В них великолепно выражены сила и
твердость русского характера". (39)
МИФ О БЕЗМЕРНОСТИ РУССКОЙ ДУШИ
I
Среди русской интеллигенции широко был, распространен миф о бескрайности,
безгранности русского национального характера. Черты своего неуравновешенного
характера — результаты своей беспочвенности, русская интеллигенция переносила на
весь русский народ. В своей известной книге "Русская идея", получившей широкое
распространение среди иностранцев Н. Бердяев вещал, например:
"...В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность,
устремленность в бесконечность, как и в русской равнине... Русский народ не был
народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был народом
откровений, он не знал меры и легко впадал в крайности". Уродливые типы,
порожденные детищем Петра Первого — антирусской западнической интеллигенцией и
крепостническим шляхетством, скопированным Петром Первым с польского шляхетства,
все эти Онегины, Печорины, Обломовы, объявлялись характерными национальными
русскими типами.
Но это был только один из бесчисленных мифов, выдуманных интеллигенцией о
русском народе и России. В своей спорной, но весьма интересной по мыслям книге
"Ульмская ночь" М. Алданов совершенно справедливо выступает против мифа о
бескрайности русского характера. "Ничего похожего на бескрайность, —
пишет он, — нет в лучшем из ранней русской прозы, — в "Фроле Скобееве", в
"Повести временных лет", в "Горе-Злосчастии". А записки старых русских
путешественников, как подлинные, так апокрифические? Все эти умные и толковые
люди скорее удивлялись безмерности западной". (40)
Русский героический эпос дает огромный материал, показывающий всю
ложность мифа о безмерности русской души и исключительной полярности русского
национального характера.
При сопоставлении русских былин с героическим эпосом народов
средневековой Европы — в смысле безмерности характеров героев, именно герои
русского эпоса оказываются людьми, лишенными необузданных, безмерных страстей.
"О "Нибелунгах" не стоит и говорить: там все "безмерно" и свирепо.
Остановимся лишь на "Песне о Роланде", поскольку Франция "классическая страна
меры". Какие характеры, какие тяжелые страсти в этой поэме? Безупречный,
несравненный рыцарь Роланд, гнусный изменник Ганелон, святой Тюрпен, рог
Роланда, в который рыцарь дует так, что у него кровь хлынула из горла. Карл
Великий, слышащий этот рог за тридевять земель и мчащийся на помощь своему слуге
для разгрома 400-тысячной армии неверных, — все это "безмерно". А речь Роланда
перед боем, а его гибель, а его невеста — где уж до нее по безмерности скромной
и милой Ярославне! А смерть Оливье! А казнь изменника! В "Слове о полку
Игореве", напротив, все очень просто, сильных страстей неизмеримо меньше, и за
грандиозностью автор не гоняется. Ни безупречных рыцарей, ни отвратительных
злодеев. В средние века рыцари, говорят, шли в бой и умирали под звуки "Песни о
Роланде". Под звуки "Слова о Полку Игореве" воевать было бы трудно. Обе поэмы
имеют громадные достоинства, но безмерности в русской во всяком случае
неизмеримое меньше — снова скажу, слава Богу. А былины? Какая в них
бескрайность? Эти чудесные произведения, в сущности, по духу полны меры,
благоразумия, хитрецы, добродушия, беспечности. Один из новейших историков
русской литературы пишет: "В былинах истоки русского большевизма и его
прославление"! Я этого никак не вижу. По сравнению с западно-европейскими
произведениями такого же рода, былины свидетельствуют, напротив, об очень
высоком моральном уровне. В них нет ни пыток, ни истязаний, да и казней очень
мало. Нет и "ксенофобии". Об индусском богатыре Дюке Степановиче автор былины
отзывается ласково, как и об его матери "честной вдове Мамельфе Тимофеевне", а
Владимир стольно-киевский так же ласково приглашает его: "Ты торгуй-ка в нашем
граде Киеве, — Век торгуй у нас беспошлинно". (41)
Об отсутствии безмерности русской души наглядно свидетельствует "и
русское законодательство времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого; оно было
гораздо умереннее и гуманнее многих западно-европейских. В "Русской Правде"
штраф преобладает над казнями и даже над тюрьмой. В ту пору в Германии отец имел
право собственной властью казнить сына. Не умевший читать и писать князь
Владимир, услышав, что у Соломона сказано: "Вдаяй нищему Богу взаим дает", велел
"всякому нищему и убогому приходить на княжий двор брать кушанье и деньги из
казны". (42)
И средним людям средневековой Руси и выдающимся представителям
средневековой Руси была глубоко чужда интеллигентская безмерность и
интеллигентская истеричность. Такой выдающийся представитель средневековой Руси,
как Нил Сорский не принимал безмерность как неотъемлемое свойство русского
народного характера и осуждая ее писал:
"И самая же добрая и благолепная делания с рассуждением подобает творити
и во благо время... Бо и доброе на злобу бывает ради безвременства и безмерия".
Не менее метко и другое замечание М. Алданова:
"...Отметить зло в ангеле, отметить добро в демоне, это идея чисто
русская и, кстати сказать, противоположная бескрайностям: умеряющая, не слишком
восторженная, — мир не делится на черное и белое. Это тоже ведь из Нила
Сорского".
Да, это из Нила Сорского! А разве Нил Сорский не является типичным
образованным человеком Московской Руси — характерной чертой которого была
гармоничность, та внутренняя цельность духа, которая по мнению И. В. Кириевского
(43) является полной противоположностью раздвоению сил разума у людей
европейской культуры.
Достоевский считает, что всякая односторонность и исключительность —
черта европеизированной русской интеллигенции, а не национального характера
русского народа. В книге известного философа Н. Лосского "Достоевский и его
христианское миропонимание", мы, например, читаем: "Всякую
односторонность и исключительность он осуждает, — пишет Лосский, — и считает ее
не соответствующей русскому характеру. В 1861 г., как и в дальнейшей своей
деятельности вплоть до пушкинской речи, он говорит, что "в русском характере
замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, что в нем по
преимуществу выступает способность высоко-синтетическая, способность
всеприимчивости, всечеловечности". (44)
А там, где есть резкая способность к всепримирению, к синтезу, там нет
места бескрайности, как типичной черте национального характера. Н. Лосский
правильно отмечают, что наличие известных крайностей в характере русского
человека не есть свойство только русского народного характера, "что каждый
народ, как целое, совмещает в себе пары противоположностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
твердость русского характера". (39)
МИФ О БЕЗМЕРНОСТИ РУССКОЙ ДУШИ
I
Среди русской интеллигенции широко был, распространен миф о бескрайности,
безгранности русского национального характера. Черты своего неуравновешенного
характера — результаты своей беспочвенности, русская интеллигенция переносила на
весь русский народ. В своей известной книге "Русская идея", получившей широкое
распространение среди иностранцев Н. Бердяев вещал, например:
"...В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность,
устремленность в бесконечность, как и в русской равнине... Русский народ не был
народом культуры по преимуществу, как народы Западной Европы, он был народом
откровений, он не знал меры и легко впадал в крайности". Уродливые типы,
порожденные детищем Петра Первого — антирусской западнической интеллигенцией и
крепостническим шляхетством, скопированным Петром Первым с польского шляхетства,
все эти Онегины, Печорины, Обломовы, объявлялись характерными национальными
русскими типами.
Но это был только один из бесчисленных мифов, выдуманных интеллигенцией о
русском народе и России. В своей спорной, но весьма интересной по мыслям книге
"Ульмская ночь" М. Алданов совершенно справедливо выступает против мифа о
бескрайности русского характера. "Ничего похожего на бескрайность, —
пишет он, — нет в лучшем из ранней русской прозы, — в "Фроле Скобееве", в
"Повести временных лет", в "Горе-Злосчастии". А записки старых русских
путешественников, как подлинные, так апокрифические? Все эти умные и толковые
люди скорее удивлялись безмерности западной". (40)
Русский героический эпос дает огромный материал, показывающий всю
ложность мифа о безмерности русской души и исключительной полярности русского
национального характера.
При сопоставлении русских былин с героическим эпосом народов
средневековой Европы — в смысле безмерности характеров героев, именно герои
русского эпоса оказываются людьми, лишенными необузданных, безмерных страстей.
"О "Нибелунгах" не стоит и говорить: там все "безмерно" и свирепо.
Остановимся лишь на "Песне о Роланде", поскольку Франция "классическая страна
меры". Какие характеры, какие тяжелые страсти в этой поэме? Безупречный,
несравненный рыцарь Роланд, гнусный изменник Ганелон, святой Тюрпен, рог
Роланда, в который рыцарь дует так, что у него кровь хлынула из горла. Карл
Великий, слышащий этот рог за тридевять земель и мчащийся на помощь своему слуге
для разгрома 400-тысячной армии неверных, — все это "безмерно". А речь Роланда
перед боем, а его гибель, а его невеста — где уж до нее по безмерности скромной
и милой Ярославне! А смерть Оливье! А казнь изменника! В "Слове о полку
Игореве", напротив, все очень просто, сильных страстей неизмеримо меньше, и за
грандиозностью автор не гоняется. Ни безупречных рыцарей, ни отвратительных
злодеев. В средние века рыцари, говорят, шли в бой и умирали под звуки "Песни о
Роланде". Под звуки "Слова о Полку Игореве" воевать было бы трудно. Обе поэмы
имеют громадные достоинства, но безмерности в русской во всяком случае
неизмеримое меньше — снова скажу, слава Богу. А былины? Какая в них
бескрайность? Эти чудесные произведения, в сущности, по духу полны меры,
благоразумия, хитрецы, добродушия, беспечности. Один из новейших историков
русской литературы пишет: "В былинах истоки русского большевизма и его
прославление"! Я этого никак не вижу. По сравнению с западно-европейскими
произведениями такого же рода, былины свидетельствуют, напротив, об очень
высоком моральном уровне. В них нет ни пыток, ни истязаний, да и казней очень
мало. Нет и "ксенофобии". Об индусском богатыре Дюке Степановиче автор былины
отзывается ласково, как и об его матери "честной вдове Мамельфе Тимофеевне", а
Владимир стольно-киевский так же ласково приглашает его: "Ты торгуй-ка в нашем
граде Киеве, — Век торгуй у нас беспошлинно". (41)
Об отсутствии безмерности русской души наглядно свидетельствует "и
русское законодательство времен Владимира Святого и Ярослава Мудрого; оно было
гораздо умереннее и гуманнее многих западно-европейских. В "Русской Правде"
штраф преобладает над казнями и даже над тюрьмой. В ту пору в Германии отец имел
право собственной властью казнить сына. Не умевший читать и писать князь
Владимир, услышав, что у Соломона сказано: "Вдаяй нищему Богу взаим дает", велел
"всякому нищему и убогому приходить на княжий двор брать кушанье и деньги из
казны". (42)
И средним людям средневековой Руси и выдающимся представителям
средневековой Руси была глубоко чужда интеллигентская безмерность и
интеллигентская истеричность. Такой выдающийся представитель средневековой Руси,
как Нил Сорский не принимал безмерность как неотъемлемое свойство русского
народного характера и осуждая ее писал:
"И самая же добрая и благолепная делания с рассуждением подобает творити
и во благо время... Бо и доброе на злобу бывает ради безвременства и безмерия".
Не менее метко и другое замечание М. Алданова:
"...Отметить зло в ангеле, отметить добро в демоне, это идея чисто
русская и, кстати сказать, противоположная бескрайностям: умеряющая, не слишком
восторженная, — мир не делится на черное и белое. Это тоже ведь из Нила
Сорского".
Да, это из Нила Сорского! А разве Нил Сорский не является типичным
образованным человеком Московской Руси — характерной чертой которого была
гармоничность, та внутренняя цельность духа, которая по мнению И. В. Кириевского
(43) является полной противоположностью раздвоению сил разума у людей
европейской культуры.
Достоевский считает, что всякая односторонность и исключительность —
черта европеизированной русской интеллигенции, а не национального характера
русского народа. В книге известного философа Н. Лосского "Достоевский и его
христианское миропонимание", мы, например, читаем: "Всякую
односторонность и исключительность он осуждает, — пишет Лосский, — и считает ее
не соответствующей русскому характеру. В 1861 г., как и в дальнейшей своей
деятельности вплоть до пушкинской речи, он говорит, что "в русском характере
замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, что в нем по
преимуществу выступает способность высоко-синтетическая, способность
всеприимчивости, всечеловечности". (44)
А там, где есть резкая способность к всепримирению, к синтезу, там нет
места бескрайности, как типичной черте национального характера. Н. Лосский
правильно отмечают, что наличие известных крайностей в характере русского
человека не есть свойство только русского народного характера, "что каждый
народ, как целое, совмещает в себе пары противоположностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27