– Счастья вам, мадам. – Дюран проводил ее до двери.
Опять прозвучала короткая волшебная мелодия. Тепло и яркий свет встретили ее. Бату распахнул перед ней дверцу кареты. Но прежде чем садиться, она вытащила из левой кружевной перчатки маленький листок, на котором записала магазины, рекомендованные ей баронессой Эври.
– К Шабуасо на набережной Сен-Мишель.
Лишь к вечеру Каролина вернулась во дворец. Красноватый песчаник фасада словно полыхал изнутри в лучах заходящего солнца. Опираясь на руку Бату, она вышла из кареты, голодная, усталая, но сияющая. Она купила все, что хотела. И даже намного больше. В одном книжном магазине она увидела красивый шкафчик. В течение часа его наполнили книгами. Там была даже последняя публикация Александра фон Гумбольдта о Центральной Америке. Поднимаясь по невысоким ступенькам из песчаника, она пыталась сделать серьезное, равнодушное лицо. Ей, конечно, трудно не выдать себя, но она будет сдерживаться; ей так хотелось посмотреть, какое у него будет выражение, когда он найдет на корабле все эти вещи.
Слуга открыл и подержал ей дверь. Она вошла в прохладный холл, обставленный на английский манер как просторный салон. В одном из кресел сидела баронесса Эври. Она отложила книгу, которую читала, на столик рядом с собой и опустила лорнет.
– А вот и вы наконец. Я уже начала беспокоиться, – она указала на кресло напротив себя. – Посидите немного со мной. Я так люблю слушать рассказы о том, что происходит в городе.
Живые янтарные глаза и пышные светло-рыжие волосы, которые был не в состоянии обуздать крошечный черный бархатный берет, заставляли забыть о морщинах, начерченных временем на этом лице с нежной белой кожей. Вежливость требовала удовлетворить ее просьбу, хотя все в Каролине восставало против этого.
– Ну и как, вам все удалось сделать, что вы задумали?
Каролина кивнула.
– Я вам очень признательна. Месье Дюран был весьма любезен.
– Да, у него сердце ребенка, и тем не менее он стал миллионером, – она взглянула на Каролину. – Вы, конечно думаете, почему это старая дама задерживает вас своей болтовней! О нет, не отрицайте! Молодые люди теперь не придерживаются этикета. Вы видите только его теневые стороны, его лицемерие. А мы учились улыбаться, даже когда нам хотелось плакать.
Нетерпение Каролины рассеялось, уступив место странному спокойствию.
– Но этикет имеет и свою положительную сторону: в иные моменты он способен дать нам душевное равновесие. Это лишь, поверхностные слова, я знаю, но они могут послужить мостом, который проведет нас над пропастью.
Слова старой дамы падали в душу Каролины, как камни в прозрачную воду. От них словно расходились круги, тревожа спокойную гладь.
– Пожалуйста, говорите, – не вытерпела она. – Скажите, что произошло?
Баронесса вынула белый конверт из книги.
– Вот, это для вас. Я думала, у меня хватит смелости самой сказать вам об этом.
Держа конверт, Каролина вдруг заметила, что ее руки дрожат. Она прочла письмо дважды, трижды. Но ничего не оставалось, кроме белого листка с какими-то темными, непонятными знаками чужого языка. Лишь постепенно значки стали складываться в слова, слова в обрывки фраз: «Прости меня… Не пытайся разыскивать меня… Во второй раз у меня не хватит сил… единственное, самое верное доказательство моей любви…» Как в густом тумане возникло лицо баронессы. Каролина слегка склонила голову перед старой дамой.
– Пожалуйста, распорядитесь, чтобы меня разбудили завтра в четыре часа утра. Мне надо в пять быть в гавани. Надеюсь, вы извините меня.
Как в тумане она поднялась вверх по лестнице, заперла за собой дверь и механическими движениями начала снимать с себя одежду. Развязала ленты шляпы, вынула гребешки из волос, расстегнула пояс платья. Она не отдавала себе отчета, что она делала. В ней не было ни чувств, ни мыслей. Она столкнулось с тем, что было выше ее понимания.
Легкий ветерок волновал море. Воздух был наполнен громкими командами, пронзительными криками чаек, хлопаньем парусов. Над лесом мачт простиралось небо дивной чистоты. Белоснежные паруса, разноцветные флаги, лабиринт такелажа четко выделялись на мерцающем фоне из воздуха, неба и моря. Вместе с Бату Каролина шагала по молу. Уже издалека она узнала фигуру Зокко, рядом с ним стоял матрос. Он приложил руку к фуражке.
– Мадам Мюирон?
Каролина молча кивнула. По огоньку, загоревшемуся в темных глазах Зокко, она поняла, что у того на языке вертится какое-то язвительное замечание, и была бы даже рада, если бы он его высказал и хоть ненадолго отвлек ее от себя самой. Но Зокко промолчал. Он показал рукой на море и на баркас, приближающийся к берегу.
– Пора бы и месье Мюирону появиться.
– Мы передумали. Мы не едем.
Матрос опешил, а потом возмутился:
– А груз? Все, что вы вчера погрузили на борт. Капитан придет в бешенство.
Тем временем причалил баркас. Каролина решительно обернулась к циркачу:
– Груз принадлежит вам.
– Как? Нам? – Зокко не мог справиться со смущением. – Надеюсь, мы сможем найти ему применение…
– Думаю, сможете. Передай привет Розарии и Эстрелле. – Она была рада, когда оба мужчины спрыгнули в баркас.
– В чем дело, – спросил кто-то на баркасе, – мы что, одни едем?
– Да, – подтвердил матрос, – одни. Ну давай, шевелись! – Он оттолкнулся от берега.
Каролина осталась стоять на молу. Баркас уходил быстрыми рывками вперед, становился все меньше и меньше. Зокко и матросы едва различимыми точками поднялись по забортному трапу американца. Она видела, как были подняты два больших каменных якоря. Ветер наполнил паруса и надул их. Корабль медленно развернулся и направился в открытое море. Скоро его паруса стали лишь белыми пенящимися гребешками волн, в которых играл ветер, а потом корабль уткнулся в слепящую линию горизонта и слился с ней. А Каролина все стояла и стояла на том же месте, не в силах ни понимать, ни чувствовать. Она даже не заметила, что Бату уже давно пытается привлечь ее внимание. Когда же наконец обернулась, то увидела небрежно прислонившегося к массивной деревянной стойке мола герцога Беломера. Он пошел ей навстречу, поклонился и протянул руку, словно это была самая естественная вещь в мире.
– Замечательное утро! – Каролина ничего не смогла ответить.
Голос, который к ней обращался, рука, которая ее вела, доски, легко пружинящие под их шагами, – все было реальным и в то же время нереальным, как корабль, исчезнувший вдалеке. Закрытая карета, запряженная четверкой лошадей, стояла рядом с открытым экипажем баронессы Эври, на котором она приехала. Герцог открыл дверцу. Лишь теперь она посмотрела ему в лицо:
– Куда мы едем?
– Куда вы пожелаете!
– Тогда я прошу вас, отвезите меня в Розамбу.
Бату уже размещал в расположенном под каретой багажном ящике плоскую корзину, перехваченную широкими кожаными ремнями, и свой морской мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Опять прозвучала короткая волшебная мелодия. Тепло и яркий свет встретили ее. Бату распахнул перед ней дверцу кареты. Но прежде чем садиться, она вытащила из левой кружевной перчатки маленький листок, на котором записала магазины, рекомендованные ей баронессой Эври.
– К Шабуасо на набережной Сен-Мишель.
Лишь к вечеру Каролина вернулась во дворец. Красноватый песчаник фасада словно полыхал изнутри в лучах заходящего солнца. Опираясь на руку Бату, она вышла из кареты, голодная, усталая, но сияющая. Она купила все, что хотела. И даже намного больше. В одном книжном магазине она увидела красивый шкафчик. В течение часа его наполнили книгами. Там была даже последняя публикация Александра фон Гумбольдта о Центральной Америке. Поднимаясь по невысоким ступенькам из песчаника, она пыталась сделать серьезное, равнодушное лицо. Ей, конечно, трудно не выдать себя, но она будет сдерживаться; ей так хотелось посмотреть, какое у него будет выражение, когда он найдет на корабле все эти вещи.
Слуга открыл и подержал ей дверь. Она вошла в прохладный холл, обставленный на английский манер как просторный салон. В одном из кресел сидела баронесса Эври. Она отложила книгу, которую читала, на столик рядом с собой и опустила лорнет.
– А вот и вы наконец. Я уже начала беспокоиться, – она указала на кресло напротив себя. – Посидите немного со мной. Я так люблю слушать рассказы о том, что происходит в городе.
Живые янтарные глаза и пышные светло-рыжие волосы, которые был не в состоянии обуздать крошечный черный бархатный берет, заставляли забыть о морщинах, начерченных временем на этом лице с нежной белой кожей. Вежливость требовала удовлетворить ее просьбу, хотя все в Каролине восставало против этого.
– Ну и как, вам все удалось сделать, что вы задумали?
Каролина кивнула.
– Я вам очень признательна. Месье Дюран был весьма любезен.
– Да, у него сердце ребенка, и тем не менее он стал миллионером, – она взглянула на Каролину. – Вы, конечно думаете, почему это старая дама задерживает вас своей болтовней! О нет, не отрицайте! Молодые люди теперь не придерживаются этикета. Вы видите только его теневые стороны, его лицемерие. А мы учились улыбаться, даже когда нам хотелось плакать.
Нетерпение Каролины рассеялось, уступив место странному спокойствию.
– Но этикет имеет и свою положительную сторону: в иные моменты он способен дать нам душевное равновесие. Это лишь, поверхностные слова, я знаю, но они могут послужить мостом, который проведет нас над пропастью.
Слова старой дамы падали в душу Каролины, как камни в прозрачную воду. От них словно расходились круги, тревожа спокойную гладь.
– Пожалуйста, говорите, – не вытерпела она. – Скажите, что произошло?
Баронесса вынула белый конверт из книги.
– Вот, это для вас. Я думала, у меня хватит смелости самой сказать вам об этом.
Держа конверт, Каролина вдруг заметила, что ее руки дрожат. Она прочла письмо дважды, трижды. Но ничего не оставалось, кроме белого листка с какими-то темными, непонятными знаками чужого языка. Лишь постепенно значки стали складываться в слова, слова в обрывки фраз: «Прости меня… Не пытайся разыскивать меня… Во второй раз у меня не хватит сил… единственное, самое верное доказательство моей любви…» Как в густом тумане возникло лицо баронессы. Каролина слегка склонила голову перед старой дамой.
– Пожалуйста, распорядитесь, чтобы меня разбудили завтра в четыре часа утра. Мне надо в пять быть в гавани. Надеюсь, вы извините меня.
Как в тумане она поднялась вверх по лестнице, заперла за собой дверь и механическими движениями начала снимать с себя одежду. Развязала ленты шляпы, вынула гребешки из волос, расстегнула пояс платья. Она не отдавала себе отчета, что она делала. В ней не было ни чувств, ни мыслей. Она столкнулось с тем, что было выше ее понимания.
Легкий ветерок волновал море. Воздух был наполнен громкими командами, пронзительными криками чаек, хлопаньем парусов. Над лесом мачт простиралось небо дивной чистоты. Белоснежные паруса, разноцветные флаги, лабиринт такелажа четко выделялись на мерцающем фоне из воздуха, неба и моря. Вместе с Бату Каролина шагала по молу. Уже издалека она узнала фигуру Зокко, рядом с ним стоял матрос. Он приложил руку к фуражке.
– Мадам Мюирон?
Каролина молча кивнула. По огоньку, загоревшемуся в темных глазах Зокко, она поняла, что у того на языке вертится какое-то язвительное замечание, и была бы даже рада, если бы он его высказал и хоть ненадолго отвлек ее от себя самой. Но Зокко промолчал. Он показал рукой на море и на баркас, приближающийся к берегу.
– Пора бы и месье Мюирону появиться.
– Мы передумали. Мы не едем.
Матрос опешил, а потом возмутился:
– А груз? Все, что вы вчера погрузили на борт. Капитан придет в бешенство.
Тем временем причалил баркас. Каролина решительно обернулась к циркачу:
– Груз принадлежит вам.
– Как? Нам? – Зокко не мог справиться со смущением. – Надеюсь, мы сможем найти ему применение…
– Думаю, сможете. Передай привет Розарии и Эстрелле. – Она была рада, когда оба мужчины спрыгнули в баркас.
– В чем дело, – спросил кто-то на баркасе, – мы что, одни едем?
– Да, – подтвердил матрос, – одни. Ну давай, шевелись! – Он оттолкнулся от берега.
Каролина осталась стоять на молу. Баркас уходил быстрыми рывками вперед, становился все меньше и меньше. Зокко и матросы едва различимыми точками поднялись по забортному трапу американца. Она видела, как были подняты два больших каменных якоря. Ветер наполнил паруса и надул их. Корабль медленно развернулся и направился в открытое море. Скоро его паруса стали лишь белыми пенящимися гребешками волн, в которых играл ветер, а потом корабль уткнулся в слепящую линию горизонта и слился с ней. А Каролина все стояла и стояла на том же месте, не в силах ни понимать, ни чувствовать. Она даже не заметила, что Бату уже давно пытается привлечь ее внимание. Когда же наконец обернулась, то увидела небрежно прислонившегося к массивной деревянной стойке мола герцога Беломера. Он пошел ей навстречу, поклонился и протянул руку, словно это была самая естественная вещь в мире.
– Замечательное утро! – Каролина ничего не смогла ответить.
Голос, который к ней обращался, рука, которая ее вела, доски, легко пружинящие под их шагами, – все было реальным и в то же время нереальным, как корабль, исчезнувший вдалеке. Закрытая карета, запряженная четверкой лошадей, стояла рядом с открытым экипажем баронессы Эври, на котором она приехала. Герцог открыл дверцу. Лишь теперь она посмотрела ему в лицо:
– Куда мы едем?
– Куда вы пожелаете!
– Тогда я прошу вас, отвезите меня в Розамбу.
Бату уже размещал в расположенном под каретой багажном ящике плоскую корзину, перехваченную широкими кожаными ремнями, и свой морской мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71