Я опять развернулся, но, как оказалось, слишком поздно. Мне удалось мельком увидеть лицо напавшего на меня араба: холодные глаза и усмешку на губах... А через мгновение моя голова взорвалась болью и все вокруг погрузилось во мрак...
Трудно сказать, сколько времени я оставался без сознания. В чувство меня привел Ахмед, и, прежде чем он успел хоть что-то сказать, стало ясно, что и он подвергся нападению. Волосы его были заляпаны кровью. Человек, нанесший мне удар, исчез, оставив лишь следы на песке, но, увы, исчез не только он. Когда я, шатаясь и кряхтя, ухитрился-таки подняться на ноги, Ахмед с угрюмым видом указал в направлении раскопа. Поспешив туда, я увидел, что худшие мои опасения подтвердились. Тело исчезло, равно как и завернутая в тряпицу и отложенная мною в сторону плакетка. Обе находки пропали бесследно, а вместе с ними и мои надежды. Разочарование и огорчение были особенно глубоки из-за осознания того прискорбного факта, что теперь мне не оставалось ничего другого, как на следующий день уехать в Каир. Поначалу у меня теплилась надежда, что Ахмед узнал нападавших, но он, как и я, оказался захваченным врасплох и в ответ на мои расспросы лишь сокрушенно качал головой. Правда, десятник обещал организовать расследование и непременно отыскать как мумию, так и портрет Тии, однако я понимал, что уповать на успех не стоит. Как бы то ни было, я дал Гиригару денег и взял с него словно держать меня в курсе дела.
Поблагодарив Ахмеда за долгую службу, я уже намеревался уйти, но вдруг почувствовал, что араб явно хочет сказать мне что-то еще. Он долго не мог решиться и, лишь когда мое терпение стало истощаться, прокашлявшись, пробормотал:
– А как же гробница, господин? Я хотел сказать насчет гробницы.
Я сосредоточенно нахмурился.
– Насчет гробницы?
– Ну, помните ту историю с гробницей и демоном? Помните изображение львицы с женской головой? И что его нашли возле запертого входа. Я вам рассказывал. Но люди толковали и кое о чем еще. Будто бы там был еще и труп, причем с разорванной глоткой.
Я прищурился, долго с многозначительным видом теребил кончики усов и наконец произнес:
– Неужели?
Ахмед прокашлялся снова.
– Господин, не могли бы вы задержаться на несколько недель?
– Увы, Ахмед, не могу. Без веских доказательств не могу.
– А... мистер Дэвис?
– Что – мистер Дэвис?
– Вы расскажете мистеру Дэвису о том, что произошло ночью?
Обведя взглядом безбрежные пески и подумав о том, какие тайны они, возможно, скрывают, я посмотрел на Ахмеда и промолчал.
– Вы вернетесь, господин, – шепотом произнес он. – Милостью Аллаха вы непременно вернетесь и сможете продолжить раскопки в Долине царей.
– Будем надеяться, – отозвался я, слегка пожав плечами.
* * *
Разумеется, я сожалел о необходимости распроститься с Фивами, особенно учитывая сопутствовавшие этому обстоятельства, однако не могу не признать, что перспективы новой должности пробуждали в моей душе радостные ожидания. Работа в качестве главного инспектора и жизнь в огромном Каире сулили мне множество новых впечатлений. Мне, привычному к уединению и тишине, нарушавшейся разве что криком ястреба или доносившимся из песков воем шакала, был в диковину непрерывный шум многолюдных каирских улиц. Топот ног, гул голосов и скрип тележных осей не смолкали даже по ночам. А когда с минарета раздавался призыв муэдзина к молитве, я, глядя с плоской крыши на тающие в тумане башенки многочисленных мечетей, порой думал, что этот древний, чуть ли не как сам город, зов растворяет само время.
Но стоило мне повернуться и устремить взгляд к южному горизонту, как моему взору представал иной, несравненно более древний горизонт. Отсюда пирамиды Гизы казались почти что призрачными, невесомыми, однако имелись все основания предполагать, что им, возникшим в пустыне намного раньше Каира, суждено пережить этот город. Естественно, я не мог не гордиться тем, что именно мне поручили заботу об их охране и изучении, ведь эти пирамиды были несказанно стары уже в эпоху Эхнатона.
Кстати, ни смена работы и места жительства, ни обилие новых впечатлений ничуть не уменьшили моего интереса к этой исторической фигуре, хотя, конечно же, в новых условиях у меня не было возможности продолжить свои поиски так, как это было в Фивах. Близ Каира не велись раскопки, среди горожан не бытовали фантастические сказки, из которых я порой выуживал рациональное зерно. По существу, в моем распоряжении оставалась лишь одна исследовательская возможность: здесь, как и в Фивах, в круг моих инспекторских обязанностей входило пресечение контрабандной торговли древностями. Разумеется, учитывая размах незаконных сделок, эта задача могла показаться невыполнимой, но зато я знал, что самые дорогостоящие и редкие артефакты, в том числе и обнаруженные в Долине царей, рано или поздно появятся на базарах Каира. Именно откуда они главным образом и попадали в руки состоятельных коллекционеров из Европы. Как только другие обязанности оставляли мне на это хоть немного времени, я непременно совершал обход лавок древностей, знакомясь с торговцами и инспектируя имеющийся у них товар. Особенно я надеялся наткнуться на памятный мне портрет Тии, но, разумеется, интересовался и любыми другими артефактами, так или иначе связанными со временем правления Эхнатона. И в первую очередь, конечно же, амулетами с изображением солнечного диска и двух согбенных человеческих фигур. Поначалу, как и следовало ожидать, ничего подобного мне не попадалось, однако старания мои все равно не были напрасны. Я хорошо изучил каирский рынок антиквариата, наладил отношения с торговцами и выяснил, где реализуются самые ценные раритеты. Особый интерес в этом отношении представлял возведенный еще в средние века обширный крытый рынок Хан-эль-Халиль. С моей точки зрения, это место с его узенькими петляющими улочками, запахом пряностей, яркими шелками, носильщиками и осликами, важными купцами, скрестив ноги восседавшими возле своих товаров, медленно движущимися толпами покупателей казалось своего рода иллюстрацией к арабским сказкам и как нельзя лучше подходило для поисков старинных сокровищ.
Время, однако, шло, поиски мои ничего не давали, и надежды таяли. Месяцев через семь я пришел к выводу о бессмысленности дальнейших усилий, но тут – можно сказать, в критический момент – мне улыбнулась удача, уподобившая меня какому-нибудь Али-Бабе или Аладдину, живущему в таинственном, волшебном мире легенд. Однажды вечером, прогуливаясь вдоль рядов, где торговали всяческими безделушками, я приметил лавчонку, которую проглядел раньше – наверное, из-за ее крохотных размеров и того, что стояла она в тени высокой, обшарпанной стены. Отодвинув закрывавшую вход занавеску, я заглянул внутрь и увидел двух торговцев:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Трудно сказать, сколько времени я оставался без сознания. В чувство меня привел Ахмед, и, прежде чем он успел хоть что-то сказать, стало ясно, что и он подвергся нападению. Волосы его были заляпаны кровью. Человек, нанесший мне удар, исчез, оставив лишь следы на песке, но, увы, исчез не только он. Когда я, шатаясь и кряхтя, ухитрился-таки подняться на ноги, Ахмед с угрюмым видом указал в направлении раскопа. Поспешив туда, я увидел, что худшие мои опасения подтвердились. Тело исчезло, равно как и завернутая в тряпицу и отложенная мною в сторону плакетка. Обе находки пропали бесследно, а вместе с ними и мои надежды. Разочарование и огорчение были особенно глубоки из-за осознания того прискорбного факта, что теперь мне не оставалось ничего другого, как на следующий день уехать в Каир. Поначалу у меня теплилась надежда, что Ахмед узнал нападавших, но он, как и я, оказался захваченным врасплох и в ответ на мои расспросы лишь сокрушенно качал головой. Правда, десятник обещал организовать расследование и непременно отыскать как мумию, так и портрет Тии, однако я понимал, что уповать на успех не стоит. Как бы то ни было, я дал Гиригару денег и взял с него словно держать меня в курсе дела.
Поблагодарив Ахмеда за долгую службу, я уже намеревался уйти, но вдруг почувствовал, что араб явно хочет сказать мне что-то еще. Он долго не мог решиться и, лишь когда мое терпение стало истощаться, прокашлявшись, пробормотал:
– А как же гробница, господин? Я хотел сказать насчет гробницы.
Я сосредоточенно нахмурился.
– Насчет гробницы?
– Ну, помните ту историю с гробницей и демоном? Помните изображение львицы с женской головой? И что его нашли возле запертого входа. Я вам рассказывал. Но люди толковали и кое о чем еще. Будто бы там был еще и труп, причем с разорванной глоткой.
Я прищурился, долго с многозначительным видом теребил кончики усов и наконец произнес:
– Неужели?
Ахмед прокашлялся снова.
– Господин, не могли бы вы задержаться на несколько недель?
– Увы, Ахмед, не могу. Без веских доказательств не могу.
– А... мистер Дэвис?
– Что – мистер Дэвис?
– Вы расскажете мистеру Дэвису о том, что произошло ночью?
Обведя взглядом безбрежные пески и подумав о том, какие тайны они, возможно, скрывают, я посмотрел на Ахмеда и промолчал.
– Вы вернетесь, господин, – шепотом произнес он. – Милостью Аллаха вы непременно вернетесь и сможете продолжить раскопки в Долине царей.
– Будем надеяться, – отозвался я, слегка пожав плечами.
* * *
Разумеется, я сожалел о необходимости распроститься с Фивами, особенно учитывая сопутствовавшие этому обстоятельства, однако не могу не признать, что перспективы новой должности пробуждали в моей душе радостные ожидания. Работа в качестве главного инспектора и жизнь в огромном Каире сулили мне множество новых впечатлений. Мне, привычному к уединению и тишине, нарушавшейся разве что криком ястреба или доносившимся из песков воем шакала, был в диковину непрерывный шум многолюдных каирских улиц. Топот ног, гул голосов и скрип тележных осей не смолкали даже по ночам. А когда с минарета раздавался призыв муэдзина к молитве, я, глядя с плоской крыши на тающие в тумане башенки многочисленных мечетей, порой думал, что этот древний, чуть ли не как сам город, зов растворяет само время.
Но стоило мне повернуться и устремить взгляд к южному горизонту, как моему взору представал иной, несравненно более древний горизонт. Отсюда пирамиды Гизы казались почти что призрачными, невесомыми, однако имелись все основания предполагать, что им, возникшим в пустыне намного раньше Каира, суждено пережить этот город. Естественно, я не мог не гордиться тем, что именно мне поручили заботу об их охране и изучении, ведь эти пирамиды были несказанно стары уже в эпоху Эхнатона.
Кстати, ни смена работы и места жительства, ни обилие новых впечатлений ничуть не уменьшили моего интереса к этой исторической фигуре, хотя, конечно же, в новых условиях у меня не было возможности продолжить свои поиски так, как это было в Фивах. Близ Каира не велись раскопки, среди горожан не бытовали фантастические сказки, из которых я порой выуживал рациональное зерно. По существу, в моем распоряжении оставалась лишь одна исследовательская возможность: здесь, как и в Фивах, в круг моих инспекторских обязанностей входило пресечение контрабандной торговли древностями. Разумеется, учитывая размах незаконных сделок, эта задача могла показаться невыполнимой, но зато я знал, что самые дорогостоящие и редкие артефакты, в том числе и обнаруженные в Долине царей, рано или поздно появятся на базарах Каира. Именно откуда они главным образом и попадали в руки состоятельных коллекционеров из Европы. Как только другие обязанности оставляли мне на это хоть немного времени, я непременно совершал обход лавок древностей, знакомясь с торговцами и инспектируя имеющийся у них товар. Особенно я надеялся наткнуться на памятный мне портрет Тии, но, разумеется, интересовался и любыми другими артефактами, так или иначе связанными со временем правления Эхнатона. И в первую очередь, конечно же, амулетами с изображением солнечного диска и двух согбенных человеческих фигур. Поначалу, как и следовало ожидать, ничего подобного мне не попадалось, однако старания мои все равно не были напрасны. Я хорошо изучил каирский рынок антиквариата, наладил отношения с торговцами и выяснил, где реализуются самые ценные раритеты. Особый интерес в этом отношении представлял возведенный еще в средние века обширный крытый рынок Хан-эль-Халиль. С моей точки зрения, это место с его узенькими петляющими улочками, запахом пряностей, яркими шелками, носильщиками и осликами, важными купцами, скрестив ноги восседавшими возле своих товаров, медленно движущимися толпами покупателей казалось своего рода иллюстрацией к арабским сказкам и как нельзя лучше подходило для поисков старинных сокровищ.
Время, однако, шло, поиски мои ничего не давали, и надежды таяли. Месяцев через семь я пришел к выводу о бессмысленности дальнейших усилий, но тут – можно сказать, в критический момент – мне улыбнулась удача, уподобившая меня какому-нибудь Али-Бабе или Аладдину, живущему в таинственном, волшебном мире легенд. Однажды вечером, прогуливаясь вдоль рядов, где торговали всяческими безделушками, я приметил лавчонку, которую проглядел раньше – наверное, из-за ее крохотных размеров и того, что стояла она в тени высокой, обшарпанной стены. Отодвинув закрывавшую вход занавеску, я заглянул внутрь и увидел двух торговцев:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113