Бату взметнулся на козлы и выхватил из рук кучера поводья.
– Слезай!
– Карета для герцога…
– Знаю. Но править буду я!
Кучер ошеломленно уставился на негра. Потом вдруг стал звать на помощь. Не выпуская поводья, Бату схватил его под мышки и сбросил с козел. Кнут засвистел по спинам лошадей, и они резвой рысью взяли с места. Карета вылетела со двора. Каролина сидела на заднем сиденье и веселилась, как ребенок, сделавший шалость. Лишь когда они миновали мост, она высунулась из окна. Ее взгляд прошелся по замку Пре-де-Ро и дальше, до руин на крутом побережье.
24
Служанки, достававшие воду из колодца «Четырех времен года», замерли, а мальчишки-савояры, завтракавшие в тени дрожек, тихонько присвистнули сквозь зубы, когда увидели карету с золотым фениксом герцогов Беломер и в ней молодую красивую женщину, совсем одну.
Когда карета свернула на улицу Варенн, где началась стена, огибающая парк дворца Ромм-Аллери, лошади перешли на шаг. Среди зелени платанов показался фасад, крашенный охрой, и светло-серые мраморные карнизы. Она опять была дома.
Бату натянул поводья. Каролина сама открыла дверцу и вылезла, подобрав юбки. Она подошла к воротам из кованого железа и нажала на спрятанный в розетке механизм. Три широкие железные скобы раздвинулись. Бату открыл тяжелые створки ворот. Пока он въезжал во двор, Каролина нетерпеливо побежала вперед. Она вытащила ключ из бокового отделения своего мешочка, и тут увидела, прямо над замком, тяжелую квадратную печать с надписью: «Конфисковано. Французская республика. Президент Фуше».
Ее рука опустилась. Взгляд скользнул по фасаду, по сторонам. Только теперь она заметила, что на посыпанном тонким белым песком пандусе росла сорная трава. С кустов рододендрона на центральной дорожке садовник не срезал увядшие цветы. На клумбах буйно разрослись и цветы, и сорняки.
Рядом что-то сверкнуло. Бату вытащил из-за пояса короткий кинжал и собирался взломать печать, однако Каролина положила ладонь ему на руку и отрицательно покачала головой. Она не знала, что будет делать, и лишь испытывала ощущение, будто внутри ее начинает вращаться большое колесо. Каким слабым должен был чувствовать себя Фуше, каким неуверенным на своем президентском кресле, если он испытывал страх перед именем Ромм-Аллери! Но именно эта слабость и делала его таким опасным.
Она убрала ключ и направилась к карете. В мыслях она перебирала людей, которых знала в Париже. Их было много, а по сути, не годился никто. Но она должна была с кем-то поговорить. На ум пришел только один – нотариус отца Цезарь Сорель, который, сколько она помнила, всегда бережно и тщательно управлял состоянием Ромм-Аллери, словно это было его собственное.
Она повернулась к Бату.
– На улицу Мазарен, номер 17.
Служащий конторы провел Каролину в салон.
– Соблаговолите немного подождать.
Она поблагодарила. Эта небольшая комната с прохладным воздухом, выцветшей зеленью шелковых обоев и видом в заросший сад была ей приятна после езды по кипящим от жары и шума бульварам в душной, закрытой карете.
Она хотела было взять газету из резного липового шкафчика, как дверь напротив открылась.
– Суб югум суаве, – услышала она знакомый голос нотариуса. – Под сладкое ярмо. – Молодой смех ответил ему. – Двадцать миллионов со многим примиряют. К тому же, как говорят, он всегда был нежным супругом.
Из соседней комнаты вышел молодой человек. Темно-коричневый костюм подчеркивал стройное, почти изящное телосложение высокой фигуры. Но Каролина смотрела только в его лицо, показавшееся ей знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречала этого мужчину. Ровный овал лица, мягкие каштановые волосы, карие глаза, едва заметная улыбка – кого же он ей напоминал? Он разглядывал ее с тем неприкрытым любопытством, которое в Париже могли бы простить только солдату, художнику или итальянцу. Он поклонился, словно извиняясь, и вышел из комнаты. Каролина озадаченно посмотрела ему вслед. Слуга открыл дверь:
– Графиня де ля Ромм Аллери!
Цезарь Сорель, седовласый и тучный, восседал в зеленом кожаном кресле за массивным письменным столом, под которым лежал большой кот. В его густой шерсти шестидесятидевятилетний нотариус грел ноги – единственное, чем он спасался от подагры.
Он поднялся, пошел Каролине навстречу и придвинул ей кресло.
– Вы ведь видели молодого человека, который только что вышел из моего кабинета?
Каролина кивнула. Она знала его особенность никогда прямо не переходить к делам и тем не менее была удивлена. Сорель показал на массивную полку красного дерева, на которой лежали документы.
– Граф Кастеллан и я только что обсудили проект брачного договора – это один из самых странных браков, которые я когда-либо заключал: старый якобинец и молодая дама самых голубых кровей Франции.
Каролина вопросительно посмотрела в лицо нотариусу.
– Терпение, графиня, вы сейчас поймете меня. Молодой человек, которого вы только что видели, – будущий шурин герцога Отрантского. Его сестра Габриэла выходит замуж за Фуше, или, скорее, Фуше тратит двадцать миллионов, чтобы наконец целиком принадлежать к «обществу», а Кастелланов эта свадьба спасает от конфискации их владений… Да, вот такие дела в Париже! Я бы с радостью сказал вам: добро пожаловать, я всегда рад видеть вас, но в данный момент мой совет мало чем сможет помочь вам. Вы пришли по поводу конфискации?
Она кивнула. Она была словно в тумане.
– Я только что приехала в Париж. Когда я хотела попасть в наш дом…
– С каждым днем таких становится все больше. Половина моих клиентов уже уехали из Парижа.
– Но разве нельзя сопротивляться, попытаться подать в суд? Что мне терять?
Он посмотрел на нее, его глаза с черными мешками под ними были с мутной серой поволокой.
– Что вам терять? Многое, графиня! У вашего отца шестое чувство на деньги. Даже я, управляющий его финансами, спрашиваю у него совета, когда хочу вложить свои деньги. Он был первым, кто почуял дело с испанскими бонами, первый, кто покупал железнодорожные акции…
Каролина нетерпеливо слушала. Она не могла понять, куда клонит нотариус.
– Когда год назад он здесь, в Париже, аннулировал свои счета и депозиты, я не понял его. Как теперь оказывается, он действовал правильно. Фуше кипел от ярости, когда обнаружил, что не сможет ничего прикарманить для банка Франции. Он сам лично потрудился прийти ко мне, но мой несгораемый шкаф тоже оказался пуст… Вы должны были бы предупредить вашего отца. В Розамбу он в безопасности, в стороне от линии огня, но здесь…
Она подняла глаза. Неужели он действительно не знает? Весть еще не дошла до Парижа?
– Мой отец мертв, – произнесла она. – Он умер в Розамбу… – она не сразу сообразила, – пять недель тому назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Слезай!
– Карета для герцога…
– Знаю. Но править буду я!
Кучер ошеломленно уставился на негра. Потом вдруг стал звать на помощь. Не выпуская поводья, Бату схватил его под мышки и сбросил с козел. Кнут засвистел по спинам лошадей, и они резвой рысью взяли с места. Карета вылетела со двора. Каролина сидела на заднем сиденье и веселилась, как ребенок, сделавший шалость. Лишь когда они миновали мост, она высунулась из окна. Ее взгляд прошелся по замку Пре-де-Ро и дальше, до руин на крутом побережье.
24
Служанки, достававшие воду из колодца «Четырех времен года», замерли, а мальчишки-савояры, завтракавшие в тени дрожек, тихонько присвистнули сквозь зубы, когда увидели карету с золотым фениксом герцогов Беломер и в ней молодую красивую женщину, совсем одну.
Когда карета свернула на улицу Варенн, где началась стена, огибающая парк дворца Ромм-Аллери, лошади перешли на шаг. Среди зелени платанов показался фасад, крашенный охрой, и светло-серые мраморные карнизы. Она опять была дома.
Бату натянул поводья. Каролина сама открыла дверцу и вылезла, подобрав юбки. Она подошла к воротам из кованого железа и нажала на спрятанный в розетке механизм. Три широкие железные скобы раздвинулись. Бату открыл тяжелые створки ворот. Пока он въезжал во двор, Каролина нетерпеливо побежала вперед. Она вытащила ключ из бокового отделения своего мешочка, и тут увидела, прямо над замком, тяжелую квадратную печать с надписью: «Конфисковано. Французская республика. Президент Фуше».
Ее рука опустилась. Взгляд скользнул по фасаду, по сторонам. Только теперь она заметила, что на посыпанном тонким белым песком пандусе росла сорная трава. С кустов рододендрона на центральной дорожке садовник не срезал увядшие цветы. На клумбах буйно разрослись и цветы, и сорняки.
Рядом что-то сверкнуло. Бату вытащил из-за пояса короткий кинжал и собирался взломать печать, однако Каролина положила ладонь ему на руку и отрицательно покачала головой. Она не знала, что будет делать, и лишь испытывала ощущение, будто внутри ее начинает вращаться большое колесо. Каким слабым должен был чувствовать себя Фуше, каким неуверенным на своем президентском кресле, если он испытывал страх перед именем Ромм-Аллери! Но именно эта слабость и делала его таким опасным.
Она убрала ключ и направилась к карете. В мыслях она перебирала людей, которых знала в Париже. Их было много, а по сути, не годился никто. Но она должна была с кем-то поговорить. На ум пришел только один – нотариус отца Цезарь Сорель, который, сколько она помнила, всегда бережно и тщательно управлял состоянием Ромм-Аллери, словно это было его собственное.
Она повернулась к Бату.
– На улицу Мазарен, номер 17.
Служащий конторы провел Каролину в салон.
– Соблаговолите немного подождать.
Она поблагодарила. Эта небольшая комната с прохладным воздухом, выцветшей зеленью шелковых обоев и видом в заросший сад была ей приятна после езды по кипящим от жары и шума бульварам в душной, закрытой карете.
Она хотела было взять газету из резного липового шкафчика, как дверь напротив открылась.
– Суб югум суаве, – услышала она знакомый голос нотариуса. – Под сладкое ярмо. – Молодой смех ответил ему. – Двадцать миллионов со многим примиряют. К тому же, как говорят, он всегда был нежным супругом.
Из соседней комнаты вышел молодой человек. Темно-коричневый костюм подчеркивал стройное, почти изящное телосложение высокой фигуры. Но Каролина смотрела только в его лицо, показавшееся ей знакомым, хотя она была уверена, что никогда не встречала этого мужчину. Ровный овал лица, мягкие каштановые волосы, карие глаза, едва заметная улыбка – кого же он ей напоминал? Он разглядывал ее с тем неприкрытым любопытством, которое в Париже могли бы простить только солдату, художнику или итальянцу. Он поклонился, словно извиняясь, и вышел из комнаты. Каролина озадаченно посмотрела ему вслед. Слуга открыл дверь:
– Графиня де ля Ромм Аллери!
Цезарь Сорель, седовласый и тучный, восседал в зеленом кожаном кресле за массивным письменным столом, под которым лежал большой кот. В его густой шерсти шестидесятидевятилетний нотариус грел ноги – единственное, чем он спасался от подагры.
Он поднялся, пошел Каролине навстречу и придвинул ей кресло.
– Вы ведь видели молодого человека, который только что вышел из моего кабинета?
Каролина кивнула. Она знала его особенность никогда прямо не переходить к делам и тем не менее была удивлена. Сорель показал на массивную полку красного дерева, на которой лежали документы.
– Граф Кастеллан и я только что обсудили проект брачного договора – это один из самых странных браков, которые я когда-либо заключал: старый якобинец и молодая дама самых голубых кровей Франции.
Каролина вопросительно посмотрела в лицо нотариусу.
– Терпение, графиня, вы сейчас поймете меня. Молодой человек, которого вы только что видели, – будущий шурин герцога Отрантского. Его сестра Габриэла выходит замуж за Фуше, или, скорее, Фуше тратит двадцать миллионов, чтобы наконец целиком принадлежать к «обществу», а Кастелланов эта свадьба спасает от конфискации их владений… Да, вот такие дела в Париже! Я бы с радостью сказал вам: добро пожаловать, я всегда рад видеть вас, но в данный момент мой совет мало чем сможет помочь вам. Вы пришли по поводу конфискации?
Она кивнула. Она была словно в тумане.
– Я только что приехала в Париж. Когда я хотела попасть в наш дом…
– С каждым днем таких становится все больше. Половина моих клиентов уже уехали из Парижа.
– Но разве нельзя сопротивляться, попытаться подать в суд? Что мне терять?
Он посмотрел на нее, его глаза с черными мешками под ними были с мутной серой поволокой.
– Что вам терять? Многое, графиня! У вашего отца шестое чувство на деньги. Даже я, управляющий его финансами, спрашиваю у него совета, когда хочу вложить свои деньги. Он был первым, кто почуял дело с испанскими бонами, первый, кто покупал железнодорожные акции…
Каролина нетерпеливо слушала. Она не могла понять, куда клонит нотариус.
– Когда год назад он здесь, в Париже, аннулировал свои счета и депозиты, я не понял его. Как теперь оказывается, он действовал правильно. Фуше кипел от ярости, когда обнаружил, что не сможет ничего прикарманить для банка Франции. Он сам лично потрудился прийти ко мне, но мой несгораемый шкаф тоже оказался пуст… Вы должны были бы предупредить вашего отца. В Розамбу он в безопасности, в стороне от линии огня, но здесь…
Она подняла глаза. Неужели он действительно не знает? Весть еще не дошла до Парижа?
– Мой отец мертв, – произнесла она. – Он умер в Розамбу… – она не сразу сообразила, – пять недель тому назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71