Даже ветерок стих, и прибрежные леса стояли в мертвом молчании. Тишина была настолько полной, что нам ничего не оставалось, кроме как прислушиваться к шевелениям запертого во мраке слепоты разума нашего пленника, и сонмы растревоженных паучьих мыслей, шелковисто кипевших внутри его безобразного тела, терзали наши и без того напряженные нервы.
Тут мой взгляд упал на эфезионита, который устроился на уголке плота, не загроможденном паучьей тушей, обхватил руками колени и так спокойно созерцал луну, что я, сама не знаю почему, немедленно разозлилась. Когда я подошла к нему, я еще и сама не знала, что мне от него нужно, но стоило мне только открыть рот, и слова полились сами собой.
– Знаешь, Ниффт, даже с учетом всех обстоятельств – и того, что все мы стали игрушками в чужих руках, и игры случая, и роковых совпадений, – даже с учетом всего этого я никак не могу взять в толк, как тебя угораздило на это отважиться?
– На что именно, любезная нунция?
– Да на то, чтобы наняться ко мне в отряд, зная, что ждет тебя – вора – в стране паучьего бога.
– Я ничем не отличаюсь от людей других профессий, госпожа Лагадамия. Когда начинают сбываться наихудшие опасения, я просто полагаюсь на удачу. Прости меня за смелость, но твоим рассуждениям явно не хватает логики! Я ведь могу спросить тебя о том же самом: как могла тынанять меня,зная, что работа, которую ты мне предлагаешь, особенно в такой стране, как эта, грозит смертельной опасностью?
– Прости меня и ты, о эфезионитский уголовник, но опасности, которым подвергаемся мы, нунции, неразрывно связаны со служением благородной цели и проистекают именно из порочности окружающего нас мира. Риск, которому мы ежечасно подвергаем свою жизнь, ничего общего не имеет с уголовщиной! – Наши спутники зашикали, призывая к тишине, но кровь моя вскипела, и мне уже было не остановиться. Ниффт поглядел на меня с видом оскорбленного достоинства.
– Должен тебе заметить, нунция, что выражения вроде «уголовник» и «уголовщина» кажутся мне весьма обидными.
– Да? Ну, тогда, может, тебе больше придется по нраву «преступление», – ибо что есть любое воровство, как не преступление!
– Только когда речь идет о его криминальном аспекте.
– Криминальном аспекте?(Все это время я пыталась кричать шепотом.) У воровства нет никаких аспектов! Это преступление в самом полном, чистом и совершенном виде!
– Кража у другого вора может считаться преступлением только технически, фактически же это деяние совершенно невинное, поскольку преступность самой жертвы уничтожает преступность вора! Я никогда не грабил никого, кроме сильных мира сего – то есть, иначе говоря, других воров. Доводилось мне красть и у демонов, разумеется, но уж это-то даже ты не назовешь преступлением!
– Зато я назову преступлением те лицемерные, фальшивые рассуждения, которыми ты меня тут угощаешь! – Оломбо и Бантрил положили мне руки на плечи, стараясь успокоить, но я распалилась не на шутку. Гнев так застил мне глаза, что даже окружающий мрак подернулся, казалось, кровавой пеленой. – Ты, гнусный, скользкий негодяй, ты умеешь внушать доверие! Желторотые юнцы проглотят твою блевотину, не поморщившись, а может, и добавки попросят, но меня-то ты этими помоями не обманешь! Ну почему мой злосчастный сын должен был пасть жертвой такого же вкрадчивого мерзавца, как ты!
– Твой сын?…
– Кто это с тобой, брат мой, и почему мне кажется, будто ты стоишь прямо на воде?
Немой поток паучьих мыслей захлестнул нас неожиданно – так океанский прибой накроет, бывает, с головой зазевавшегося купальщика. Он вырвался, похоже, прямо из прибрежных зарослей, настолько ясно и отчетливо было слышно каждое слово! Мы так и подпрыгнули, и я, помню, на мгновение испугалась, уж не забрался ли другой паук прямо на плот, но тут влажный шепот водяного раба подсказал мне, что мы уже скользим по поверхности озера прочь от берега, но не прямо, а наискосок – ведьма по-прежнему избегала яркого света.
– Ты ранен? Что это за люди с тобой, и почему они до сих пор не съедены?..
Пока наш плот скользил вдоль берега, лунный свет то и дело озарял нас, возвращая нам телесность, но никаких чужеродных прикосновений мы не ощутили. Ведьма подала знак собраться на плоской передней части паучьего тела. Мы сгрудились на расстоянии вытянутой руки от громадного зарубцевавшегося шрама, куда, словно в склеп, была упрятана Помпилла.
– Слушайте внимательно, – проворчала ведьма, глаза которой светились во мраке, почти как у кошки. – Они чуют раненого издалека и сейчас начнут сбегаться сюда толпами. Пока что их привлекает только запах пищи, но скоро, как только Помпилла начнет пробуждаться, они ощутят ее присутствие. Вода скрывала ее передвижения, пока она была куколкой. Но теперь, когда до ее рождения осталось совсем немного и пауки так близко, ее уже не спрячешь – отпрыски своего Родителя появляются на свет, уже умея распознавать ее запах. Не знаю, сколько времени понадобится ей, чтобы родиться, но сейчас любому паучишке из тех, что нас окружают, ничего не стоит ее убить и сожрать. Как только они найдут нас, прятаться будет бесполезно, придется выгребать на середину озера и выдерживать осаду там. Наше счастье, что пловцы они никудышние.
– Подожди-ка, ведьма, что это значит – «выдерживать осаду»? – спросила Мав.
– Это значит, что мне придется поколдовать еще немножко. Какая я все-таки умница, что не раскидывалась своей магией направо и налево! А от вас потребуется только стоять наготове и выполнять мои приказы незамедлительно.
Желтушница сделала какое-то движение в сторону рыбацкой деревушки. Последовало долгое молчание, и все это время ведьма стояла неподвижная и немая как камень. Мы тоже не шевелились, прислушиваясь поначалу, не протянется ли из темного леса незримый ледяной палец паучьей мысли и не пробежит ли вновь по нашим спинам, но минуты шли, и понемногу мы начали напряженно ждать ответа на зов ведьмы.
И тут вдалеке раздался легкий серебристый плеск, точно что-то двигалось по воде; от громады противоположного берега отделился крошечный сгусток тени и медленно выскользнул на посеребренный луной водный простор.
Через миг к нему присоединился другой, потом еще один, и вот уже три темных силуэта приближались к нам. Еще немного, и мы разобрали, что это такое: три маленьких суденышка покачивались на волнах, будто их несло течением. Поворачиваясь вперед то носом, то боком, а то и кормой, они словно нехотя подтягивались к нам, волоча за собой причальные концы. Одна лодка оказалась парусной, две другие волочили за собой болтающиеся в уключинах весла, как птицы – подбитые крылья. Наконец все три с еле слышным стуком уткнулись в наш плот.
– Очистите их и дайте мне весла, – распорядилась ведьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Тут мой взгляд упал на эфезионита, который устроился на уголке плота, не загроможденном паучьей тушей, обхватил руками колени и так спокойно созерцал луну, что я, сама не знаю почему, немедленно разозлилась. Когда я подошла к нему, я еще и сама не знала, что мне от него нужно, но стоило мне только открыть рот, и слова полились сами собой.
– Знаешь, Ниффт, даже с учетом всех обстоятельств – и того, что все мы стали игрушками в чужих руках, и игры случая, и роковых совпадений, – даже с учетом всего этого я никак не могу взять в толк, как тебя угораздило на это отважиться?
– На что именно, любезная нунция?
– Да на то, чтобы наняться ко мне в отряд, зная, что ждет тебя – вора – в стране паучьего бога.
– Я ничем не отличаюсь от людей других профессий, госпожа Лагадамия. Когда начинают сбываться наихудшие опасения, я просто полагаюсь на удачу. Прости меня за смелость, но твоим рассуждениям явно не хватает логики! Я ведь могу спросить тебя о том же самом: как могла тынанять меня,зная, что работа, которую ты мне предлагаешь, особенно в такой стране, как эта, грозит смертельной опасностью?
– Прости меня и ты, о эфезионитский уголовник, но опасности, которым подвергаемся мы, нунции, неразрывно связаны со служением благородной цели и проистекают именно из порочности окружающего нас мира. Риск, которому мы ежечасно подвергаем свою жизнь, ничего общего не имеет с уголовщиной! – Наши спутники зашикали, призывая к тишине, но кровь моя вскипела, и мне уже было не остановиться. Ниффт поглядел на меня с видом оскорбленного достоинства.
– Должен тебе заметить, нунция, что выражения вроде «уголовник» и «уголовщина» кажутся мне весьма обидными.
– Да? Ну, тогда, может, тебе больше придется по нраву «преступление», – ибо что есть любое воровство, как не преступление!
– Только когда речь идет о его криминальном аспекте.
– Криминальном аспекте?(Все это время я пыталась кричать шепотом.) У воровства нет никаких аспектов! Это преступление в самом полном, чистом и совершенном виде!
– Кража у другого вора может считаться преступлением только технически, фактически же это деяние совершенно невинное, поскольку преступность самой жертвы уничтожает преступность вора! Я никогда не грабил никого, кроме сильных мира сего – то есть, иначе говоря, других воров. Доводилось мне красть и у демонов, разумеется, но уж это-то даже ты не назовешь преступлением!
– Зато я назову преступлением те лицемерные, фальшивые рассуждения, которыми ты меня тут угощаешь! – Оломбо и Бантрил положили мне руки на плечи, стараясь успокоить, но я распалилась не на шутку. Гнев так застил мне глаза, что даже окружающий мрак подернулся, казалось, кровавой пеленой. – Ты, гнусный, скользкий негодяй, ты умеешь внушать доверие! Желторотые юнцы проглотят твою блевотину, не поморщившись, а может, и добавки попросят, но меня-то ты этими помоями не обманешь! Ну почему мой злосчастный сын должен был пасть жертвой такого же вкрадчивого мерзавца, как ты!
– Твой сын?…
– Кто это с тобой, брат мой, и почему мне кажется, будто ты стоишь прямо на воде?
Немой поток паучьих мыслей захлестнул нас неожиданно – так океанский прибой накроет, бывает, с головой зазевавшегося купальщика. Он вырвался, похоже, прямо из прибрежных зарослей, настолько ясно и отчетливо было слышно каждое слово! Мы так и подпрыгнули, и я, помню, на мгновение испугалась, уж не забрался ли другой паук прямо на плот, но тут влажный шепот водяного раба подсказал мне, что мы уже скользим по поверхности озера прочь от берега, но не прямо, а наискосок – ведьма по-прежнему избегала яркого света.
– Ты ранен? Что это за люди с тобой, и почему они до сих пор не съедены?..
Пока наш плот скользил вдоль берега, лунный свет то и дело озарял нас, возвращая нам телесность, но никаких чужеродных прикосновений мы не ощутили. Ведьма подала знак собраться на плоской передней части паучьего тела. Мы сгрудились на расстоянии вытянутой руки от громадного зарубцевавшегося шрама, куда, словно в склеп, была упрятана Помпилла.
– Слушайте внимательно, – проворчала ведьма, глаза которой светились во мраке, почти как у кошки. – Они чуют раненого издалека и сейчас начнут сбегаться сюда толпами. Пока что их привлекает только запах пищи, но скоро, как только Помпилла начнет пробуждаться, они ощутят ее присутствие. Вода скрывала ее передвижения, пока она была куколкой. Но теперь, когда до ее рождения осталось совсем немного и пауки так близко, ее уже не спрячешь – отпрыски своего Родителя появляются на свет, уже умея распознавать ее запах. Не знаю, сколько времени понадобится ей, чтобы родиться, но сейчас любому паучишке из тех, что нас окружают, ничего не стоит ее убить и сожрать. Как только они найдут нас, прятаться будет бесполезно, придется выгребать на середину озера и выдерживать осаду там. Наше счастье, что пловцы они никудышние.
– Подожди-ка, ведьма, что это значит – «выдерживать осаду»? – спросила Мав.
– Это значит, что мне придется поколдовать еще немножко. Какая я все-таки умница, что не раскидывалась своей магией направо и налево! А от вас потребуется только стоять наготове и выполнять мои приказы незамедлительно.
Желтушница сделала какое-то движение в сторону рыбацкой деревушки. Последовало долгое молчание, и все это время ведьма стояла неподвижная и немая как камень. Мы тоже не шевелились, прислушиваясь поначалу, не протянется ли из темного леса незримый ледяной палец паучьей мысли и не пробежит ли вновь по нашим спинам, но минуты шли, и понемногу мы начали напряженно ждать ответа на зов ведьмы.
И тут вдалеке раздался легкий серебристый плеск, точно что-то двигалось по воде; от громады противоположного берега отделился крошечный сгусток тени и медленно выскользнул на посеребренный луной водный простор.
Через миг к нему присоединился другой, потом еще один, и вот уже три темных силуэта приближались к нам. Еще немного, и мы разобрали, что это такое: три маленьких суденышка покачивались на волнах, будто их несло течением. Поворачиваясь вперед то носом, то боком, а то и кормой, они словно нехотя подтягивались к нам, волоча за собой причальные концы. Одна лодка оказалась парусной, две другие волочили за собой болтающиеся в уключинах весла, как птицы – подбитые крылья. Наконец все три с еле слышным стуком уткнулись в наш плот.
– Очистите их и дайте мне весла, – распорядилась ведьма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77