта ужасная жизнь? – спросила она.
– Еще бы! Это не та жизнь, о которой я мечтал, – ответил Фрер, проведя веснушчатой рукой по жестким рыжим волосам. – Но я стараюсь извлечь из нее все, что возможно.
– Вы правы, – ответила миссис Викерс приглушенным голосом, как подобает говорить о несчастье, всем хорошо известном. – Внезапно лишиться такого состояния – это было для вас большим ударом!
– Да, разумеется, но самое нелепое заключается в том, что ровно через неделю после смерти дядюшки этот негодяй Ричард, которому досталось все состояние, отправился в Индию, и в день похорон мужа леди Дивайн получила от сына письмо, в котором он сообщал, что отплывает в Калькутту на корабле «Гидасп» и в Англию больше не вернется.
– Вот как! Скажите, а у сэра Дивайна не было больше детей?
– Нет, никого, только этот таинственный Дик, которого я никогда не видел, но который должен меня ненавидеть.
– Боже мой, боже мой! Эти семейные распри – ужасная вещь! Бедняжка леди Дивайн! Потерять в один день и мужа и сына!
– Это еще не все. На следующее утро ей принесли весть об убийстве ее двоюродного брата. Вам известно, что мы в родстве с Беллазисами? Отец моей тетки был женат на сестре второго лорда Беллазиса.
– Да, да, конечно, я знаю. Какое ужасное убийство! Скажите, вы уверены, что его совершил тот молодой арестант, на которого вы нам указывали?
– Присяжные разошлись во мнениях, – ответил Фрер, усмехнувшись. – Но вряд ли у кого другого нашлись бы мотивы для совершения этого преступления. Пожалуй, я выйду на палубу покурить.
И как только широкая спина Мориса Фрера исчезла за дверью салона, доктор Пайн обратился к капитану Викерсу:
– Ума не приложу, что заставило старого скрягу Дивайна попытаться лишить своего единственного сына наследства в пользу этого молодчика Фрера?
– Вероятно, какие-то сыновние шалости за границей, – люди, которые сами сколотили свое состояние, всегда нетерпимы к расточительности. Но все обернулось весьма неудачно для Фрера. Правда, он грубоват, но все же неплохой малый, и если он узнает, что случай лишил его четверти миллиона, оставив без гроша за душой, лишь с офицерским патентом в полку и заданием сопровождать тюремный корабль, – он может негодовать на судьбу.
– А как случилось, что деньги все же достались сыну сэра Дивайна?
– А вот как: старый Дивайн послал за нотариусом, чтобы изменить завещание, но с ним произошел апоплексический удар, очевидно, от ярости. Когда утром взломали дверь его комнаты, он был уже мертв.
– А сын его где-то в море, – заметил мистер Викерс, – и ничего не знает о том, что ему досталось такое огромное состояние. Прямо как в романе.
– Очень рад, что деньги проскочили мимо Фрера, – мрачно отозвался Пайн, упорствуя в своем предубеждении. – Не встречал более неприятной физиономии даже там, среди моих желтых курток.
– Боже мой, доктор Пайн, разве можно так говорить? – воскликнула миссис Викерс.
– Поверьте, мэм, многие арестанты люди из хорошего общества. Среди них, там внизу, есть воры и мошенники, которые вращались в свете.
– Несчастные люди! – воскликнула миссис Викерс и оправила юбки. – Джон, я хочу выйти на палубу.
И все присутствующие встали, как по сигналу.
– Послушайте, Пайн, – сказал капитан Блант, когда они остались вдвоем, – мы с вами вечно встреваем в чужие дела.
– Нет, это женщины на борту вечно путаются под ногами, – ответил Пайн.
– Я надеюсь, доктор, вы шутите, – раздался подле него глубокий нежный голос. Это была Сара Пэрфой.
– А вот это настоящая женщина! – воскликнул Блант. – Мы только что говорили, хм… о ваших глазах.
– Ну и что? – спросила она, глядя на него в упор. – Быть может, они того стоят?
– О да, разумеется! – ответил капитан. – У вас самые красивые глаза на свете и самый прелестный рот… хм…
– Прошу вас, капитан Блант, позвольте мне пройти. И, прежде чем восхищенный капитан успел помешать ей, она скромно удалилась в каюту.
– Недурна штучка, а? – спросил Блант, глядя ей вслед. – Между прочим, девушка с перцем.
Старый Пайн втянул огромную понюшку табаку.
– Девушка с перцем? Вот именно. Послушайте, что я вам скажу, Блант: не знаю, где Викерс ее подцепил, но если бы мне когда-нибудь пришлось с ней столкнуться, я бы скорее доверил свою жизнь самому отчаянному из этих межпалубников, нежели ей.
Блант рассмеялся.
– Не думаю, чтобы она стала долго колебаться перед тем, как зарезать человека, – сказал он, поднимаясь. – Но мне пора на палубу, доктор.
Пайн медленно последовал за ним.
«Я не считаю себя знатоком женщин, – подумал он, – но не ошибусь, если скажу, что у этой девушки есть в прошлом какая-то история. Непостижимо, что могло привести ее на этот корабль в качестве горничной?» Держа трубку в зубах, он направился по опустевшей палубе к главному люку. Обернувшись и увидев, что женщина в белом порхает взад и вперед по корме и что к ней присоединилась некая личность в темном, он пробормотал про себя: «Клянусь, она замышляет что-то недоброе».
В это мгновение его тронул за плечо солдат, только что вынырнувший из люка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Когда здесь появился старший помощник капитана Бест и занял свое место за столом, капитан обратился к нему с вопросом.
– Как там насчет бриза, Бест? – спросил его Блант.
– Никаких признаков, сэр.
– Что за несносный штиль, – сказала миссис Викерс и хихикнула. – И так уже целую неделю. Я не ошиблась, капитан Блант?
– Тринадцать дней, мэм, – буркнул Блант.
– Однажды у нас на борту «Гремучей змеи», у берегов Короманделя, вспыхнула чума, – бодренько начал Пайн.
Но капитан Блант поторопился перебить рассказчика, предложив Викерсу стаканчик вина.
– Спасибо, больше не могу, – отказался тот. – У меня ужасная головная боль.
– Головная боль? Хм, немудрено, неприятностей с этим народом не оберешься. Так перегружать корабль просто бессовестно. У нас на борту более двухсот душ, а место рассчитано только для половины.
– Более двухсот душ? Не может быть, – возразил Викерс. – Ведь это идет вразрез с Королевскими предписаниями…
– У нас на борту сто восемьдесят арестантов, пятьдесят солдат и тридцать человек команды. Да мы, еще с вами в этой кают-компании… Посчитайте, сколько всего человек? – Да, на этот раз несколько тесновато, – поддержал его Б ест.
– Но это же совсем неправильно, – с важным видом начал Викерс. – Это совершенно неправильно. Согласно Королевским предписаниям…
Для общества, собравшегося в кают-компании, разглагольствования Викерса казались еще более невыносимыми, чем бесконечные анекдоты Пайна, поэтому миссис Викерс поспешила изменить тему разговора.
– Скажите, мистер Фрер, вас не тяготит эта ужасная жизнь? – спросила она.
– Еще бы! Это не та жизнь, о которой я мечтал, – ответил Фрер, проведя веснушчатой рукой по жестким рыжим волосам. – Но я стараюсь извлечь из нее все, что возможно.
– Вы правы, – ответила миссис Викерс приглушенным голосом, как подобает говорить о несчастье, всем хорошо известном. – Внезапно лишиться такого состояния – это было для вас большим ударом!
– Да, разумеется, но самое нелепое заключается в том, что ровно через неделю после смерти дядюшки этот негодяй Ричард, которому досталось все состояние, отправился в Индию, и в день похорон мужа леди Дивайн получила от сына письмо, в котором он сообщал, что отплывает в Калькутту на корабле «Гидасп» и в Англию больше не вернется.
– Вот как! Скажите, а у сэра Дивайна не было больше детей?
– Нет, никого, только этот таинственный Дик, которого я никогда не видел, но который должен меня ненавидеть.
– Боже мой, боже мой! Эти семейные распри – ужасная вещь! Бедняжка леди Дивайн! Потерять в один день и мужа и сына!
– Это еще не все. На следующее утро ей принесли весть об убийстве ее двоюродного брата. Вам известно, что мы в родстве с Беллазисами? Отец моей тетки был женат на сестре второго лорда Беллазиса.
– Да, да, конечно, я знаю. Какое ужасное убийство! Скажите, вы уверены, что его совершил тот молодой арестант, на которого вы нам указывали?
– Присяжные разошлись во мнениях, – ответил Фрер, усмехнувшись. – Но вряд ли у кого другого нашлись бы мотивы для совершения этого преступления. Пожалуй, я выйду на палубу покурить.
И как только широкая спина Мориса Фрера исчезла за дверью салона, доктор Пайн обратился к капитану Викерсу:
– Ума не приложу, что заставило старого скрягу Дивайна попытаться лишить своего единственного сына наследства в пользу этого молодчика Фрера?
– Вероятно, какие-то сыновние шалости за границей, – люди, которые сами сколотили свое состояние, всегда нетерпимы к расточительности. Но все обернулось весьма неудачно для Фрера. Правда, он грубоват, но все же неплохой малый, и если он узнает, что случай лишил его четверти миллиона, оставив без гроша за душой, лишь с офицерским патентом в полку и заданием сопровождать тюремный корабль, – он может негодовать на судьбу.
– А как случилось, что деньги все же достались сыну сэра Дивайна?
– А вот как: старый Дивайн послал за нотариусом, чтобы изменить завещание, но с ним произошел апоплексический удар, очевидно, от ярости. Когда утром взломали дверь его комнаты, он был уже мертв.
– А сын его где-то в море, – заметил мистер Викерс, – и ничего не знает о том, что ему досталось такое огромное состояние. Прямо как в романе.
– Очень рад, что деньги проскочили мимо Фрера, – мрачно отозвался Пайн, упорствуя в своем предубеждении. – Не встречал более неприятной физиономии даже там, среди моих желтых курток.
– Боже мой, доктор Пайн, разве можно так говорить? – воскликнула миссис Викерс.
– Поверьте, мэм, многие арестанты люди из хорошего общества. Среди них, там внизу, есть воры и мошенники, которые вращались в свете.
– Несчастные люди! – воскликнула миссис Викерс и оправила юбки. – Джон, я хочу выйти на палубу.
И все присутствующие встали, как по сигналу.
– Послушайте, Пайн, – сказал капитан Блант, когда они остались вдвоем, – мы с вами вечно встреваем в чужие дела.
– Нет, это женщины на борту вечно путаются под ногами, – ответил Пайн.
– Я надеюсь, доктор, вы шутите, – раздался подле него глубокий нежный голос. Это была Сара Пэрфой.
– А вот это настоящая женщина! – воскликнул Блант. – Мы только что говорили, хм… о ваших глазах.
– Ну и что? – спросила она, глядя на него в упор. – Быть может, они того стоят?
– О да, разумеется! – ответил капитан. – У вас самые красивые глаза на свете и самый прелестный рот… хм…
– Прошу вас, капитан Блант, позвольте мне пройти. И, прежде чем восхищенный капитан успел помешать ей, она скромно удалилась в каюту.
– Недурна штучка, а? – спросил Блант, глядя ей вслед. – Между прочим, девушка с перцем.
Старый Пайн втянул огромную понюшку табаку.
– Девушка с перцем? Вот именно. Послушайте, что я вам скажу, Блант: не знаю, где Викерс ее подцепил, но если бы мне когда-нибудь пришлось с ней столкнуться, я бы скорее доверил свою жизнь самому отчаянному из этих межпалубников, нежели ей.
Блант рассмеялся.
– Не думаю, чтобы она стала долго колебаться перед тем, как зарезать человека, – сказал он, поднимаясь. – Но мне пора на палубу, доктор.
Пайн медленно последовал за ним.
«Я не считаю себя знатоком женщин, – подумал он, – но не ошибусь, если скажу, что у этой девушки есть в прошлом какая-то история. Непостижимо, что могло привести ее на этот корабль в качестве горничной?» Держа трубку в зубах, он направился по опустевшей палубе к главному люку. Обернувшись и увидев, что женщина в белом порхает взад и вперед по корме и что к ней присоединилась некая личность в темном, он пробормотал про себя: «Клянусь, она замышляет что-то недоброе».
В это мгновение его тронул за плечо солдат, только что вынырнувший из люка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147