Революция освободила раньше скованные рабоче-крестьянские силы для исторического дела. И этим определяется исключительный актуализм и динамизм коммунизма. Он воспользовался русскими традициями деспотического управления сверху, а вместо непривычной демократии, для которой не было навыков, провозгласил диктатуру, более схожую со старым царизмом. Он воспользовался свойствами русской души, во всем противоположной секуляризованному буржуазному обществу, ее религиозностью, ее догматизмом и максимализмом, ее исканием социальной правды и царства Божьего на земле, ее способностью к жертвам и к терпеливому несению страданий…» (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»}.
Как видно, Н. Бердяев, крупнейший русский религиозный философ и историк, в противоположность Солженицыну, не только отмечал величайшую роль и значение русской Октябрьской революции в социальной жизни России, он также признавал ее близость русскому характеру, русской душе. «В свободе должна быть необходимость», – писал философ Шеллинг. Это значит, что свобода может явиться лишь как результат необходимого, то есть законносообразного исторического развития. Начатое Шеллингом закончил Гегель. Для Гегеля всемирная история была прогрессом в сознании свободы, но таким прогрессом, который мы «должны понять в его необходимости».
«Людям, державшимся этого взгляда, – писал Энгельс, – история человечества перестала казаться нелепой путаницей бессмысленных насилий, которые все одинаково осуждаются перед судейским креслом теперь лишь созревшего человеческого разума, и о которых лучше всего забыть как можно скорее. История людей явилась процессом развития человечества, и задача научной мысли свелась к тому, чтобы проследить последовательные ступени этого процесса среди всех его будто бы ложных путей и доказать внутреннюю его законосообразность среди всех кажущихся случайностей». (Энгельс, «Антидюринг», Госполитиздат, 1953 г., стр. 24).
Именно этого не понял Солженицын, и потому вся история человечества представляется ему как «нелепая путаница бессмысленных насилий».
А.И. Солженицын исходит из того, что история научного коммунизма в ходе русской революции потерпела крах.
Ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин никогда не утверждали, что революция, если она наступит, не может потерпеть поражений и обязательно закончится победой мировой революции. Если бы коммунисты думали так, они были бы не материалистами, а мистиками.
Коммунизм, а не теория коммунизма, потерпел неудачу в России, и именно по причине такой случайности, о которой говорил Маркс (см. ПСС, том 33, стр. 175).
В решающий момент во главе движения оказался Сталин, которому в силу ряда сопутствующих обстоятельств, таких, как стабилизация капитализма, апатия и усталость масс, смерть Ленина и др., удалось захватить власть и свернуть страну с социалистического пути в сторону великодержавного национализма.
«Но тираничностъ и жестокость советской власти, – писал Н. Бердяев, не имеет обязательной связи с социально-экономической системой коммунизма. Можно мыслить коммунизм в экономической жизни, соединимый с человечностью и свободой. Это предполагает иной дух и иную идеологию». (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).
То, что Сталин и его продолжатели проводят всю свою борьбу с интернационализмом под маской марксизма-ленинизма, пользуясь революционным словарем, не меняет сути дела. После такой глубокой социалистической революции, которая пронеслась ураганом по всей стране, всколыхнула миллионы людей, привлекла из самых глубин народа на свою сторону все самое яркое и талантливое, которая вдохновила молодежь своими идеями, осуществить обратный путь от социалистического к авторитарному строю без потрясений, без маскировки, без террора было так же невозможно, как было невозможно осуществить без жертв переход от буржуазной к социалистической революции.
Сталин, как личность, с его узконаправленным и неудержимым стремлением к личной абсолютной власти только придал этому переходу от интернационализма к национализму ту беспрецедентную остроту, которая получила свое отражение в истории эпохи сталинского террора и, в частности, в такой выдающейся книге, как «Архипелаг Гулаг». Но и та форма, которую принял коммунизм сталинского типа в России, тоже не случайное явление. Она вытекает из исторических особенностей России. Об этом также писал Н. Бердяев в своей выдающейся книге «Истоки и смысл русского коммунизма».
«Коммунизм в России принял форму крайнего этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны, и это, к сожалению, вполне согласно со старыми традициями русского государства. Старая русская автократическая монархия имела корни в религиозных верованиях народа, она себя сознавала и оправдывала, как теократию, как священное царство. Новое русское коммунистическое государство тоже автократично и тоже имеет корни в верованиях народа, в новых верованиях рабоче-крестьянских масс, оно тоже сознает себя и оправдывает, как священное царство, как обратную теократию. Старая русская монархия покоилась на ортодоксальном миросозерцании, требовала согласия с ним. Новое русское коммунистическое государство тоже покоится на ортодоксальном миросозерцании и требует еще с большей принудительностью согласия с ним. Священное царство всегда есть диктатура миросозерцания, всегда требует ортодоксии, всегда извергает еретиков. Тоталитарность, требование целостной веры, как основы царства, соответствует глубоким религиозно-социальным инстинктам народа. Советское коммунистическое царство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с Московским православным царством. В нем то же удушье».
Очень знаменательно, что А.И. Солженицын обращается к советским руководителям с требованием отказаться от марксистской идеологии. Его вполне устраивает современный советский строй, если в нем произвести, во-первых, замену идеологии с марксистской на православную, и, во-вторых, предоставить народу своеобразную демократию, как этого добивались славянофилы в рамках монархии: свободу личности, свободу совести и свободу мысли.
Вся история насилий, осуществленных после Октябрьской революции, может быть разделена на два периода. В первом периоде, начиная с момента восстания и до отхода Ленина от руководства, то есть до 1923 года, ответственным за террор был Ленин и окружавшие его члены Политбюро.
Во втором периоде, с 1923 года и по сей день, ответственными за террор являются Сталин и окружавшие его лидеры партии, включая тех, кто вместе с ним вели борьбу против оппозиций и были потом репрессированы, а также тех, кто возглавляет современный ЦК, как авторы возрождения Российского национализма, во имя торжества которого на советской земле пролито море крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Как видно, Н. Бердяев, крупнейший русский религиозный философ и историк, в противоположность Солженицыну, не только отмечал величайшую роль и значение русской Октябрьской революции в социальной жизни России, он также признавал ее близость русскому характеру, русской душе. «В свободе должна быть необходимость», – писал философ Шеллинг. Это значит, что свобода может явиться лишь как результат необходимого, то есть законносообразного исторического развития. Начатое Шеллингом закончил Гегель. Для Гегеля всемирная история была прогрессом в сознании свободы, но таким прогрессом, который мы «должны понять в его необходимости».
«Людям, державшимся этого взгляда, – писал Энгельс, – история человечества перестала казаться нелепой путаницей бессмысленных насилий, которые все одинаково осуждаются перед судейским креслом теперь лишь созревшего человеческого разума, и о которых лучше всего забыть как можно скорее. История людей явилась процессом развития человечества, и задача научной мысли свелась к тому, чтобы проследить последовательные ступени этого процесса среди всех его будто бы ложных путей и доказать внутреннюю его законосообразность среди всех кажущихся случайностей». (Энгельс, «Антидюринг», Госполитиздат, 1953 г., стр. 24).
Именно этого не понял Солженицын, и потому вся история человечества представляется ему как «нелепая путаница бессмысленных насилий».
А.И. Солженицын исходит из того, что история научного коммунизма в ходе русской революции потерпела крах.
Ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин никогда не утверждали, что революция, если она наступит, не может потерпеть поражений и обязательно закончится победой мировой революции. Если бы коммунисты думали так, они были бы не материалистами, а мистиками.
Коммунизм, а не теория коммунизма, потерпел неудачу в России, и именно по причине такой случайности, о которой говорил Маркс (см. ПСС, том 33, стр. 175).
В решающий момент во главе движения оказался Сталин, которому в силу ряда сопутствующих обстоятельств, таких, как стабилизация капитализма, апатия и усталость масс, смерть Ленина и др., удалось захватить власть и свернуть страну с социалистического пути в сторону великодержавного национализма.
«Но тираничностъ и жестокость советской власти, – писал Н. Бердяев, не имеет обязательной связи с социально-экономической системой коммунизма. Можно мыслить коммунизм в экономической жизни, соединимый с человечностью и свободой. Это предполагает иной дух и иную идеологию». (Н. Бердяев, «Истоки и смысл русского коммунизма»).
То, что Сталин и его продолжатели проводят всю свою борьбу с интернационализмом под маской марксизма-ленинизма, пользуясь революционным словарем, не меняет сути дела. После такой глубокой социалистической революции, которая пронеслась ураганом по всей стране, всколыхнула миллионы людей, привлекла из самых глубин народа на свою сторону все самое яркое и талантливое, которая вдохновила молодежь своими идеями, осуществить обратный путь от социалистического к авторитарному строю без потрясений, без маскировки, без террора было так же невозможно, как было невозможно осуществить без жертв переход от буржуазной к социалистической революции.
Сталин, как личность, с его узконаправленным и неудержимым стремлением к личной абсолютной власти только придал этому переходу от интернационализма к национализму ту беспрецедентную остроту, которая получила свое отражение в истории эпохи сталинского террора и, в частности, в такой выдающейся книге, как «Архипелаг Гулаг». Но и та форма, которую принял коммунизм сталинского типа в России, тоже не случайное явление. Она вытекает из исторических особенностей России. Об этом также писал Н. Бердяев в своей выдающейся книге «Истоки и смысл русского коммунизма».
«Коммунизм в России принял форму крайнего этатизма, охватывающего железными тисками жизнь огромной страны, и это, к сожалению, вполне согласно со старыми традициями русского государства. Старая русская автократическая монархия имела корни в религиозных верованиях народа, она себя сознавала и оправдывала, как теократию, как священное царство. Новое русское коммунистическое государство тоже автократично и тоже имеет корни в верованиях народа, в новых верованиях рабоче-крестьянских масс, оно тоже сознает себя и оправдывает, как священное царство, как обратную теократию. Старая русская монархия покоилась на ортодоксальном миросозерцании, требовала согласия с ним. Новое русское коммунистическое государство тоже покоится на ортодоксальном миросозерцании и требует еще с большей принудительностью согласия с ним. Священное царство всегда есть диктатура миросозерцания, всегда требует ортодоксии, всегда извергает еретиков. Тоталитарность, требование целостной веры, как основы царства, соответствует глубоким религиозно-социальным инстинктам народа. Советское коммунистическое царство имеет большое сходство по своей духовной конструкции с Московским православным царством. В нем то же удушье».
Очень знаменательно, что А.И. Солженицын обращается к советским руководителям с требованием отказаться от марксистской идеологии. Его вполне устраивает современный советский строй, если в нем произвести, во-первых, замену идеологии с марксистской на православную, и, во-вторых, предоставить народу своеобразную демократию, как этого добивались славянофилы в рамках монархии: свободу личности, свободу совести и свободу мысли.
Вся история насилий, осуществленных после Октябрьской революции, может быть разделена на два периода. В первом периоде, начиная с момента восстания и до отхода Ленина от руководства, то есть до 1923 года, ответственным за террор был Ленин и окружавшие его члены Политбюро.
Во втором периоде, с 1923 года и по сей день, ответственными за террор являются Сталин и окружавшие его лидеры партии, включая тех, кто вместе с ним вели борьбу против оппозиций и были потом репрессированы, а также тех, кто возглавляет современный ЦК, как авторы возрождения Российского национализма, во имя торжества которого на советской земле пролито море крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165