Эхнатон, поразмыслив над услышанным, покачал головой.
– На все воля Всевышнего, – промолвил он. – Для него нет ничего невозможного. Если ты пала по его воле, то его же соизволением можешь быть возвышена снова, а будучи изгнанной – возвращена в родные пределы. Не отчаивайся, о моя царица. Следуй путями добра, и на путях этих ты сможешь достичь многого.
И вновь она рассмеялась, но на сей раз не с презрением, но со смертельной горечью.
– Ты не первый, о муж мой, кто призывает меня шествовать путями добра, ибо, да будет тебе ведомо, именно так поступал один из моих собратьев, тоже изгнанник. Он вывел людей из дикости, дав им, дотоле не отличавшихся от зверей, знание о мире. И научил их стремиться к совершенству. Многие земли испытали на себе его благотворное влияние, но более всех иных стран он всегда любил Египет.
– Если так, я знаю, о ком ты говоришь, – тихо сказал Эхнатон. – Его звали Осирисом.
Он сглотнул, ибо испытывал одновременно и ужас, и благоговение.
– Но теперь я знаю и другое. То, что твое истинное имя Исида и что это ты вместе с Сетом привела Осириса к гибели.
– Так оно и было, – кивнула царица. – Но все же... Все случилось не так, как, надо полагать, рассказал тебе о том верховный жрец.
– Не так? Но как же тогда это произошло на самом деле?
Исида воззрилась на него, и во взгляде ее Эхнатон уловил жалость. Она протянула руку и, сняв платок с его головы, мягко провела ладонью по выпуклому затылку.
– О муж мой... – тихо произнесла она. – Как я уже говорила, первый царь этой земли всегда стремился творить добро, однако на сей стезе его предала сама природа сего бренного мира В отличие от небес, где все вечно и незыблемо, здесь все преходяще и тленно, поскольку, едва возникнув, уже начинает безостановочный путь к увяданию. Царь любил всех и вся, но любовь эта приносила ему лишь горе, ибо все, радовавшее его в этом мире, было обречено на смерть. И вот наконец отчаяние одолело его настолько, что он возненавидел собственную природу и возмечтал о смерти. А возмечтав, явился ко мне, более всех нас сведущей в великих тайных искусствах, и попросил сотворить неимоверное чудо, даровав ему смертность.
– И ты выполнила его просьбу? – прошептал Эхнатон, взирая на нее в изумлении. – Ты содеяла невозможное?
– В определенном смысле, – ответила она с едва заметной улыбкой.
– Значит, жрецы не лгут, и тебе действительно известна магия тайного имени Амона.
Улыбка Исиды стала еще шире.
– Магией можно назвать все, что угодно. Невежды используют это слово для обозначения того, чего они не понимают.
– Ладно. – Эхнатон нахмурился. – Важно не как это называется, а что именно ты сделала?
– А ты не догадываешься? – Она подняла руки и взяла в ладони его лицо. – Неужели до сих пор не понял?
Ее губы коснулись его рта с нежностью, памятной ему с их первой встречи в Обители Солнца.
– Осирис растворился в череде поколений царей Египта Можно сказать, что его частица есть и в тебе.
– Нет! – воскликнул отрекшийся фараон. – Я не могу... Только не я... Нет!
– Да, да, и в тебе тоже.
Она улыбнулась и поцеловала его снова.
– Как это возможно?
– У вас с ним общая сущность. Его природа помогла сформировать то, чем являешься сейчас ты. Сам факт твоего существования является свидетельством совершенного мною чуда.
– Может быть, ты и могучая волшебница, – медленно произнес Эхнатон, – но, боюсь, чудо ты совершила хоть и впечатляющее, но не слишком удачное.
– Вот как?
Она подняла бровь.
– Посуди сама, о моя царица, мы старимся, увядаем, как простые смертные, но не умираем. Получается, что ты не только не одарила своего собрата тем, о чем он просил, но наложила на него страшное, отвратительное проклятие. Сколь ужасно и постыдно – быть великим и могущественным, подобным тебе самой, а потом воплотиться в череду заслуживающих лишь жалости существ вроде меня и моих предшественников на троне, служащих ныне пищей для жрецов.
Царица улыбнулась.
– Но таково было его желание. А что касается судьбы, которую ты только что описал... Разве это не своеобразная форма вымирания?
– И все же ты любила его.
– Думаешь?
Ее улыбка стала холодной.
– Думаешь, я была такой же глупой, как он, и могла повторить те же ошибки? – Исида покачала головой. – Нет, по-настоящему я не любила никогда, ибо издавна понимала, чем может обернуться для меня такое чувство.
– Но он ведь не был простым смертным. Напротив, он был таким же, как ты.
– Ну и что с того?
– Я знаю, ты любила его.
Она усмехнулась.
– Откуда?
Несколько мгновений Эхнатон смотрел на нее молча, а потом неожиданно спросил:
– Зачем ты явилась ко мне? Почему из всей долгой цепи царей избрала меня?
– Хотя бы потому, что ты первый, кто дерзнул проникнуть в мое святилище и разбить мою статую. – Она пожала плечами. – Должна признаться, меня это... заинтриговало.
– А я уверен, что здесь имело место и нечто большее.
– Вот как? – Она опять улыбнулась. – Неужели?
– Осмелюсь предположить, что в моих надеждах, стремлениях и чаяниях ты уловила отголосок надежд, стремлений и чаяний кого-то другого.
Улыбка на несколько мгновений замерла на ее устах.
– Это в высшей степени самонадеянное предположение.
– Но ведь правдивое, не так ли?
Царица отвернулась. Взор ее обратился к звездам, и Эхнатону показалось, что еще миг – и она растворится в их свете.
Однако этого не произошло.
– Скажи, – промолвила она наконец, обернувшись и вперив в него взгляд, – ты-то чего от меня хочешь?
– Я хочу... – Эхнатон помолчал. – Я хочу, чтобы ты сделала то, чего не смогла сделать раньше. Сделай меня...
Она снова взяла его лицо в свои ладони.
– Смертным?.. – слова оборвались, прерванные поцелуем.
Чтобы ответить, Эхнатону пришлось отстраниться от ее губ.
– Да, смертным, – эхом откликнулся он. – Я желаю обрести покой смерти.
– Скромное желание, – рассмеялась царица.
– Так это возможно?
– Возможно ли тому, в чьих жилах течет такая кровь, как у тебя, познать смерть? Может быть...
– Как?
– Только вечноживущему дано вобрать в себя вечно-живущего. Только бессмертный может дать бессмертному истинную смерть.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Эхнатон, и в голосе его прозвучало раздражение. – Зачем говорить загадками?
– Кое-кому придется принести немалую жертву.
– Кому? И какую?
– Тебе, муж мой, – сказала царица, снова одарив его поцелуем. – Если я и вправду уловила в тебе целеустремленность и благородство духа твоего далекого предка, если все твои порывы не служат всего лишь свидетельством самонадеянности, то ты не испугаешься этого и не откажешься пожертвовать собой.
Он воззрился на нее в ужасе, но и с некоторой надеждой.
– И в чем должна состоять эта жертва?
Царица снова потянулась к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113