В таких гаремах евнухов больше, чем женщин, и они только тем и занимаются, что следят за женами и наложницами своего господина. Их задача — чтобы ни один посторонний не попал в гарем и ни одна женщина не вышла из него без разрешения.
— На что же мне тогда остается надеяться?
— На то, что твой господин будет красив, что он полюбит тебя и окружит заботой и вниманием.
— Наряду с дюжиной других? — съязвила девушка. Это было первое проявление характера Шантель за все время их разговора, и Жанна с некоторым удивлением ответила:
— Но по-другому здесь просто не бывает. Думаю, что это как раз то, к чему ты быстро привыкнешь.
Глава 15
В тот день Шантель не смогла задремать на своем тюфяке, подобно большинству окружающих ее женщин. Хотя она уже в четвертый раз видела распродажу рабов на дворе Хамида Шарифа, привыкнуть к этому ужасному зрелищу было выше ее сил.
В первые дни своего пребывания в багнио девушка пробовала знакомиться с подругами по несчастью. Разговоры с ними убедили ее в одном: все здесь испытывают тот же самый непреодолимый страх, что и она. Поначалу сознание этого принесло некоторое облегчение. Но потом… Потом ей пришлось наблюдать, как одну за одной ее новых подруг выводят из комнаты и продают во дворе. Это было невыносимо, и она перестала знакомиться с вновь прибывающими. Исключением стала только француженка. И сейчас Шантель больше всего не хотелось увидеть на помосте и ее. Нет! Раньше должны увести ее саму. Осталось всего два дня.
Девушка вздрогнула, неожиданно осознав, как это мало. Уже много раз пыталась она заставить себя думать о том, что с ней происходит, как о каком-то приключении, но ей это плохо удавалось. Все такие попытки обращались в ничто, как только она в очередной раз доходила до мысли о конце этого «приключения», когда будет лишена невинности каким-то незнакомцем. Дальше все мысли обрывались, их место занимал страх.
После разговора с Жанной Мориас она избавилась хотя бы от одного из постоянно мучивших ее страхов. Увидев на первых же торгах, которые ей довелось наблюдать через окно, как продаваемых женщин заставляют полностью обнажаться, она сходила с ума, думая, что и ее подвергнут такому же унижению. К тому же одну из невольниц, видимо, такую же стеснительную, как Шантель, перед продажей чем-то опоили. Бедняжка в результате была лишена последней возможности хоть как-то, постоять за себя, совершенно не понимая, где она и что с ней делают. Это выглядело уж совсем мерзко и страшно. Все эти мысли до того довели Шантель, что она постоянно ощущала какие-то спазмы в желудке и почти не могла есть.
Перенесшая свой тюфяк поближе к Шантель, Жанна мирно спала. Девушка была благодарна ей за трогательное внимание к своей судьбе. Но и избавившись благодаря француженке от одного из своих страхов, успокоиться до того, чтобы уснуть самой, она не смогла.
Оставалось два дня! Господи, она согласна остаться здесь, пусть даже это багнио станет ее тюрьмой, из которой невозможно бежать. По крайней мере с Шантель здесь хорошо обращались, и она знала, что ее ждет на следующий день. Правда, по прибытии ей пришлось пережить еще раз неприятную процедуру проверки, подобную той, которой ее подвергли на корабле: Хамид Шариф должен был лично убедиться, что ее невинность во время , путешествия не пострадала. Но после этого до нее никто даже пальцем не дотронулся. Евнухи, следившие за невольницами, оказались вовсе не такими страшными, если им не перечили. А у Шантель не было ни малейшего желания тратить нервы еще и на препирательство с этими большими, устрашающе выглядящими мужчинами. Они в свою очередь снисходили до того, что порою отвечали на заданные ею вопросы. Каждое утро девушка могла принимать ванну. Пища, хоть в последнее время Шантель и страдала отсутствием аппетита, нареканий не вызывала. Действительно, было бы лучше остаться здесь.
Вечером Шантель ковырялась со своей порцией, а Жанна весело болтала, нахваливая отличный обед. Огромные блюда со снедью, принесенные для них, поставили на маленькие табуретки таким образом, что образовалось три низких столика, возле которых расселись все невольницы. Только чернокожая девушка, которую привезли вчера и сразу приковали к стене, не принимала участия в трапезе. Ее не освобождали даже на время еды. Один из евнухов пытался кормить несчастную из своих рук, но никто не видел, чтобы она что-то ела. Чернокожая красавица или выплевывала пищу, или просто отворачивалась от нее, не открывая рта.
— Кто-нибудь знает, что с ней произошло? — спросила Жанна, особо ни к кому не обращаясь и наблюдая за все больше выходящим из себя евнухом, безуспешно пытающимся накормить африканку.
Никто не ответил, и было неясно, поняли ли женщины заданный по-французски вопрос. Шантель тоже говорить не хотелось, но взгляд француженки в конце концов остановился на ней, и отмалчиваться было неудобно:
— Она — принцесса какого-то племени, живущего к югу от Барики. Как сказали стражники, разговор которых я слышала, она отказывается признать себя рабыней.
— Ей рано или поздно придется с этим смириться, как и нам всем, — усмехнулась Жанна.
Шантель не нравилось отношение Жанны к происходящему, в очередной раз проявившееся в этой фразе. Именно поэтому она и не хотела начинать разговор об африканской девушке. Она хорошо понимала, что чувствует сейчас чернокожая принцесса. Ведь и сама Шантель не могла согласиться с тем, что она превратится в рабу. Однако она опасалась заявлять об этом вслух. Уроки Хакима, учившего ее скрывать гнев и обиды, не прошли даром. Маленький турок был прав. Что пользы было бы ей стоять сейчас прикованной к стене, как эта чернокожая красавица. А ведь именно так и случилось бы, если бы во время второй проверки на девственность она вела себя так же, как и во время первой.
Для того чтобы сменить предмет разговора, Шантель попросила Жанну рассказать ей что-нибудь о гаремной жизни, но после еды. Ее на самом деле интересовало это, так же как и сама француженка. Жанна была лишь немногим старше Шантель — лет двадцать пять — двадцать шесть, и столь отличающееся от ее собственного отношение к жизни вызывало у девушки любопытство. Ей хотелось понять, сделали ли такой ее новую подругу девять лет жизни среди мусульман или та в принципе не видела ничего плохого в здешних обычаях. Но их разговору состояться не пришлось. Как только они закончили трапезу, в дверях появились визитеры.
— Что это? — удивленно спросила Жанна, увидев, как в комнату входит сам Хамид Шариф с каким-то высоким худощавым человеком.
Цвет кожи незнакомца напоминал жареный кофе. Он был так же черен, как евнухи-суданцы, сторожившие женщин, но гораздо более пожилой. Впрочем, Шантель подумала, что он не мог быть евнухом, да и вообще рабом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— На что же мне тогда остается надеяться?
— На то, что твой господин будет красив, что он полюбит тебя и окружит заботой и вниманием.
— Наряду с дюжиной других? — съязвила девушка. Это было первое проявление характера Шантель за все время их разговора, и Жанна с некоторым удивлением ответила:
— Но по-другому здесь просто не бывает. Думаю, что это как раз то, к чему ты быстро привыкнешь.
Глава 15
В тот день Шантель не смогла задремать на своем тюфяке, подобно большинству окружающих ее женщин. Хотя она уже в четвертый раз видела распродажу рабов на дворе Хамида Шарифа, привыкнуть к этому ужасному зрелищу было выше ее сил.
В первые дни своего пребывания в багнио девушка пробовала знакомиться с подругами по несчастью. Разговоры с ними убедили ее в одном: все здесь испытывают тот же самый непреодолимый страх, что и она. Поначалу сознание этого принесло некоторое облегчение. Но потом… Потом ей пришлось наблюдать, как одну за одной ее новых подруг выводят из комнаты и продают во дворе. Это было невыносимо, и она перестала знакомиться с вновь прибывающими. Исключением стала только француженка. И сейчас Шантель больше всего не хотелось увидеть на помосте и ее. Нет! Раньше должны увести ее саму. Осталось всего два дня.
Девушка вздрогнула, неожиданно осознав, как это мало. Уже много раз пыталась она заставить себя думать о том, что с ней происходит, как о каком-то приключении, но ей это плохо удавалось. Все такие попытки обращались в ничто, как только она в очередной раз доходила до мысли о конце этого «приключения», когда будет лишена невинности каким-то незнакомцем. Дальше все мысли обрывались, их место занимал страх.
После разговора с Жанной Мориас она избавилась хотя бы от одного из постоянно мучивших ее страхов. Увидев на первых же торгах, которые ей довелось наблюдать через окно, как продаваемых женщин заставляют полностью обнажаться, она сходила с ума, думая, что и ее подвергнут такому же унижению. К тому же одну из невольниц, видимо, такую же стеснительную, как Шантель, перед продажей чем-то опоили. Бедняжка в результате была лишена последней возможности хоть как-то, постоять за себя, совершенно не понимая, где она и что с ней делают. Это выглядело уж совсем мерзко и страшно. Все эти мысли до того довели Шантель, что она постоянно ощущала какие-то спазмы в желудке и почти не могла есть.
Перенесшая свой тюфяк поближе к Шантель, Жанна мирно спала. Девушка была благодарна ей за трогательное внимание к своей судьбе. Но и избавившись благодаря француженке от одного из своих страхов, успокоиться до того, чтобы уснуть самой, она не смогла.
Оставалось два дня! Господи, она согласна остаться здесь, пусть даже это багнио станет ее тюрьмой, из которой невозможно бежать. По крайней мере с Шантель здесь хорошо обращались, и она знала, что ее ждет на следующий день. Правда, по прибытии ей пришлось пережить еще раз неприятную процедуру проверки, подобную той, которой ее подвергли на корабле: Хамид Шариф должен был лично убедиться, что ее невинность во время , путешествия не пострадала. Но после этого до нее никто даже пальцем не дотронулся. Евнухи, следившие за невольницами, оказались вовсе не такими страшными, если им не перечили. А у Шантель не было ни малейшего желания тратить нервы еще и на препирательство с этими большими, устрашающе выглядящими мужчинами. Они в свою очередь снисходили до того, что порою отвечали на заданные ею вопросы. Каждое утро девушка могла принимать ванну. Пища, хоть в последнее время Шантель и страдала отсутствием аппетита, нареканий не вызывала. Действительно, было бы лучше остаться здесь.
Вечером Шантель ковырялась со своей порцией, а Жанна весело болтала, нахваливая отличный обед. Огромные блюда со снедью, принесенные для них, поставили на маленькие табуретки таким образом, что образовалось три низких столика, возле которых расселись все невольницы. Только чернокожая девушка, которую привезли вчера и сразу приковали к стене, не принимала участия в трапезе. Ее не освобождали даже на время еды. Один из евнухов пытался кормить несчастную из своих рук, но никто не видел, чтобы она что-то ела. Чернокожая красавица или выплевывала пищу, или просто отворачивалась от нее, не открывая рта.
— Кто-нибудь знает, что с ней произошло? — спросила Жанна, особо ни к кому не обращаясь и наблюдая за все больше выходящим из себя евнухом, безуспешно пытающимся накормить африканку.
Никто не ответил, и было неясно, поняли ли женщины заданный по-французски вопрос. Шантель тоже говорить не хотелось, но взгляд француженки в конце концов остановился на ней, и отмалчиваться было неудобно:
— Она — принцесса какого-то племени, живущего к югу от Барики. Как сказали стражники, разговор которых я слышала, она отказывается признать себя рабыней.
— Ей рано или поздно придется с этим смириться, как и нам всем, — усмехнулась Жанна.
Шантель не нравилось отношение Жанны к происходящему, в очередной раз проявившееся в этой фразе. Именно поэтому она и не хотела начинать разговор об африканской девушке. Она хорошо понимала, что чувствует сейчас чернокожая принцесса. Ведь и сама Шантель не могла согласиться с тем, что она превратится в рабу. Однако она опасалась заявлять об этом вслух. Уроки Хакима, учившего ее скрывать гнев и обиды, не прошли даром. Маленький турок был прав. Что пользы было бы ей стоять сейчас прикованной к стене, как эта чернокожая красавица. А ведь именно так и случилось бы, если бы во время второй проверки на девственность она вела себя так же, как и во время первой.
Для того чтобы сменить предмет разговора, Шантель попросила Жанну рассказать ей что-нибудь о гаремной жизни, но после еды. Ее на самом деле интересовало это, так же как и сама француженка. Жанна была лишь немногим старше Шантель — лет двадцать пять — двадцать шесть, и столь отличающееся от ее собственного отношение к жизни вызывало у девушки любопытство. Ей хотелось понять, сделали ли такой ее новую подругу девять лет жизни среди мусульман или та в принципе не видела ничего плохого в здешних обычаях. Но их разговору состояться не пришлось. Как только они закончили трапезу, в дверях появились визитеры.
— Что это? — удивленно спросила Жанна, увидев, как в комнату входит сам Хамид Шариф с каким-то высоким худощавым человеком.
Цвет кожи незнакомца напоминал жареный кофе. Он был так же черен, как евнухи-суданцы, сторожившие женщин, но гораздо более пожилой. Впрочем, Шантель подумала, что он не мог быть евнухом, да и вообще рабом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109