– Прежде всего, ты чужестранец. Уходи отсюда, почтеннейший, уходи и никогда не возвращайся.
Старик сделал широкий жест, и я, как ни странно, действительно почувствовал желание покинуть пределы мечети, тем паче что в голосе араба в тот момент слышалась не угроза, а почти мольба.
Однако я не ушел, ибо почувствовал, что нахожусь на пороге какого-то замечательного открытия: во мне теплилась надежда на то, что старец раскроет мне какую-то мрачную, древнюю тайну.
Но он, холодно глядя на меня, покачал головой и шепотом произнес:
– Что можешь ты знать о Египте? Погребенные в веках страхи пробуждаются в наших ночных кошмарах, так не пробуждай же и тайны, погребенные под вечными песками нашей земли. Не тревожь их, господин Картер! Не тревожь! Ты получил предупреждение!
Услышав из уст старого араба собственное имя, я был так потрясен, что лишился дара речи и некоторое время лишь молча смотрел широко раскрытыми глазами в немигающие, по-змеиному поблескивающие очи странного ночного собеседника.
Попытки вымолвить хоть слово ни к чему не приводили, словно магнетический взор старца овладел моим сознанием. Казалось, будто в глубине этих удивительных глаз виднеются бескрайние пески, барханы и разбросанные среди них древние сокровища: золото, украшения, а кое-где и частично засыпанные песком свитки хрупкого папируса, наводящие на размышления о манящих, но недоступных познанию тайнах. Жгучие ветры, подхватив мое "я", несли меня сквозь разворачивавшийся передо мной бескрайний, как сами египетские пустыни, сон странного араба. Впереди из-за горизонта появилась тень. Удлинясь, она дотянулась до меня, обдав холодом. Я поднял глаза и увидел наполовину заметенный песками, но тем не менее исполинский, схожий по архитектуре с Карнаком храм. Он высился надо мной как гора, холод, по мере углубления в его тень, становился все сильнее. Я миновал внешнюю линию капителей: тень, казалось, затягивала меня, в то время как храмовый комплекс уходил в бесконечность. Впереди, в сердце святилища, находилось нечто странное и страшное, чье завуалированное присутствие нельзя было не ощутить. Нечто приближалось, словно считая, что бесконечность для него не преграда, и это приближение внушало ужас, подобного которому мне не случалось прежде испытывать. Из моего горла рвался крик. Казалось, будто еще миг – и ужас явится мне во всей своей полноте, ибо скрывающая тайну завеса вот-вот поднимется. Страх заставил меня содрогнуться... Я открыл глаза и замотал головой. Видение исчезло. Я стоял в одиночестве на верхней ступени лестницы.
Арабский ученый бесследно пропал.
Вспоминая позднее это приключение, я пришел к выводу, что, скорее всего, в нем не было ничего сверхъестественного. Меня просто-напросто загипнотизировали. Мне доводилось не только слышать о таких трюках, но и наблюдать их на практике, сидя у костров фиванских шейхов. Однако до сих пор я считал себя человеком в достаточной мере рациональным и не подвластным такому воздействию, и потому – мне отнюдь не стыдно в этом сознаться – гипнотическое наваждение совершенно выбило меня из колеи.
Так или иначе, я счел за благо поскорее покинуть мечеть, убеждал себя в том, что делаю это лишь потому, что открыть дверь и узнать, что за ней находится, без инструментов или посторонней помощи все равно не удастся. Если же быть до конца откровенным, то, благополучно вернувшись домой, я испытал немалое облегчение. Однако впечатления того вечера были слишком сильны: сон не шел, и я ворочался на диване, вновь и вновь мысленно воспроизводя недавно посетившие меня образы. На выручку мне, как ни странно, пришли привезенные с собой птицы. Сам вид беззаботных пернатых, их яркое оперение и грациозное порхание, не говоря уже о мелодичном пении, действовали на меня успокаивающе. И тем не менее печальные мысли еще много часов продолжали будоражить мое сознание. Сумею ли я, оставшись практически без единомышленников и помощников, достичь цели и не заведут ли меня слишком далеко честолюбивые амбиции?
В конце концов под музыку голосов моих крылатых питомцев я все-таки смог забыться сном.
* * *
Не удивительно, что всю ночь меня донимали беспокойные видения, а рассвет застал совершенно разбитым. Несмотря на массу ожидавших впереди неотложных дел, мне никак не удавалось отвлечься от мыслей о мечети. Казалось несомненным, что я натолкнулся на след чего-то по-настоящему необычного и оказался на пороге раскрытия секрета, которому, быть может, насчитывается более трех тысяч лет. Куда этот след может меня завести, в ту пору было невозможно даже представить, тем более что в глубине души я продолжал сомневаться в существовании самого секрета. Что в действительности я видел? Лишь изображение солнца над так и оставшейся запертой дверью. А туманные, невразумительные намеки старца на какие-то тайны, которые не следует тревожить, и вовсе едва ли заслуживали большого доверия.
Уже не первый раз, обнаружив что-то стоящее, я лишь сталкивался с новыми загадками. Казалось, будто любой успех в конечном счете бесплоден, ибо поиск мой, похоже, приобрел весьма нервирующее свойство: он становился бесконечным.
Все утро, занимаясь текущими делами, я то и дело мысленно возвращался к этому парадоксу, еще не зная, что в самом скором времени названный парадокс проявит себя со всей возможной отчетливостью. Случилось так, что, когда я руководил работами в пустыне неподалеку от Саккары, мне сообщили о скандале.
Как оказалось, осматривавшие ближние границы французы напились и стали задирать моих рабочих из числа местных жителей. Естественно, я поспешил разобраться в этом деле и по прибытии на место обнаружил, что ссора вышла и вправду нешуточная. Все мои призывы к спокойствию оставались не более чем бесплодным сотрясением воздуха. На моих рабочих наседали не только французы, но и их слуги, судя по физиономиям – самые настоящие головорезы. Судя по всему, слуги-то и явились настоящими зачинщиками.
Поняв, что увещеваниями ничего не добиться, я вызвал караул и пригрозил взять всех буянов под стражу. Это несколько охладило горячие головы: французы пообещали немедленно удалиться – с тем условием, что я отпущу и их прислужников. Чтобы не усугублять раздоры, я согласился, однако, когда мои люди расступились, чтобы дать скандалистам уйти, мое внимание привлек один из сопровождавших французов арабов – кажется, главный заводила. Мы встретились взглядами, и меня передернуло.
Ошибиться было невозможно. Хотя негодяя, напавшего на меня из темноты в Долине царей, я видел всего лишь долю секунды, его хищная ухмылка и горящий взгляд запомнились на всю жизнь. Указав на преступника своим людям, я приказал взять его, чему, однако, категорически воспротивились французы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113