Другая сторона, национализм, оборачивается к нам своей заскорузлостью, своим звериным оскалом, ненавистью одного народа к другому. Кичливость своим происхождением, своей культурой, выпячивание своего превосходства перед другими народами. Когда русский о поляке говорит «полячишко», об украинце – «хохол», об армянине – «армяшка», о грузине «кацо», о еврее – «жид», об узбеке – «сарт», обо всех восточных народах «черножопый», и т. д., сколько презрения он вкладывает в это понятие. Так же поступают и другие народности, в том числе и по отношению к русскому народу. Эти черты, присущие отдельным нациям, свидетельствуют о бедности и узости национального характера, и тут восхищаться нечем.
Источником богатства национальной культуры является огромное разнообразие природы и общения людей с природой. Характер природы налагает свой отпечаток на характер людей и на образование народного облика и характера. Независимо от того, процветает или чахнет нация, эти черты людей, налагаемые на них природой, останутся.
«Если человеческий характер создается обстоятельствами, – говорил Маркс, – то надо, стало быть, эти обстоятельства сделать достойными человека».
Когда я читаю рассуждения Солженицына, что не русские, а другие нации виноваты в насилиях, совершенных в России, когда я читаю Скуратова о вине евреев за насилия, совершенные в ходе русской революции, или когда я читаю русских историков, обвиняющих немцев в варварстве русской монархии, то я вижу эту, вторую, сторону национальной особенности людей и ничего хорошего для человечества в этом не усматриваю.
Если при социализме будет возможность освободиться от этой человеческой узости, то надо стоять за социализм.
Если современные руководители социалистических стран на практике испохабили идею социализма, то надо не бросаться в другую крайность, надо сделать так, чтобы освободиться от созданной ими системы и от таких руководителей и сделать социализм приемлемым для людей.
А.И. Солженицын противопоставляет марксистской идеологии православную церковь. Но православная церковь почти всегда шла рука об руку с государственной властью и подчинялась последней. И даже в период господства Сталина, особенно в последние годы его власти, православная церковь «провозглашала его богоизбранным вождем».
«За то же и он, – писал Солженицын, – держал Лавру на кремлевском снабжении. Никакого премьер-министра великой державы не встречал Сталин так, как своего послушного, дряхлого патриарха: он выходил его встречать к дальним дверям и вел к столу под локоток». («В круге первом»).
Отмечая подчиненность послениконовской православной церкви задачам Российского государства и осуждая ее за это, Солженицын тем не менее утверждает, что Россия благодаря православной церкви сохранила свое национальное здоровье вплоть до двадцатого века.
После Октябрьской революции все религии, в том числе и русская православная церковь, стали постепенно терять почву в народе. Главная причина успеха против влияния церкви состояла в том, что партия на практике регламентировала уравнение в правах, в заработной плате руководящих работников и служащих с трудящимися города и деревни. Народ проникся верой в социализм, способный вывести его из пут рабства на путь равенства и свободы.
Для русского народа, русской интеллигенции, социализм в первые годы советской власти олицетворял собою ту же веру.
«Вся история русской интеллигенции, – писал Бердяев в упомянутой книге, – подготовляла коммунизм. В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера. Все эти черты всегда были свойственны русской революционной и даже просто радикальной интеллигенции». (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).
При сталинском социализме народ потерял веру в советский строй. Социализм потерял свою привлекательность и свежесть, так как партия и государство обюрократились, образовался слой привилегированных чиновников с резким разрывом в доходах, произошло обособление бюрократов от народа. Вся пропаганда стала строиться на маскировке, лжи и обмане народа. По мере того как народ стал терять веру в социализм, стало усиливаться религиозное возрождение и, в первую голову, возрождение православной церкви. А.И. Солженицын противопоставляет западной демократии авторитарный строй. Он считает, что Россия не готова к демократии и жила при ней только с февраля по октябрь 1917 года.
«До сих пор, – говорил он, – и кадеты и социал-демократы хвалятся этой демократией. Но на самом-то деле „они только исказили ее“. Еще более исказили ее за последние 50 лет».
По его мнению, русский человек так и не привык к демократии и не имеет вкуса к ней. И если сейчас ее введут в России, то это может оказаться только вредным. В своем обращении к советским руководителям он писал:
«Быть может, наша страна не дозрела до демократического строя, и авторитарный строй в условиях законности и православия был не так уж плох, раз Россия сохранила свое здоровье до ХХ-го века».
Чем же так был привлекателен монархический строй, если Солженицын не перестает восхищаться им?
При нем народ был унижен. Правящая часть русского дворянства стеснялась своего языка и пользовалась в своих салонах французским языком. Они стыдились русской национальной культуры, литературы, живописи, музыки, театра и т. д.
"Западное просвещение ХVIII века в верхних слоях русского общества, писал Н. Бердяев, – было чуждо русскому народу. Народ продолжал жить старыми религиозными верованиями и смотрел на барина, как на чуждую расу.
Лишь в XIX веке влияние Запада на образовавшуюся русскую интеллигенцию породило народолюбие и освободительное стремление.
…Народ в прошлом чувствовал неправду социального строя, основанного на угнетении и эксплуатации трудящихся, но он кротко и смиренно нес свою страдальческую долю. Но наступил час, когда он не пожелал больше терпеть, и весь строй души народной перевернулся. Это типический процесс. Кротость и смиренность может перейти в свирепость и разъяренность.
Ленин не смог бы осуществить своего плана революции и захвата власти без переворота в душе народа. Переворот этот был так велик, что народ, живший традиционными верованиями и покорный иррациональной судьбе, вдруг почти помешался на рационализации всей жизни… поверил в машину вместо Бога".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Источником богатства национальной культуры является огромное разнообразие природы и общения людей с природой. Характер природы налагает свой отпечаток на характер людей и на образование народного облика и характера. Независимо от того, процветает или чахнет нация, эти черты людей, налагаемые на них природой, останутся.
«Если человеческий характер создается обстоятельствами, – говорил Маркс, – то надо, стало быть, эти обстоятельства сделать достойными человека».
Когда я читаю рассуждения Солженицына, что не русские, а другие нации виноваты в насилиях, совершенных в России, когда я читаю Скуратова о вине евреев за насилия, совершенные в ходе русской революции, или когда я читаю русских историков, обвиняющих немцев в варварстве русской монархии, то я вижу эту, вторую, сторону национальной особенности людей и ничего хорошего для человечества в этом не усматриваю.
Если при социализме будет возможность освободиться от этой человеческой узости, то надо стоять за социализм.
Если современные руководители социалистических стран на практике испохабили идею социализма, то надо не бросаться в другую крайность, надо сделать так, чтобы освободиться от созданной ими системы и от таких руководителей и сделать социализм приемлемым для людей.
А.И. Солженицын противопоставляет марксистской идеологии православную церковь. Но православная церковь почти всегда шла рука об руку с государственной властью и подчинялась последней. И даже в период господства Сталина, особенно в последние годы его власти, православная церковь «провозглашала его богоизбранным вождем».
«За то же и он, – писал Солженицын, – держал Лавру на кремлевском снабжении. Никакого премьер-министра великой державы не встречал Сталин так, как своего послушного, дряхлого патриарха: он выходил его встречать к дальним дверям и вел к столу под локоток». («В круге первом»).
Отмечая подчиненность послениконовской православной церкви задачам Российского государства и осуждая ее за это, Солженицын тем не менее утверждает, что Россия благодаря православной церкви сохранила свое национальное здоровье вплоть до двадцатого века.
После Октябрьской революции все религии, в том числе и русская православная церковь, стали постепенно терять почву в народе. Главная причина успеха против влияния церкви состояла в том, что партия на практике регламентировала уравнение в правах, в заработной плате руководящих работников и служащих с трудящимися города и деревни. Народ проникся верой в социализм, способный вывести его из пут рабства на путь равенства и свободы.
Для русского народа, русской интеллигенции, социализм в первые годы советской власти олицетворял собою ту же веру.
«Вся история русской интеллигенции, – писал Бердяев в упомянутой книге, – подготовляла коммунизм. В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии, стремление к целостному миросозерцанию и целостному отношению к жизни, сектантская нетерпимость, подозрительное и враждебное отношение к культурной элите, исключительная посюсторонность, отрицание духа и духовных ценностей, придание материализму почти теологического характера. Все эти черты всегда были свойственны русской революционной и даже просто радикальной интеллигенции». (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).
При сталинском социализме народ потерял веру в советский строй. Социализм потерял свою привлекательность и свежесть, так как партия и государство обюрократились, образовался слой привилегированных чиновников с резким разрывом в доходах, произошло обособление бюрократов от народа. Вся пропаганда стала строиться на маскировке, лжи и обмане народа. По мере того как народ стал терять веру в социализм, стало усиливаться религиозное возрождение и, в первую голову, возрождение православной церкви. А.И. Солженицын противопоставляет западной демократии авторитарный строй. Он считает, что Россия не готова к демократии и жила при ней только с февраля по октябрь 1917 года.
«До сих пор, – говорил он, – и кадеты и социал-демократы хвалятся этой демократией. Но на самом-то деле „они только исказили ее“. Еще более исказили ее за последние 50 лет».
По его мнению, русский человек так и не привык к демократии и не имеет вкуса к ней. И если сейчас ее введут в России, то это может оказаться только вредным. В своем обращении к советским руководителям он писал:
«Быть может, наша страна не дозрела до демократического строя, и авторитарный строй в условиях законности и православия был не так уж плох, раз Россия сохранила свое здоровье до ХХ-го века».
Чем же так был привлекателен монархический строй, если Солженицын не перестает восхищаться им?
При нем народ был унижен. Правящая часть русского дворянства стеснялась своего языка и пользовалась в своих салонах французским языком. Они стыдились русской национальной культуры, литературы, живописи, музыки, театра и т. д.
"Западное просвещение ХVIII века в верхних слоях русского общества, писал Н. Бердяев, – было чуждо русскому народу. Народ продолжал жить старыми религиозными верованиями и смотрел на барина, как на чуждую расу.
Лишь в XIX веке влияние Запада на образовавшуюся русскую интеллигенцию породило народолюбие и освободительное стремление.
…Народ в прошлом чувствовал неправду социального строя, основанного на угнетении и эксплуатации трудящихся, но он кротко и смиренно нес свою страдальческую долю. Но наступил час, когда он не пожелал больше терпеть, и весь строй души народной перевернулся. Это типический процесс. Кротость и смиренность может перейти в свирепость и разъяренность.
Ленин не смог бы осуществить своего плана революции и захвата власти без переворота в душе народа. Переворот этот был так велик, что народ, живший традиционными верованиями и покорный иррациональной судьбе, вдруг почти помешался на рационализации всей жизни… поверил в машину вместо Бога".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165