– Как это мило, – воскликнула Кэтрин, вспыхнув от радости. – Кто-то замолвил за меня словечко перед королем. Если я смогу жить при дворе, то чаще буду видеть детей и Марию.
Нанетта улыбнулась:
– Разумеется, именно от перспективы чаще видеть их и порозовели твои щеки, не правда ли, Кэт?
Кэтрин невинно посмотрела на Нанетту – ее изогнутые от природы брови придавали лицу несколько удивленное выражение, чем она прекрасно умела пользоваться:
– Разумеется. А почему же еще?
– Мне кажется, что теперь тебе ничто не препятствует? – продолжала Нанетта. – Когда свадьба?
– Я думаю, в июне, – ответила Кэтрин. – Мне кажется, неприлично выходить замуж раньше шести месяцев после смерти мужа, хотя Тому то и дело хочется нарушить приличия.
Нанетта поморщилась – мужчина, не обращающий внимания на траур, будет столь же равнодушен и к остальным моральным и религиозным приличиям.
– В любом случае, мы ведь вернемся ко двору? – спросила Нанетта.
– Разумеется, нельзя же игнорировать приглашение короля – это, фактически, приказ, – улыбнулась Кэтрин.
– И тогда, в свое время, мне придется найти себе другое жилище, – как бы невзначай добавила Нанетта.
У Кэтрин пропала улыбка:
– Но зачем же, Нан? Неужели ты думаешь, что после свадьбы я захочу расстаться с тобой?
– Я не думаю, что ты попросишь меня уехать, но ты будешь слишком занята своим очаровательным новым мужем, чтобы радоваться тому, что я болтаюсь под ногами. Ты будешь спотыкаться о меня во всех спальнях. Нет, Кэт, это не годится. Когда ты выйдешь замуж за Тома, то я куда-нибудь уеду, совсем незаметно.
На глазах Кэтрин выступили слезы:
– Он тебе не нравится?
– Это не имеет значения, нравится он мне или нет, – ответила Нанетта.
– Но ведь он тебе не нравится? – настаивала Кэтрин.
Нанетта с отчаянием посмотрела на нее – она не видела никакой возможности убедить молодую пылкую вдову, что совершенно невозможно жить всем троим в одном доме. Не говоря уже о ее неодобрительном отношении к Сеймуру, сколько пройдет времени, прежде чем Кэтрин станет ясно, что он заигрывает с Нанеттой? Его навыкате глаза раздевали ее каждый раз уже сейчас, стоило ей войти в комнату, где он находился. Но она не сказала об этом.
– Нет, – ответила она, помолчав. – Он мне не нравится, и я ему тоже. Извини, Кэт, но я не могу справиться с этим.
– Я понимаю, – сдержанно произнесла Кэтрин. Она была явно рассержена, и Нанетта подумала даже, что она попросит ее уехать немедленно, но в конце концов ее воспитанность не дала волю гневу. – Хорошо, я вижу, тут ничего нельзя сделать, тогда поцелуй же меня, Нан. Мы столько времени дружили, что это не должно разлучить нас. Хотя мы не сможем жить вместе, когда я стану леди Сеймур, мы ведь будем видеться, не так ли? Ты хочешь этого?
– Всем сердцем, – заверила ее Нанетта.
Странно было вновь очутиться в Хэмптоне – так многое в нем изменилось и так многое сохранилось. Придворным поэтом теперь был Сюррей, сочинявший в стиле обожаемого им Уайата. Только Сюррей ни как человек, ни как поэт не мог справиться с Томом. Наглый Том Сеймур подставлял королю плечо, как некогда Саффолк, он и фигурой напоминал Саффолка. Но только Саффолк, смертельно больной, не покидал теперь своего поместья, и в моральном отношении эгоистичный и амбициозный интриган Том Сеймур был далеко не Саффолком, добрым и простым другом короля по детским играм.
И только Норфолк оставался прежним, несокрушимым Норфолком, уравновешивая тот недостаток, что он был дядей Екатерины Ховард, тем преимуществом, что он был единственным боеспособным полководцем в стране. Остальные министры показались Нанетте кучкой болтунов и интриганов без прочной основы и каких-либо талантов, просто клетка с политическими мартышками. Они сумели добиться смерти Кромвеля, но никто из них не был способен заменить его. Нанетта чувствовала, что король, как и она, тоже видит эту разницу, так как он, поручив текущие дела придворному бюрократическому аппарату, сам то и дело поддерживал в Совете одну партию против другой, а потом наоборот. Точно так же он сохранял вид религиозной объективности, казня равно папистов и протестантов: папистов обезглавливали за измену, а протестантов сжигали за ересь.
И при этом, подумала Нанетта, как-то провожая короля взглядом, когда он покидал приемную залу, опираясь на плечо одного из пажей, он, должно быть, очень одинок. У него осталось только два старых друга – Томас Кранмер, все еще примас Англии, жизнь которого он отстоял у Совета, и его шут Уилл Сомерс. В годы правления Анны его изгнали из-за ненависти к королеве, однако после ее смерти он снова приполз к ногам хозяина и теперь уже не разлучался с ним. Только эти двое еще могли любить его – остальные ненавидели, льстили и осаждали просьбами.
Один или два раза Нанетта почувствовала, что король остановил на ней свой взгляд, а однажды, когда он проходил мимо нее по коридору, ей показалось, что он хочет остановиться и заговорить с ней, но Генрих только кивнул и прошел мимо. Она, несомненно, должна была напоминать ему о былом, возможно, болезненно. Нанетта снова избрала своим исповедником Кранмера, встретившего ее со слезами на глазах и осторожно расспросившего о старых друзьях и событиях. Если ее появление так взволновало Кранмера, то что же говорить о короле? С тех пор как он отправил Анну на смерть, никто не называл его по имени, он был слишком недоступен, чтобы кто-то снова смог сделать это.
Хотя Нанетта правильно заметила, что король одинок, ей не пришло в голову, что он может все еще искать противоядие. Он часто встречал в детской Кэтрин, она часто сидела рядом с ним за обедом, и в этом не было ничего странного, так как он знал ее очень давно, она была дочерью его старого друга и другом его дочери.
Настал июнь, и Кэтрин полностью погрузилась в подготовку своего предстоящего бракосочетания с Томом Сеймуром, а Нанетта все чаще удалялась в парк поразмыслить, что ей делать, если эта свадьба состоится. И вот однажды, вернувшись с прогулки в покои, которые она делила с Кэтрин, она встретила выходящего из них короля.
Нанетта от смущения присела чуть не до земли, а король остановился на мгновение и взглянул на нее. Он, судя по всему, был очень взволнован и так тяжело опирался на плечо своего пажа, что ноги у того подгибались.
– Миссис Морлэнд, – начал он и запнулся, подыскивая слова.
– Ваше величество? – произнесла Нанетта, глядя на его ноги, так как ей не было разрешено подняться. За его ногами виднелись ноги его спутников, без которых он не мог покинуть свою спальню.
– Да, миссис Морлэнд, – повторил король явно смущенно и продолжил: – Да, Нан, я думаю, вы будете довольны нами.
– Ваше величество?
– Идите к ней, да, да встаньте же, женщина, встаньте, и ступайте к ней, Нан, вы ей нужны, я не сомневаюсь в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136