Нет, остановить лотерейный барабан никто не решался.
– Чего мне от вас хотелось бы, – не то в третий, не то уже в четвертый раз повторил капитан Лич, – так это чтобы вы убрали этого паршивца с улиц города до тех пор, пока он не предстанет перед судом.
– Я это уже слышал, – возразил Гор. – Но услышьте наконец и меня. Обвинение, которые вы хотите предъявить Янгеру, яйца выеденного не стоит. Вы рассказываете мне о том, что он зашел в пивную, где полуголая официантка начала трясти у него перед носом голыми титьками, а он потянулся погладить ее, может, малость пощупать, а она запаниковала и порезалась о разбитую бутылку, и Янгер уже решил оттуда свалить, как вдруг, откуда ни возьмись, появился этот шоферюга габаритами со свой грузовик, и загородил ему проход, и бросил ему в голову тяжелым предметом, и на этом не остановился.
– Ради Бога, что это вы напридумывали?
– Я прочел рапорт. Прочел описание официантки, на которой не было даже лифчика. Она разбудила в нем зверя. Строго говоря, это следовало бы запретить в законодательном порядке. Я хочу сказать: если женщины подносят тебе на блюдечке, а попробовать не дают, то на что, строго говоря, они рассчитывают?
– Не стану спорить. Но я хочу сказать, что даже если инцидент с официанткой яйца выеденного не стоит и сводится только к показаниям одного против показаний другой, то с какой стати отказываться от возможности упрятать паршивца за решетку – тем более что он, возможно, уже ночью накануне вернулся к своим прежним привычкам?
– Гладко было на бумаге, – возразил много– и прискорбно опытный Гор. – Вы исходите из предположения, согласно которому любой убийца рано или поздно непременно возьмется за старое. Но выступите с этим в суде, и защитник тут же скажет, что подобные доводы не имеют никакого смысла. Более того, являются проявлением предрассудка и способом давления на присяжных. И судья согласится с адвокатом. Ради Бога, ни в коем случае нельзя внушать жюри, что подозреваемый в преступлении уже был осужден за точно такое же преступление раньше. Жюри заподозрит подвох с нашей стороны, оно заупрямился, – а тогда уж пиши пропало.
– Я просто хотел поставить перед вами вопрос об оправданности условно-досрочного освобождения, – сказал Лич, которому больше всего на свете хотелось сейчас, перегнувшись через стол, как следует врезать Гору.
– Вы хотите, чтобы я лишил его свободы вследствие нарушения им условий условно-досрочного освобождения. Но если я это сделаю, то комиссии не понравится. Ее члены знают его историю, знают, каким примерным заключенным он был, как он возродился во Христе, и тому подобное. Никогда не получал замечаний за все годы заключения. А не провел на свободе и недели, и вот уже куратор отправляет его – этого пай-мальчика – за решетку только потому, что он пропустил лишний стаканчик пива и решил пощупать полуголую официантку.
– Но не исключено, что он убил эту девочку, – воскликнул Лич.
– Послушайте, мы же с вами разговариваем. Не орем друг на друга, а разговариваем. Что же это вы? Пытаетесь надавить на меня, что ли?
– Прошу прощения. Вся эта история действует мне на нервы. Там сидит Бальфри, получивший право на освобождение у какого-то говенного судьи, который даже не удосужился провести слушания, и это действует мне на нервы.
– Я понимаю все ваши резоны. Но и вы постарайтесь понять мои. Вы говорите: «Не исключено», что он убил малолетнюю потаскушку. Но наверняка вы этого не знаете.
– Верно, не знаю. – Капитан Лич взял себя в руки, он заговорил теперь крайне рассудительно, чуть ли не примирительно. – Экспертиза еще не закончилась. Следствие едва началось.
– И опознание у вас хуже некуда. Похоже, вы надкусили отравленный плод.
– Согласен. На данный момент я не имею права рассматривать его даже как подозреваемого в убийстве. Не имею права рассматривать его как лицо, покусившееся на честь официантки. Я всего лишь расследую обстоятельства по ее жалобе.
– Ну вот, видите? Вы хотите поймать его на пьянстве и на нарушении общественного порядка. И если я упрячу его за решетку на таких основаниях, в комиссии решат, что я проявил предубежденность и непоследовательность.
– Да на хер эту комиссию!
– Подскажите судье, чтобы назначил непосильный для Янгера залог.
– Да на хер судью. Он уже определил залог в десять тысяч. Вы, конечно, подумаете, что у типа вроде этого Янгера не найдется десяти тысяч. Но десять тысяч ему и не нужны. Ему будет достаточно оставить у судебного пристава тысячу наличными.
– Неужели судебный пристав за тысячу наличными освободит под залог условно-освобожденного убийцу, которого подозревают в точно таком же преступлении?
– Это верно. У судебного пристава больше здравого смысла, чем у Закона и у Суда, вместе взятых. Он относится к муниципальной казне с определенными предрассудками, особенно когда имеет дело с рецидивистом. Однако, как я вам уже объяснил, я предъявляю ему сейчас обвинение вовсе не в убийстве. И даже не в покушении на изнасилование. Поэтому дело и свелось всего к десяти тысячам залога. Поэтому Бальфри и крутится под дверью, а ордер на освобождение у него уже есть.
– Хорошо, значит, пьянство и нарушение общественного порядка, – сказал Гор таким тоном, словно все остальные рассуждения капитана пропустил мимо ушей. – Вы хотите, чтобы я на этом основании вернул его за решетку? Хотите, чтобы я проявил твердолобость? В нашей службе, если ты проявляешь твердолобость, лучше носить челку, иначе тебя немедленно вышвырнут на улицу.
– А вы хоть когда-нибудь разговаривали с этим Янгером? Вы хоть раз взглянули ублюдку в бесстыжие глаза? Тот еще типчик, смею вас заверить!
– Ему надлежало явиться ко мне на первую встречу только в ближайшую пятницу.
– Вы хотите сказать, что не побеседовали с ним предварительно? Что не сделали ему отеческого внушения?
– Мне нравится, когда условно-освобожденные первую неделю гуляют сами по себе.
– Чтобы никто не заподозрил вас в твердолобости.
Капитан Лич поднялся с места.
– Мне хочется спросить вас кое о чем. В чем состоит задача офицера вашей службы? В том, чтобы не дать преступнику вернуться за решетку, или в том, чтобы не дать комиссии выпустить по ошибке на свободу закоренелого рецидивиста?
– Моя задача в том, чтобы выслушивать этих идиотов, смазывать все, что скрипит, работать не покладая рук, но не слишком надрываясь, пока меня не отправят на пенсию. Моя задача ничем не отличается от вашей.
Глава сороковая
– Видишь этого малыша? – Свистун сунул в руку Айзеку Канаану фотографию, которую он забрал у Кэт Тренчер. – Посмотри хорошенько.
– Я уже смотрел.
– А ты еще разок. Повнимательней. Канаан поднес снимок к самым глазам.
– Ну, не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Чего мне от вас хотелось бы, – не то в третий, не то уже в четвертый раз повторил капитан Лич, – так это чтобы вы убрали этого паршивца с улиц города до тех пор, пока он не предстанет перед судом.
– Я это уже слышал, – возразил Гор. – Но услышьте наконец и меня. Обвинение, которые вы хотите предъявить Янгеру, яйца выеденного не стоит. Вы рассказываете мне о том, что он зашел в пивную, где полуголая официантка начала трясти у него перед носом голыми титьками, а он потянулся погладить ее, может, малость пощупать, а она запаниковала и порезалась о разбитую бутылку, и Янгер уже решил оттуда свалить, как вдруг, откуда ни возьмись, появился этот шоферюга габаритами со свой грузовик, и загородил ему проход, и бросил ему в голову тяжелым предметом, и на этом не остановился.
– Ради Бога, что это вы напридумывали?
– Я прочел рапорт. Прочел описание официантки, на которой не было даже лифчика. Она разбудила в нем зверя. Строго говоря, это следовало бы запретить в законодательном порядке. Я хочу сказать: если женщины подносят тебе на блюдечке, а попробовать не дают, то на что, строго говоря, они рассчитывают?
– Не стану спорить. Но я хочу сказать, что даже если инцидент с официанткой яйца выеденного не стоит и сводится только к показаниям одного против показаний другой, то с какой стати отказываться от возможности упрятать паршивца за решетку – тем более что он, возможно, уже ночью накануне вернулся к своим прежним привычкам?
– Гладко было на бумаге, – возразил много– и прискорбно опытный Гор. – Вы исходите из предположения, согласно которому любой убийца рано или поздно непременно возьмется за старое. Но выступите с этим в суде, и защитник тут же скажет, что подобные доводы не имеют никакого смысла. Более того, являются проявлением предрассудка и способом давления на присяжных. И судья согласится с адвокатом. Ради Бога, ни в коем случае нельзя внушать жюри, что подозреваемый в преступлении уже был осужден за точно такое же преступление раньше. Жюри заподозрит подвох с нашей стороны, оно заупрямился, – а тогда уж пиши пропало.
– Я просто хотел поставить перед вами вопрос об оправданности условно-досрочного освобождения, – сказал Лич, которому больше всего на свете хотелось сейчас, перегнувшись через стол, как следует врезать Гору.
– Вы хотите, чтобы я лишил его свободы вследствие нарушения им условий условно-досрочного освобождения. Но если я это сделаю, то комиссии не понравится. Ее члены знают его историю, знают, каким примерным заключенным он был, как он возродился во Христе, и тому подобное. Никогда не получал замечаний за все годы заключения. А не провел на свободе и недели, и вот уже куратор отправляет его – этого пай-мальчика – за решетку только потому, что он пропустил лишний стаканчик пива и решил пощупать полуголую официантку.
– Но не исключено, что он убил эту девочку, – воскликнул Лич.
– Послушайте, мы же с вами разговариваем. Не орем друг на друга, а разговариваем. Что же это вы? Пытаетесь надавить на меня, что ли?
– Прошу прощения. Вся эта история действует мне на нервы. Там сидит Бальфри, получивший право на освобождение у какого-то говенного судьи, который даже не удосужился провести слушания, и это действует мне на нервы.
– Я понимаю все ваши резоны. Но и вы постарайтесь понять мои. Вы говорите: «Не исключено», что он убил малолетнюю потаскушку. Но наверняка вы этого не знаете.
– Верно, не знаю. – Капитан Лич взял себя в руки, он заговорил теперь крайне рассудительно, чуть ли не примирительно. – Экспертиза еще не закончилась. Следствие едва началось.
– И опознание у вас хуже некуда. Похоже, вы надкусили отравленный плод.
– Согласен. На данный момент я не имею права рассматривать его даже как подозреваемого в убийстве. Не имею права рассматривать его как лицо, покусившееся на честь официантки. Я всего лишь расследую обстоятельства по ее жалобе.
– Ну вот, видите? Вы хотите поймать его на пьянстве и на нарушении общественного порядка. И если я упрячу его за решетку на таких основаниях, в комиссии решат, что я проявил предубежденность и непоследовательность.
– Да на хер эту комиссию!
– Подскажите судье, чтобы назначил непосильный для Янгера залог.
– Да на хер судью. Он уже определил залог в десять тысяч. Вы, конечно, подумаете, что у типа вроде этого Янгера не найдется десяти тысяч. Но десять тысяч ему и не нужны. Ему будет достаточно оставить у судебного пристава тысячу наличными.
– Неужели судебный пристав за тысячу наличными освободит под залог условно-освобожденного убийцу, которого подозревают в точно таком же преступлении?
– Это верно. У судебного пристава больше здравого смысла, чем у Закона и у Суда, вместе взятых. Он относится к муниципальной казне с определенными предрассудками, особенно когда имеет дело с рецидивистом. Однако, как я вам уже объяснил, я предъявляю ему сейчас обвинение вовсе не в убийстве. И даже не в покушении на изнасилование. Поэтому дело и свелось всего к десяти тысячам залога. Поэтому Бальфри и крутится под дверью, а ордер на освобождение у него уже есть.
– Хорошо, значит, пьянство и нарушение общественного порядка, – сказал Гор таким тоном, словно все остальные рассуждения капитана пропустил мимо ушей. – Вы хотите, чтобы я на этом основании вернул его за решетку? Хотите, чтобы я проявил твердолобость? В нашей службе, если ты проявляешь твердолобость, лучше носить челку, иначе тебя немедленно вышвырнут на улицу.
– А вы хоть когда-нибудь разговаривали с этим Янгером? Вы хоть раз взглянули ублюдку в бесстыжие глаза? Тот еще типчик, смею вас заверить!
– Ему надлежало явиться ко мне на первую встречу только в ближайшую пятницу.
– Вы хотите сказать, что не побеседовали с ним предварительно? Что не сделали ему отеческого внушения?
– Мне нравится, когда условно-освобожденные первую неделю гуляют сами по себе.
– Чтобы никто не заподозрил вас в твердолобости.
Капитан Лич поднялся с места.
– Мне хочется спросить вас кое о чем. В чем состоит задача офицера вашей службы? В том, чтобы не дать преступнику вернуться за решетку, или в том, чтобы не дать комиссии выпустить по ошибке на свободу закоренелого рецидивиста?
– Моя задача в том, чтобы выслушивать этих идиотов, смазывать все, что скрипит, работать не покладая рук, но не слишком надрываясь, пока меня не отправят на пенсию. Моя задача ничем не отличается от вашей.
Глава сороковая
– Видишь этого малыша? – Свистун сунул в руку Айзеку Канаану фотографию, которую он забрал у Кэт Тренчер. – Посмотри хорошенько.
– Я уже смотрел.
– А ты еще разок. Повнимательней. Канаан поднес снимок к самым глазам.
– Ну, не знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71