И все же эти «мелкие буржуи» не оставили своих постов и свято исполняли взятое на себя моральное обязательство: сохранить ценою каких угодно жертв культуру и знания тем, кто их унижал и оскорблял по наущению руководителей. Они понимали, что нельзя смешивать свое личное несчастье и горе с вопросом о строительстве новой, лучшей жизни, и это помогло и помогает им терпеть и работать.
…Если вы хотите «использовать» специалистов, то не покупайте их, а научитесь уважать их, как людей, а не как нужный вам до поры до времени живой и мертвый инвентарь. Вы не купите ни одного человека той ценой, о которой вы мечтаете.
Но верьте, из среды этих людей, которых вы огульно окрестили буржуями, контрреволюционерами, саботажниками и т. п. только потому, что они подход к будущему социалистического и коммунистического строя мыслят себе иначе, чем вы и ваши ученики…" (Ленин, ПСС, том 38, стр. 218–219).
Нужно отличать старую интеллигенцию из гражданских лиц, которые в основном вышли из трудящихся классов, и старую интеллигенцию из числа военных специалистов, которые в основном были выходцами из привилегированных классов.
Если по отношению к использованию военных специалистов ленинская политика «купли» еще могла быть оправданной, то по отношению к гражданской интеллигенции она была несправедливой.
«Письмо злое и кажется искренним, – писал Ленин в ответе на открытое письмо Дукельского, помещенное в газете „Правда“ от 28-го марта 1919 года, но хочется на него ответить… У автора выходит, что мы, коммунисты оттолкнули специалистов, „окрестив“ их всякими худыми словами».
Бесспорно, так и было. Частое употребление Лениным и другими ведущими деятелями революции таких слов как «буржуазная» или «мелкобуржуазная» интеллигенция по отношению к такой тонкой и чувствительной части народа не могло создать доброжелательного контакта между властью и интеллигенцией.
Создается такое впечатление, что Бердяев был прав, когда писал что «в новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности».
«Рабочие и крестьяне, – писал дальше Ленин, – создали советскую власть, свергнув буржуазию и буржуазный парламентаризм. Теперь трудно не видеть, что это было не авантюрой и не „сумасбродством“ большевиков, а началом всемирной смены двух всемирно-исторических эпох: эпохи буржуазии и эпохи социализма. Если год с лишним тому назад этого не хотело (частью не могло) видеть большинство интеллигентов, то виновны ли мы в этом? Саботаж был начат интеллигенцией и чиновничеством, которые в массе буржуазны и мелкобуржуазны. Эти выражения содержат классовую характеристику, историческую оценку, которая может быть верна или неверна, но принимать которую за поносящее слово или ругань никак нельзя…»
Такая характеристика была не к месту и не ко времени. Обращенная к пролетариату и к крестьянству, она вызывала в них ненависть к интеллигенции. Обращенная к интеллигенции, она вызывала только обиду и оскорбление. То и другое вело к отрицательным последствиям.
Все эти исторические и политические оценки нужно было оставить для историков, а в процессе текущей политики новая власть должна была искать контактов, а не ссоры с таким важнейшим по сути дела, трудовым, преданным революции слоем населения, как старая русская интеллигенция.
«Озлобление рабочих и крестьян, – писал дальше Ленин, – за саботаж интеллигенции неизбежно, и „винить“ если можно кого, то только буржуазию и ее вольных и невольных пособников».
Сегодня такой узкий и, я сказал бы, плоский ответ не звучит, или звучит фальшиво, тогда же в обстановке крайнего обострения классовых отношений он звучал как призыв к ненависти, а не к примирению.
«Если бы мы „натравливали“ на интеллигенцию, – писал дальше Ленин, нас следовало бы за это повесить. Но мы не только не натравливали народ на нее, а проповедовали от имени партии и от имени власти необходимость предоставления лучших условий работы. Я это делал с апреля 1918 года». (Ленин, том 38, стр. 220).
Но именно это-то отношение к интеллигенции как к социально чуждой советской власти, которую поэтому следует привлекать лучшими материальными условиями, и было обидно для передовой части интеллигенции. И, наоборот, официальное провозглашение такой политики вызывало у трудящихся масс отношение к интеллигенции как к чуждой прослойке, как к чуждой расе.
Постоянное подчеркивание принудительного привлечения специалистов к труду или купле их высокими заработками, пайком и т. п., несомненно, было оскорбительным для большинства интеллигентных людей, которые по своей натуре были более чувствительны ко всяким несправедливостям, чем средний человек. Вина Ленина и других руководителей партии состояла не в том, что они недооценивали роли интеллигенции в строительстве новой жизни, – это они прекрасно понимали, и действительно, начиная с апреля 1918 года, Ленин не переставал заострять вопрос о необходимости привлечения интеллигенции к строительству советского государства, – вина их состояла в том, что они не смогли приблизить к себе, сделать русскую интеллигенцию своим самым верным партнером в борьбе за социализм.
Конечно, среди интеллигенции были такие группы, которые не откликнулись бы ни на какие маневры правительства и не пошли бы на сотрудничество с большевиками. Это относится к той части интеллигенции, которая не принимала власти «холопов». Но, как показали дальнейшие события, таких интеллигентов было абсолютное меньшинство. Фактически Дукельский был прав, обвиняя Ленина и большевиков в натравливании трудящихся на интеллигенцию. Речи вождей партии, обращенные к рабочим и крестьянам в отношении интеллигенции, подливали только масла в огонь, и этого отрицать нельзя.
И к письму А.М. Горького к нему от 31 июля 1919 года, по поводу отношения к интеллигенции, Ленин отнесся не только недостаточно внимательно, но и предвзято. Ленин писал Горькому:
«Будто бы „остатки“ (имеются в виду остатки интеллигенции) питают к советской власти нечто близкое симпатии, а большинство рабочих „поставляет воров, примазавшихся коммунистов“ и прочее! И вы договариваетесь до „вывода“, что революцию нельзя делать без интеллигенции, это сплошь больная психика, в обстановке озлобленных буржуазных интеллигентов обострившаяся». (Ленин, ПСС, том 51, стр. 24–25).
В письме Горького было много правды, от которой Ленин безосновательно отмахивался. Большинство интеллигенции питало к революции симпатии, но осуждало большевиков за насилие, которое часто носило, чего греха таить, бессмысленный характер. Они были озлоблены против большевиков по той же причине, которую назвал Дукельский. И тут больная психика не при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
…Если вы хотите «использовать» специалистов, то не покупайте их, а научитесь уважать их, как людей, а не как нужный вам до поры до времени живой и мертвый инвентарь. Вы не купите ни одного человека той ценой, о которой вы мечтаете.
Но верьте, из среды этих людей, которых вы огульно окрестили буржуями, контрреволюционерами, саботажниками и т. п. только потому, что они подход к будущему социалистического и коммунистического строя мыслят себе иначе, чем вы и ваши ученики…" (Ленин, ПСС, том 38, стр. 218–219).
Нужно отличать старую интеллигенцию из гражданских лиц, которые в основном вышли из трудящихся классов, и старую интеллигенцию из числа военных специалистов, которые в основном были выходцами из привилегированных классов.
Если по отношению к использованию военных специалистов ленинская политика «купли» еще могла быть оправданной, то по отношению к гражданской интеллигенции она была несправедливой.
«Письмо злое и кажется искренним, – писал Ленин в ответе на открытое письмо Дукельского, помещенное в газете „Правда“ от 28-го марта 1919 года, но хочется на него ответить… У автора выходит, что мы, коммунисты оттолкнули специалистов, „окрестив“ их всякими худыми словами».
Бесспорно, так и было. Частое употребление Лениным и другими ведущими деятелями революции таких слов как «буржуазная» или «мелкобуржуазная» интеллигенция по отношению к такой тонкой и чувствительной части народа не могло создать доброжелательного контакта между властью и интеллигенцией.
Создается такое впечатление, что Бердяев был прав, когда писал что «в новом коммунистическом типе мотивы силы и власти вытеснили старые мотивы правдолюбия и сострадательности».
«Рабочие и крестьяне, – писал дальше Ленин, – создали советскую власть, свергнув буржуазию и буржуазный парламентаризм. Теперь трудно не видеть, что это было не авантюрой и не „сумасбродством“ большевиков, а началом всемирной смены двух всемирно-исторических эпох: эпохи буржуазии и эпохи социализма. Если год с лишним тому назад этого не хотело (частью не могло) видеть большинство интеллигентов, то виновны ли мы в этом? Саботаж был начат интеллигенцией и чиновничеством, которые в массе буржуазны и мелкобуржуазны. Эти выражения содержат классовую характеристику, историческую оценку, которая может быть верна или неверна, но принимать которую за поносящее слово или ругань никак нельзя…»
Такая характеристика была не к месту и не ко времени. Обращенная к пролетариату и к крестьянству, она вызывала в них ненависть к интеллигенции. Обращенная к интеллигенции, она вызывала только обиду и оскорбление. То и другое вело к отрицательным последствиям.
Все эти исторические и политические оценки нужно было оставить для историков, а в процессе текущей политики новая власть должна была искать контактов, а не ссоры с таким важнейшим по сути дела, трудовым, преданным революции слоем населения, как старая русская интеллигенция.
«Озлобление рабочих и крестьян, – писал дальше Ленин, – за саботаж интеллигенции неизбежно, и „винить“ если можно кого, то только буржуазию и ее вольных и невольных пособников».
Сегодня такой узкий и, я сказал бы, плоский ответ не звучит, или звучит фальшиво, тогда же в обстановке крайнего обострения классовых отношений он звучал как призыв к ненависти, а не к примирению.
«Если бы мы „натравливали“ на интеллигенцию, – писал дальше Ленин, нас следовало бы за это повесить. Но мы не только не натравливали народ на нее, а проповедовали от имени партии и от имени власти необходимость предоставления лучших условий работы. Я это делал с апреля 1918 года». (Ленин, том 38, стр. 220).
Но именно это-то отношение к интеллигенции как к социально чуждой советской власти, которую поэтому следует привлекать лучшими материальными условиями, и было обидно для передовой части интеллигенции. И, наоборот, официальное провозглашение такой политики вызывало у трудящихся масс отношение к интеллигенции как к чуждой прослойке, как к чуждой расе.
Постоянное подчеркивание принудительного привлечения специалистов к труду или купле их высокими заработками, пайком и т. п., несомненно, было оскорбительным для большинства интеллигентных людей, которые по своей натуре были более чувствительны ко всяким несправедливостям, чем средний человек. Вина Ленина и других руководителей партии состояла не в том, что они недооценивали роли интеллигенции в строительстве новой жизни, – это они прекрасно понимали, и действительно, начиная с апреля 1918 года, Ленин не переставал заострять вопрос о необходимости привлечения интеллигенции к строительству советского государства, – вина их состояла в том, что они не смогли приблизить к себе, сделать русскую интеллигенцию своим самым верным партнером в борьбе за социализм.
Конечно, среди интеллигенции были такие группы, которые не откликнулись бы ни на какие маневры правительства и не пошли бы на сотрудничество с большевиками. Это относится к той части интеллигенции, которая не принимала власти «холопов». Но, как показали дальнейшие события, таких интеллигентов было абсолютное меньшинство. Фактически Дукельский был прав, обвиняя Ленина и большевиков в натравливании трудящихся на интеллигенцию. Речи вождей партии, обращенные к рабочим и крестьянам в отношении интеллигенции, подливали только масла в огонь, и этого отрицать нельзя.
И к письму А.М. Горького к нему от 31 июля 1919 года, по поводу отношения к интеллигенции, Ленин отнесся не только недостаточно внимательно, но и предвзято. Ленин писал Горькому:
«Будто бы „остатки“ (имеются в виду остатки интеллигенции) питают к советской власти нечто близкое симпатии, а большинство рабочих „поставляет воров, примазавшихся коммунистов“ и прочее! И вы договариваетесь до „вывода“, что революцию нельзя делать без интеллигенции, это сплошь больная психика, в обстановке озлобленных буржуазных интеллигентов обострившаяся». (Ленин, ПСС, том 51, стр. 24–25).
В письме Горького было много правды, от которой Ленин безосновательно отмахивался. Большинство интеллигенции питало к революции симпатии, но осуждало большевиков за насилие, которое часто носило, чего греха таить, бессмысленный характер. Они были озлоблены против большевиков по той же причине, которую назвал Дукельский. И тут больная психика не при чем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165