Глаза Энглехардта медленно закрылись и открылись вновь.
Верхняя губа Джиббса, с капельками пота, дрожала.
— Привет, — поздоровалась Кристал и повернулась к Флетчу. — Я задержалась в номере, чтобы прослушать вечернюю проповедь Льюиса Грэхэма. Знаешь, что он сделал?
— С нетерпением жду, пока ты мне расскажешь.
— Свои девяносто секунд он употребил на то, чтобы уверить телезрителей, что, объявив во всеуслышание об уходе на пенсию, люди должны держать слово, от чего бы им ни пришлось ради этого отказываться. И сослался при этом на судьбу Уолтера Марча.
— Мы написали ему текст за ленчем, — улыбнулся Флетч.
— Можно сказать, что мы внесли свою лепту, — поправила его Фаони.
— Он воспользовался теми же библейскими цитатами.
— Естественно.
— Да, как обычно, определить источник информации Льюиса Грэхэма не составляет большого труда. Вы позволите сопроводить вас в столовую, мисс Фаони?
— С удовольствием! Мы придем туда первыми? Хочется хоть в чем-то быть рекордсменом.
— Мисс Фаони, — Флетч взял ее под руку. — Мне есть что тебе сказать.
— Ты узнал, кто убил Уолтера Марча?
— Нет, речь пойдет о более важном.
— Что может быть важнее?
— Единство и борьба противоположностей. Смерть в присутствии жизни; жизнь в присутствии смерти.
— Пусть это покажется тебе странным, но от подобных головоломок у меня возникает острое чувство голода.
— Кристал, дорогая, сегодня днем ты пыталась забеременеть.
— Думаешь, нам это удалось? — тут же спросила она.
— О, Боже, — вздохнул Флетч.
— Если ты помнишь, математика всегда была моим коньком.
Они вошли в столовую.
— Кристал, присядь.
— О, как мило с твоей стороны. Ты уже заботишься обо мне, — она села на предложенный стул. — Не волнуйся, Флетчер.
— Не буду.
— Я не могу еще девять месяцев не работать. Святое небо! Я же умру с голоду.
Флетч сел напротив.
— Кристал, ведь именно так ты потеряла работу в прошлый раз. Это жестокий мир. И ничего в нем не изменилось.
— Отнюдь, — она покачала головой. — Уолтер Марч мертв.
Глава 24

7:30 Р. М. Обед.
Большая столовая.
— Откровенно говоря, я считаю, что вы все несправедливы, — Элеанор Иглз положила салфетку рядом с кофейной чашечкой. — Никогда в жизни я не слышала, чтобы с такой злобой и ненавистью говорили об одном человеке, как здесь, на Плантации Хендрикса, говорят об Уолтере Марче.
Флетч сидел за круглым столом на шестерых с тремя женщинами, Элеанор Иглз, Кристал Фаони и, разумеется, Фредди Эрбатнот. Ни Роберт Макконнелл, ни Льюис Грэхэм не почтили их своим присутствием.
— Вы ведете себя, как банда подростков в исправительном заведении, дующихся на то, что самого здорового из них пырнули ножом, а не как подобает уважающим себя журналистам и порядочным людям.
Кристал рыгнула.
— А что мы такого сказали? — спросила Фредди. Справедливости ради, следует отметить, что за столом держались нейтральных тем, обсуждая, главным образом, завтрашний приезд вице-президента и кандидатуры журналистов, которые сыграют с ним в гольф (Том Локхарт, Ричард Болдридж и Шелдон Леви; Оскар Перлман пригласил вице-президента на партию в покep, дабы доказать, что скрывать ему нечего), и гадая, возьмет ли он на Плантацию Хендрикса свою очаровательную супругу.
Лишь Фредди упомянула о богослужении в память усопшего Уолтера Марча, намеченном на следующее утро в Хендриксе.
— О, я не о вас, — Элеанор негодующе оглядела столовую. — Я обо всех этих прохвостах.
Элеанор Иглз, симпатичная и едва ли не самая высокооплачиваемая журналистка одной из телекомпаний, не пользовалась любовью и уважением коллег, потому что на прежней работе, в другой телекомпании, делала рекламные ролики (большинство журналистов полагало подобное унижением профессии), что, однако, никоим образом не отразилось на ее блестящей карьере.
Многие отказывали ей в таланте, утверждая, что ей никогда бы не подняться выше рекламных роликов, если б не желание телекомпаний использовать ее, как символ женщины-журналиста. В этом, пожалуй, они грешили против истины. Ума Элеанор Иглз хватало.
— Уолтер Марч был прекрасным журналистом, прекрасным издателем и, самое важное, прекрасным человеком.
— Воистинно так, — отозвалась Кристал.
— Он интуитивно чувствовал, что представляет интерес, а что — нет, как следует подать тот или иной материал. И на моей памяти ни разу не ошибался. «Марч ньюспейперз» всегда выступала на стороне победителей.
— О, это уже слишком, Элеанор, — заметил Флетч.
— А как насчет людей? — спросила Кристал. — Его отношения к своим сотрудникам?
— Вот что я вам скажу, — Элеанор поджала губы. — Я сочла бы за честь работать на Уолтера Марча. В любое время, в любом месте, при любых обстоятельствах.
— Вы никогда не работали у него, — резонно возразила Кристал.
— Вы помните тот случай, когда я застряла в Албании? Я работала тогда в другой телекомпании.
Флетч помнил, но смутно. Произошло это давно, он еще учился в университете, и три дня об этом кричали аршинные заголовки газет. Злоключения Элеанор Иглз в неведомой стране. Тогда он впервые услышал о ней.
— Такое иной раз случается. — Элеанор чуть наклонилась вперед, поставила локти на стол, уложила подбородок на сложенные руки. — Я и продюсер, Сара Поллинг, провели пять дней в Албании на съемках серии телерепортажей. Нет нужды говорить, что операторы были албанцы, снимали мы лишь то, что нам дозволяли, и так, как им хотелось. Однако даже приезд в Албанию и возможность снять этот фильм мы расценивали невероятной удачей. Им предшествовали несколько месяцев дипломатических переговоров. Меня они лишь терпели, но я полагала, что увиденное и услышанное позволят мне при озвучивании в Нью-Йорке предложить зрителям объективный комментарий.
Несмотря на то, что они контролировали каждый наш шаг, нас поселили в лучшем отеле, пусть напоминающем наши курятники, и относились по-доброму. Постоянно предлагали поесть или выпить, и Сара даже заявила, что это их способ отвлечь нас от работы.
Так что все складывалось как нельзя лучше, разумеется, в данной ситуации. Мы не знали, что окажется на пленке, но рассчитывали с максимальной выгодой использовать полученный материал.
Уезжали мы вечером, собрали вещи, нас отвезли в аэропорт, там мы попрощались с теми, кто нас опекал. Все были в превосходном настроении. Обнимались, целовались. Они уехали, а мы пошли на посадку.
Тут-то нас и арестовали. У самого выхода на летное поле, когда все формальности, связанные с проверкой документов и багажа, остались позади. К нам подошли двое мужчин, отвели нас в сторону, и мы молча простояли до тех пор, пока последний пассажир не скрылся в самолете, а персонал аэропорта, отводя взгляды, не занялся другими делами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44