Да и в маленьком оконце мансарды под самой крышей горит свет. Кто-то не спит. Может быть, его юная подопечная?
Подъехал и остановился, немного не доехав до приюта, пикап. Оттуда вышли этот негр, Джоджо, и Фэй Чани. Постояли, уставившись на машину Канаана. Он отсалютовал им, словно желая дать понять, что полиция бдит. Но они вроде бы этого не заметили. Джоджо обошел пикап и опять уселся за руль.
Фэй, подойдя к приюту, взглянула на свет в окне мансарды. Затем принялась отпирать дверь.
Фэй поднялась но лестнице. Поднялась на самый верх. Ей хотелось удостовериться в том, что у Му все в порядке. Не стало ли ей страшно, не мучит ли бессонница, не нуждается ли она в утешении. Поднесла ухо к двери, прислушалась. Тишина. Легонько постучала. Никакого ответа. Должно быть, Му заснула, забыв погасить свет.
Она открыла дверь и в свете настольной лампы увидела нечто немыслимое на постели. И сразу же почувствовала острый укол страха. Включив верхний свет, обнаружила, что на Му взгромоздился полураздетый мужчина.
Котлете понадобилось какое-то мгновение, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов и встретить непрошеную гостью лицом к лицу. Фэй увидела у него на тщедушной груди, ближе к подмышке, родимое пятно в форме жабьей лапки.
– О Господи, – простенала она.
Котлета соскочил с кровати. Грудь и руки были у него залиты кровью, а в руке сверкал нож.
– Я не смог. Я так разволновался, что не смог, а она стала надо мной смеяться, – сказал он, как будто подобное объяснение могло показаться ей исчерпывающим.
Фэй даже не попыталась оказать сопротивление. Застыв на месте, она встречала свою судьбу. Которая показалась ей сейчас в некотором смысле справедливой.
Глава сорок седьмая
Стена ливня надвигалась со стороны океана.
Первые струи дождя уже омыли пыльные стены многоквартирного дома, который, казалось, вот-вот должно было унести ветром. Черепица там и здесь облупилась, облицовка тоже, казалось, будто это линяет гигантский розовый слон. Здесь можно было бы снимать фильм о запустении и разрухе.
Петли ворот оказались, разумеется, ржавыми. А одна из них и вовсе была сломана, так что ворота прикрутили проволокой, в результате чего их нельзя было ни открыть, ни закрыть.
Многие почтовые ящики были сломаны, и их дверцы болтались нараспашку, подобно разинутым ртам. Проверяя таблички, Свистун обнаружил на одном из этих ящиков имя Е. Шойрен.
От бассейна, почерневшего под дождем, несло хлоркой – так сильно, что у него засвербило в носу. Пластиковые пальмы поразила какая-то технологическая проказа. Пепельного цвета, они сильно смахивали на трупы.
Свистун поднялся на второй этаж, причем на последней ступеньке поскользнулся и едва не упал, так как покрытие на ней отсутствовало. За занавешенным витражным окном горел свет, однако никто не отреагировал на звон колокольчика, поэтому Свистун забарабанил по двери кулаком.
Через две-три минуты он собрался было уйти отсюда.
Но тут на верхней лестничной площадке в дальнем конце балкона показался человек в черном пластиковом дождевике и видавшей виды ирландской шляпе. Подойдя поближе, он спросил:
– Кого-нибудь ищете?
– Еву Шойрен. Но ее, судя по всему, нет дома.
– Совершенно верно.
– А вы случайно не знаете, где она?
– Простите, а с кем я имею дело?
– Не играет роли.
– Послушайте, нечего лезть в бутылку. Мне надо знать, кто вы – друг, враг, полицейский или кредитор.
– У нее столько посетителей, что личному секретарю приходится рассортировывать их?
– У нее когда-то были сотни друзей. Людей, которых она любила или которым хотелось, чтобы она их полюбила. И, конечно же, множество врагов – во дни ее славы, когда она вела по телевизору программу о колдовстве и обо всей прочей чуши.
– Выходит, вы сами в это не верите?
– Я перестал верить с тех пор, как мамочка объяснила мне, что Санта-Клауса не существует в природе.
– Вы упомянули и полицейских.
– Полицейские появлялись здесь как по расписанию, стоило им обнаружить где-нибудь труп с подозрительными царапинами или с черным свечным воском под ногтями, или хотя бы кошку с выколотыми глазами. Издержки ремесла, так она называла тогда эти визиты.
– А в последнее время?
– А в последнее время, конечно, пореже. И в основном те, кому она задолжала. Еве сейчас приходится нелегко. Конечно, она старается держать хвост пистолетом, но на самом деле едва сводит концы с концами. Да уж такой у нас город, сами понимаете.
– В каком смысле?
– Перестаешь быть молодым, а в знаменитые так и не выбиваешься. Оглядитесь по сторонам. Взять хоть тех же самых колдуний. Казалось бы, чем старше она становится, тем многоопытней и, тем самым, уважаемей, не правда ли? Да только не тут-то было! Молодые колдуньи отбили клиентуру у старых. Их показывают по телевизору. Их рекламируют. Вот люди к ним и идут.
– А вам не кажется…
Свистун многозначительно прервал фразу на полуслове.
– Что не кажется?
Свистун ткнул пальцем в сторону двери в квартиру Шойрен.
– … что мне имело бы смысл заглянуть?
– Чего ради?
– Сам не знаю. Никогда не знаешь, чего искать, пока не найдешь.
Он достал бумажник и отсчитал двадцать долларов мелкими купюрами.
– Знаете, что я вам скажу насчет денег, – сказал мужчина. – Не такая уж это важная вещь, какою они слывут. Это всего лишь способ экономить время. Сэкономишь его сегодня, а используешь завтра. Если бы сэкономил достаточно таких бумажек лет десять, двадцать назад, мне бы не пришлось на старости лет служить управляющим в такой развалюхе.
Он взял двадцатку.
– Никогда не поздно открыть накопительный счет. Об этом вам скажут в любом банке, – заметил Свистун.
– Когда Ева куда-то уезжает и заранее знает, что задерживается, она просит меня вывести на прогулку ее кошку. Именно этим я сейчас и собирался заняться.
Он достал ключ и отпер дверь. К его ногам бесшумно выскользнула сиамская кошка и посмотрела на обоих мужчин по-восточному таинственными глазами.
– Пойдем, Люцифага.
Управляющий хлопнул в ладоши. Кошка тут же вскарабкалась ему на руки и уже с этой высоты уставилась на Свистуна.
– Под дождем она долго не гуляет, – пояснил управляющий. – Две, максимум, три минуты. Так что украсть вы ничего не успеете. Да ладно, шутка. Я же вижу, что вы не вор. Да, честно говоря, и не представляю себе, что у старой бедняжки можно украсть.
Он удалился по длинному балкону в сторону лестницы, чтобы кошка смогла справить нужду под пластиковой пальмой.
Свистун вышел на середину квартиры и, медленно развернувшись на триста шестьдесят градусов, обозрел ее целиком. Кухонька здесь была не больше стенного шкафа. Старый диван, кожаная обивка которого – особенно на валиках – была исполосована кошачьими когтями. Кресло с подлокотниками, телевизор на вертящейся ножке, коврик, свернутый в трубку, чтобы можно было погреть в нем ноги зябкой одинокой ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Подъехал и остановился, немного не доехав до приюта, пикап. Оттуда вышли этот негр, Джоджо, и Фэй Чани. Постояли, уставившись на машину Канаана. Он отсалютовал им, словно желая дать понять, что полиция бдит. Но они вроде бы этого не заметили. Джоджо обошел пикап и опять уселся за руль.
Фэй, подойдя к приюту, взглянула на свет в окне мансарды. Затем принялась отпирать дверь.
Фэй поднялась но лестнице. Поднялась на самый верх. Ей хотелось удостовериться в том, что у Му все в порядке. Не стало ли ей страшно, не мучит ли бессонница, не нуждается ли она в утешении. Поднесла ухо к двери, прислушалась. Тишина. Легонько постучала. Никакого ответа. Должно быть, Му заснула, забыв погасить свет.
Она открыла дверь и в свете настольной лампы увидела нечто немыслимое на постели. И сразу же почувствовала острый укол страха. Включив верхний свет, обнаружила, что на Му взгромоздился полураздетый мужчина.
Котлете понадобилось какое-то мгновение, чтобы развернуться на сто восемьдесят градусов и встретить непрошеную гостью лицом к лицу. Фэй увидела у него на тщедушной груди, ближе к подмышке, родимое пятно в форме жабьей лапки.
– О Господи, – простенала она.
Котлета соскочил с кровати. Грудь и руки были у него залиты кровью, а в руке сверкал нож.
– Я не смог. Я так разволновался, что не смог, а она стала надо мной смеяться, – сказал он, как будто подобное объяснение могло показаться ей исчерпывающим.
Фэй даже не попыталась оказать сопротивление. Застыв на месте, она встречала свою судьбу. Которая показалась ей сейчас в некотором смысле справедливой.
Глава сорок седьмая
Стена ливня надвигалась со стороны океана.
Первые струи дождя уже омыли пыльные стены многоквартирного дома, который, казалось, вот-вот должно было унести ветром. Черепица там и здесь облупилась, облицовка тоже, казалось, будто это линяет гигантский розовый слон. Здесь можно было бы снимать фильм о запустении и разрухе.
Петли ворот оказались, разумеется, ржавыми. А одна из них и вовсе была сломана, так что ворота прикрутили проволокой, в результате чего их нельзя было ни открыть, ни закрыть.
Многие почтовые ящики были сломаны, и их дверцы болтались нараспашку, подобно разинутым ртам. Проверяя таблички, Свистун обнаружил на одном из этих ящиков имя Е. Шойрен.
От бассейна, почерневшего под дождем, несло хлоркой – так сильно, что у него засвербило в носу. Пластиковые пальмы поразила какая-то технологическая проказа. Пепельного цвета, они сильно смахивали на трупы.
Свистун поднялся на второй этаж, причем на последней ступеньке поскользнулся и едва не упал, так как покрытие на ней отсутствовало. За занавешенным витражным окном горел свет, однако никто не отреагировал на звон колокольчика, поэтому Свистун забарабанил по двери кулаком.
Через две-три минуты он собрался было уйти отсюда.
Но тут на верхней лестничной площадке в дальнем конце балкона показался человек в черном пластиковом дождевике и видавшей виды ирландской шляпе. Подойдя поближе, он спросил:
– Кого-нибудь ищете?
– Еву Шойрен. Но ее, судя по всему, нет дома.
– Совершенно верно.
– А вы случайно не знаете, где она?
– Простите, а с кем я имею дело?
– Не играет роли.
– Послушайте, нечего лезть в бутылку. Мне надо знать, кто вы – друг, враг, полицейский или кредитор.
– У нее столько посетителей, что личному секретарю приходится рассортировывать их?
– У нее когда-то были сотни друзей. Людей, которых она любила или которым хотелось, чтобы она их полюбила. И, конечно же, множество врагов – во дни ее славы, когда она вела по телевизору программу о колдовстве и обо всей прочей чуши.
– Выходит, вы сами в это не верите?
– Я перестал верить с тех пор, как мамочка объяснила мне, что Санта-Клауса не существует в природе.
– Вы упомянули и полицейских.
– Полицейские появлялись здесь как по расписанию, стоило им обнаружить где-нибудь труп с подозрительными царапинами или с черным свечным воском под ногтями, или хотя бы кошку с выколотыми глазами. Издержки ремесла, так она называла тогда эти визиты.
– А в последнее время?
– А в последнее время, конечно, пореже. И в основном те, кому она задолжала. Еве сейчас приходится нелегко. Конечно, она старается держать хвост пистолетом, но на самом деле едва сводит концы с концами. Да уж такой у нас город, сами понимаете.
– В каком смысле?
– Перестаешь быть молодым, а в знаменитые так и не выбиваешься. Оглядитесь по сторонам. Взять хоть тех же самых колдуний. Казалось бы, чем старше она становится, тем многоопытней и, тем самым, уважаемей, не правда ли? Да только не тут-то было! Молодые колдуньи отбили клиентуру у старых. Их показывают по телевизору. Их рекламируют. Вот люди к ним и идут.
– А вам не кажется…
Свистун многозначительно прервал фразу на полуслове.
– Что не кажется?
Свистун ткнул пальцем в сторону двери в квартиру Шойрен.
– … что мне имело бы смысл заглянуть?
– Чего ради?
– Сам не знаю. Никогда не знаешь, чего искать, пока не найдешь.
Он достал бумажник и отсчитал двадцать долларов мелкими купюрами.
– Знаете, что я вам скажу насчет денег, – сказал мужчина. – Не такая уж это важная вещь, какою они слывут. Это всего лишь способ экономить время. Сэкономишь его сегодня, а используешь завтра. Если бы сэкономил достаточно таких бумажек лет десять, двадцать назад, мне бы не пришлось на старости лет служить управляющим в такой развалюхе.
Он взял двадцатку.
– Никогда не поздно открыть накопительный счет. Об этом вам скажут в любом банке, – заметил Свистун.
– Когда Ева куда-то уезжает и заранее знает, что задерживается, она просит меня вывести на прогулку ее кошку. Именно этим я сейчас и собирался заняться.
Он достал ключ и отпер дверь. К его ногам бесшумно выскользнула сиамская кошка и посмотрела на обоих мужчин по-восточному таинственными глазами.
– Пойдем, Люцифага.
Управляющий хлопнул в ладоши. Кошка тут же вскарабкалась ему на руки и уже с этой высоты уставилась на Свистуна.
– Под дождем она долго не гуляет, – пояснил управляющий. – Две, максимум, три минуты. Так что украсть вы ничего не успеете. Да ладно, шутка. Я же вижу, что вы не вор. Да, честно говоря, и не представляю себе, что у старой бедняжки можно украсть.
Он удалился по длинному балкону в сторону лестницы, чтобы кошка смогла справить нужду под пластиковой пальмой.
Свистун вышел на середину квартиры и, медленно развернувшись на триста шестьдесят градусов, обозрел ее целиком. Кухонька здесь была не больше стенного шкафа. Старый диван, кожаная обивка которого – особенно на валиках – была исполосована кошачьими когтями. Кресло с подлокотниками, телевизор на вертящейся ножке, коврик, свернутый в трубку, чтобы можно было погреть в нем ноги зябкой одинокой ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71