В начальный период существования РСДРП противником этого принципа был Ю. Мартов, позднее к нему присоединился и Плеханов, выступивший со статьей «Централизм и бонапартизм». В статье этой он писал: «Централизм – это мертвая петля на шее партии, это бонапартизм, если не абсолютная монархия старой, дореволюционной манеры».
Одним из решительных противников демократического централизма был до 1917 года и Л.Д.Троцкий. Вступив в большевистскую партию, он принял этот принцип, но в 1923 году, в своей брошюре «Новый курс» постарался развить его демократическую сторону. Возможно, что если бы его толкование демократического централизма было принято партией, ей удалось бы построить социализм «с человеческим лицом». При Сталине же этот принцип действительно довел партию и страну до еще большей централизации, чем монархия старого образца.
В книге воспоминаний «Моя жизнь», изданной в Берлине в 1930 году, Л.Д. Троцкий дал характеристику основных принципов построения большевистской партии и изложил первоначальную историю ее заражения ядом бюрократизма. Он писал:
"Октябрьскую победу подготовила и обеспечила большевистская партия. Она же построила советское государство, вправив ему крепкий костяк. Перерождение партии стало причиной и следствием бюрократизации государства.
Внутренний режим партии характеризовался методом демократического централизма. Сочетание этих двух понятий не заключает в себе ни малейшего противоречия. Партия зорко следила не только за тем, чтобы ее границы оставались всегда строго очерченными, но и за тем, чтобы все те, кто входил в эту границу, пользовались действительным правом определять направление партийной политики. Свобода критики и идейной борьбы составляли неотъемлемое содержание партийной демократии. Нынешнее утверждение о том, будто большевизм не мирится с фракциями, представляет собой миф эпохи упадка. На самом деле история большевизма есть история борьбы фракций. Да и как могла бы подлинная революционная организация, ставящая себе целью перевернуть мир и собирающая под свои знамена отважных отрицателей, мятежников и борцов, жить и развиваться без идейных столкновений, без группировок и временных фракционных образований?… Дальнозоркости большевистского руководства удавалось нередко смягчать столкновения и сокращать сроки фракционной борьбы, но не более того. На эту кипучую демократическую основу опирался Центральный Комитет, из нее он почерпал смелость решать и приказывать. Явная правота руководства на всех критических этапах создала ему высокий авторитет, этот драгоценный моральный капитал централизма. Режим большевистской партии, особенно до прихода к власти, представлял, таким образом, полную противоположность режиму нынешней секции Коминтерна с их назначенными сверху «вождями», совершающими поворот по команде, с их бесконтрольным аппаратным высокомерием по отношению к низам, сервильным по отношению к Кремлю. Но и в первые годы после завоевания власти, когда партию прохватило административной ржавчиной, каждый большевик, не исключая и Сталина, назвал бы злостным клеветником того, кто показал бы ему на экране образ партии через 10 – 15 лет. В центре внимания Ленина и его сотрудников стояла неизменно забота об ограждении большевистских рядов от пороков, связанных с властью. Однако, чрезвычайное сближение, отчасти прямое слияние партийного аппарата с государственным нанесло уже в те первые годы несомненный ущерб свободе и эластичности партийного режима. Демократия сжималась по мере того, как нарастали трудности. Первоначально партия хотела и надеялась сохранить в рамках Советов свободу политической борьбы. Гражданская война внесла суровую поправку в эти расчеты. Оппозиционные партии были запрещены одна за другой. В этой мере, явно противоречащей советской демократии, вожди большевизма видели не принцип, а эпизодический акт самообороны.
Быстрый рост правящей партии при новизне и грандиозности задач неизбежно порождал внутренние разногласия. Оппозиционные течения в стране оказывали, по разным каналам, давление на единственную легальную политическую организацию, усиливая остроту фракционной борьбы. К моменту завершения гражданской войны она принимала столь острые формы, что угрожала потрясением государственной власти. В марте 1921 года, в дни Кронштадтского восстания, вовлекшего в свои ряды немалое число большевиков, Х съезд партии счел себя вынужденным прибегнуть к запрещению фракций, то есть к перенесению политического режима в государстве на внутреннюю жизнь правящей партии. Запрещение фракций мыслилось, опять таки, как исключительная мера, которая должна отпасть при первом серьезном улучшении обстановки. В то же время ЦК с чрезвычайной осторожностью применял новый закон, больше всего заботясь о том, чтобы он не привел к удушению внутренней жизни партии. Однако, то, что по первоначальному замыслу, считалось лишь вынужденной данью тяжелым обстоятельствам, пришлось как нельзя более по вкусу бюрократии, которая ко внутренней жизни партии стала подходить исключительно под углом зрения удобств управления…
Одновременно с теорией социализма в одной стране пущена была в оборот для бюрократии теория о том, что в большевизме Центральный Комитет – все, партия – ничто.
Аппарат завоевал себе необходимую независимость. Демократический централизм уступил место бюрократическому централизму. В самом партийном аппарате производится теперь, сверху вниз, радикальная перестановка. Главной доблестью большевика объявляется послушание. Под знаменем борьбы с оппозицией идет замена революционеров чиновниками. Требование партийной демократии являлось все время столь же настойчивым, сколь и безнадежным лозунгом всех оппозиционных группировок.
Известная нам платформа левой оппозиции требовала в 1927 году, чтобы в уголовный кодекс введена была специальная статья, карающая как тяжкое государственное преступление всякое прямое или замаскированное гонение на рабочего за критику…"
Взамен этого в уголовный кодекс были внесены статьи, облегчающие преследование оппозиции.
Против централистских излишеств в двадцатых годах в разное время выступали на съездах и конференциях многие старые уважаемые большевики: группа «Демократического централизма» (децисты) в лице В. Смирнова, Сапронова, И. Коссиора, Врачева, И. Стукова и др.; «Рабочая оппозиция» Шляпников, Коллонтай, Медведев, Лутовинов и др., Е.А. Преображенский и многие другие.
Что касается В.И. Ленина, то он в разные периоды партийной жизни в зависимости от внутренней и международной обстановки выдвигал на первый план то демократические, то централистские стороны провозглашенного им принципа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
Одним из решительных противников демократического централизма был до 1917 года и Л.Д.Троцкий. Вступив в большевистскую партию, он принял этот принцип, но в 1923 году, в своей брошюре «Новый курс» постарался развить его демократическую сторону. Возможно, что если бы его толкование демократического централизма было принято партией, ей удалось бы построить социализм «с человеческим лицом». При Сталине же этот принцип действительно довел партию и страну до еще большей централизации, чем монархия старого образца.
В книге воспоминаний «Моя жизнь», изданной в Берлине в 1930 году, Л.Д. Троцкий дал характеристику основных принципов построения большевистской партии и изложил первоначальную историю ее заражения ядом бюрократизма. Он писал:
"Октябрьскую победу подготовила и обеспечила большевистская партия. Она же построила советское государство, вправив ему крепкий костяк. Перерождение партии стало причиной и следствием бюрократизации государства.
Внутренний режим партии характеризовался методом демократического централизма. Сочетание этих двух понятий не заключает в себе ни малейшего противоречия. Партия зорко следила не только за тем, чтобы ее границы оставались всегда строго очерченными, но и за тем, чтобы все те, кто входил в эту границу, пользовались действительным правом определять направление партийной политики. Свобода критики и идейной борьбы составляли неотъемлемое содержание партийной демократии. Нынешнее утверждение о том, будто большевизм не мирится с фракциями, представляет собой миф эпохи упадка. На самом деле история большевизма есть история борьбы фракций. Да и как могла бы подлинная революционная организация, ставящая себе целью перевернуть мир и собирающая под свои знамена отважных отрицателей, мятежников и борцов, жить и развиваться без идейных столкновений, без группировок и временных фракционных образований?… Дальнозоркости большевистского руководства удавалось нередко смягчать столкновения и сокращать сроки фракционной борьбы, но не более того. На эту кипучую демократическую основу опирался Центральный Комитет, из нее он почерпал смелость решать и приказывать. Явная правота руководства на всех критических этапах создала ему высокий авторитет, этот драгоценный моральный капитал централизма. Режим большевистской партии, особенно до прихода к власти, представлял, таким образом, полную противоположность режиму нынешней секции Коминтерна с их назначенными сверху «вождями», совершающими поворот по команде, с их бесконтрольным аппаратным высокомерием по отношению к низам, сервильным по отношению к Кремлю. Но и в первые годы после завоевания власти, когда партию прохватило административной ржавчиной, каждый большевик, не исключая и Сталина, назвал бы злостным клеветником того, кто показал бы ему на экране образ партии через 10 – 15 лет. В центре внимания Ленина и его сотрудников стояла неизменно забота об ограждении большевистских рядов от пороков, связанных с властью. Однако, чрезвычайное сближение, отчасти прямое слияние партийного аппарата с государственным нанесло уже в те первые годы несомненный ущерб свободе и эластичности партийного режима. Демократия сжималась по мере того, как нарастали трудности. Первоначально партия хотела и надеялась сохранить в рамках Советов свободу политической борьбы. Гражданская война внесла суровую поправку в эти расчеты. Оппозиционные партии были запрещены одна за другой. В этой мере, явно противоречащей советской демократии, вожди большевизма видели не принцип, а эпизодический акт самообороны.
Быстрый рост правящей партии при новизне и грандиозности задач неизбежно порождал внутренние разногласия. Оппозиционные течения в стране оказывали, по разным каналам, давление на единственную легальную политическую организацию, усиливая остроту фракционной борьбы. К моменту завершения гражданской войны она принимала столь острые формы, что угрожала потрясением государственной власти. В марте 1921 года, в дни Кронштадтского восстания, вовлекшего в свои ряды немалое число большевиков, Х съезд партии счел себя вынужденным прибегнуть к запрещению фракций, то есть к перенесению политического режима в государстве на внутреннюю жизнь правящей партии. Запрещение фракций мыслилось, опять таки, как исключительная мера, которая должна отпасть при первом серьезном улучшении обстановки. В то же время ЦК с чрезвычайной осторожностью применял новый закон, больше всего заботясь о том, чтобы он не привел к удушению внутренней жизни партии. Однако, то, что по первоначальному замыслу, считалось лишь вынужденной данью тяжелым обстоятельствам, пришлось как нельзя более по вкусу бюрократии, которая ко внутренней жизни партии стала подходить исключительно под углом зрения удобств управления…
Одновременно с теорией социализма в одной стране пущена была в оборот для бюрократии теория о том, что в большевизме Центральный Комитет – все, партия – ничто.
Аппарат завоевал себе необходимую независимость. Демократический централизм уступил место бюрократическому централизму. В самом партийном аппарате производится теперь, сверху вниз, радикальная перестановка. Главной доблестью большевика объявляется послушание. Под знаменем борьбы с оппозицией идет замена революционеров чиновниками. Требование партийной демократии являлось все время столь же настойчивым, сколь и безнадежным лозунгом всех оппозиционных группировок.
Известная нам платформа левой оппозиции требовала в 1927 году, чтобы в уголовный кодекс введена была специальная статья, карающая как тяжкое государственное преступление всякое прямое или замаскированное гонение на рабочего за критику…"
Взамен этого в уголовный кодекс были внесены статьи, облегчающие преследование оппозиции.
Против централистских излишеств в двадцатых годах в разное время выступали на съездах и конференциях многие старые уважаемые большевики: группа «Демократического централизма» (децисты) в лице В. Смирнова, Сапронова, И. Коссиора, Врачева, И. Стукова и др.; «Рабочая оппозиция» Шляпников, Коллонтай, Медведев, Лутовинов и др., Е.А. Преображенский и многие другие.
Что касается В.И. Ленина, то он в разные периоды партийной жизни в зависимости от внутренней и международной обстановки выдвигал на первый план то демократические, то централистские стороны провозглашенного им принципа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165