Наконец поезд скрывается из глаз. Я остаюсь один. – Я был не в силах что-то сказать. – А потом я пробуждаюсь. И обычно плачу.
– Господи Боже!
– Вчера это снова мне снилось.
– И поэтому ты выпил моего виски.
– Да, сэр. Выпил.
– Ладно. Я знаю, что у тебя болит мягкое место. Завтра у тебя будет выходной.
– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.
– Если выпьешь еще раз, то снова будешь выпорот. Все очень просто.
– Да, сэр.
Я поколебался, размышляя, как устранить причину его срывов.
– И вот еще строгий приказ: если это начнет тебе сниться снова, ты должен немедленно меня разбудить. Подтверди, что понял приказание.
– Приказ получен и понят, сэр. Если мне снова начнет это сниться, я должен вас разбудить.
– Свободен.
Я застегивал рубашку в ярко освещенном смотровом кабинете госпиталя Боланда.
– Итак?
– Все идет так хорошо, как и можно было ожидать, – довольным голосом промолвил доктор Кнорр.
Арлина притопнула ногой:
– Что это значит?
– Рана закрывается, инфекции нет.
– У него постоянно ужасные боли. Иногда вечерами… Я поежился. Это было мое тело, и я решал, рассказывать что-либо или нет.
– На самом деле это хороший знак. Нервные пучки не разорваны окончательно. – Кнорр раскинул руки в стороны:
– И вы теперь работаете мускулами, которыми никогда не пользовались. Вообразите старый дом, не ремонтировавшийся много лет. И вы заменяете половину опорных брусьев. Во время этой работы будет немного шумно.
– Это глупейший…
– Ник, – одернула меня Арлина.
– Ладно. Может кто-нибудь из вас внятно мне все рассказать?
– Что, по-вашему, я должен вам сказать, господин Генеральный секретарь?
Я сделал глубокий вздох, потом еще один:
– Операция вернет мне ноги?
– Ситуация многообещающая, особенно с учетом: того, что у вас еще сохранилась чувствительность в паху. Я хочу, чтобы вы встретились с Дженили.
– Как скоро он может сюда прибыть?
– Это вам надо будет отправиться в Лунаполис.
Мена взорвало:
– Я парализован, и у меня много дел. Вызовите его сюда.
– Вряд ли это получится. – Он поднял руку, чтобы остановить мои возражения. – Все диагностическое оборудование находится в его клинике. Он не может переместить все сюда ради одного пациента.
Я перекатился со стола в кресло:
– Всего доброго.
– Ник, позволь ему…
– На выход, кресло. К вертолетной площадке. – И покатил к дверям.
Жена вздохнула и последовала за мною в холл. Карен Варне и ее помощники не отставали от нас ни на шаг.
– Почему ты это сделал? – спросила Арлина.
– Из-за его высокомерия. Этот паршивый, заносчивый, надутый…
– Стой, кресло, – скомандовала она. К моему удивлению, эта тележка ей повиновалась. – Ну, и чего ты этим добился, Ник? Один звонок в Лунаполис – и Дженили вообще откажется иметь с тобой дело.
– Я ему покажу. Я его уволю. Я сделаю ему…
Она наклонилась, чтобы опереться обеими руками о подлокотники моего кресла и посмотреть мне в лицо:
– Хватит.
– Я что-то делаю не так? – поперхнулся я.
– Да.
– У-у-у-х. Просто, понимаешь… Ненавижу врачей. – Однако перед моим взором возник образ доктора Убуру, чья манера обращения с пациентами не раз поднимала мой дух. А еще доктора Броса с «Порции», который принимал моего первого ребенка. – То есть большинство из них.
Арлина бросила на меня оценивающий взгляд и нежно чмокнула в нос.
– Организуй это для меня, дорогая, а? Я не хочу еще раз говорить с Кнорром.
– Хорошо, все сделаю.
– Полетели домой.
– Сейчас-сейчас. У меня приготовлен сюрприз.
– Карен не любит сюрпризов. Мы достигли чего-то вроде перемирия.
– Она знает.
Вертолет взлетел, едва мы только погрузились. Всего через несколько минут он сделал посадку на крыше здания.
– Что это за башня?..
– Франджи-4.
Это была одна из многих башен, что поднялись из руин Нижнего Нью-Йорка после ужасного восстания беспризорников. После опустошений, которые произвели здесь лазеры, я делал все возможное, чтобы сохранить прежнюю культуру. И, как я видел, вокруг каждой башни дома восстанавливались.
– Робби Боланд? Она кивнула:
– Ожидает к обеду.
Возможно, он хотел отметить поражение земельщиков на Ассамблее. Я бы не возражал против такого праздника.
Мы прошли к лифту. Как всегда, Карен послала охранников вперед. Одному богу известно, сколько жителей здания выставили из лифтов, чтобы обеспечить мою безопасность.
В полной боевой готовности секьюрити ввели нас в его апартаменты. Я настоял на том, чтобы они ждали в холле. С нами была только Карен.
– Добро пожаловать, сэр, – посторонился Боланд.
В гостиной склонились, чтобы поприветствовать меня, двое симпатичных молодых людей – Джаред Тенер и мой Филип.
– Привет, ребята. – Я протянул руку. Джаред пожал ее, а Фити крепко обнял меня. Я похлопал его по спине.
Мы начали с коктейлей.
– Что сказали врачи, папа?
– Не напоминай мне об этом, – скривился я.
– Ты достаточно хорошо чувствуешь себя для перелета?
– Если только мне не придется при этом танцевать. – Почему рядом с Фити у меня так полегчало на душе? Как я мог столько лет быть с ним в размолвке?
За обедом, потягивая вино, мы дружелюбно болтали о политике, спорте и о Флоте. Я едва ли не в первый раз видел своего сына вместе с Джаредом не у нас дома. Ладонь Джареда почти все время лежала на его руке. Я удивлялся, что меня от этого не коробит, как предполагал Филип. Если он любит всех без различия пола, увижу ли я когда-нибудь собственных внуков?
Я задумчиво наполнил свой бокал.
Он был моим единственным сыном. Был когда-то Нэйт, но он давно умер. И, возможно, я мог бы назвать: своими сыновьями многих молодых людей, которые, следуя за мной, нашли свою судьбу. Даже сейчас в моих руках были судьбы невинных парней. Дэнил Бевин, страстный борец за правду. Ансельм, принимающий мою жестокую опеку, чтобы спастись от позорного пристрастия. Юный Майкл, объятый отчаянием после безвременной кончины отца.
Если бы только я мог им предложить что-то большее! А я был всего лишь беспомощным, вздорным, больным стариком.
– Папа, отчего ты плачешь? – Филип поднялся и 1 поспешил ко мне вокруг стола.
– Оттого, что я становлюсь стариком. Оттого, что я выпил. Оттого, что я люблю тебя. – Я упал в его объятия.
Неспроста они дали мне вина немного больше обычного. Но через некоторое время в голове у меня посвежело. После десерта мы прошли в большую комнату с балконом и большими окнами, из которых открывался вид на восстановленный парк. Это зрелище мог выдержать только здоровый человек. Будучи молодым, я бывал в таких квартирах и чувствовал тогда только презрение к их обитателям.
Не зря говорят, что с годами к человеку приходит мудрость.
Настроение у нас было приподнятое. Я вспоминал свои лучшие годы на Флоте. Карен сидела тихо в уголке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Господи Боже!
– Вчера это снова мне снилось.
– И поэтому ты выпил моего виски.
– Да, сэр. Выпил.
– Ладно. Я знаю, что у тебя болит мягкое место. Завтра у тебя будет выходной.
– Слушаюсь, сэр. Благодарю вас.
– Если выпьешь еще раз, то снова будешь выпорот. Все очень просто.
– Да, сэр.
Я поколебался, размышляя, как устранить причину его срывов.
– И вот еще строгий приказ: если это начнет тебе сниться снова, ты должен немедленно меня разбудить. Подтверди, что понял приказание.
– Приказ получен и понят, сэр. Если мне снова начнет это сниться, я должен вас разбудить.
– Свободен.
Я застегивал рубашку в ярко освещенном смотровом кабинете госпиталя Боланда.
– Итак?
– Все идет так хорошо, как и можно было ожидать, – довольным голосом промолвил доктор Кнорр.
Арлина притопнула ногой:
– Что это значит?
– Рана закрывается, инфекции нет.
– У него постоянно ужасные боли. Иногда вечерами… Я поежился. Это было мое тело, и я решал, рассказывать что-либо или нет.
– На самом деле это хороший знак. Нервные пучки не разорваны окончательно. – Кнорр раскинул руки в стороны:
– И вы теперь работаете мускулами, которыми никогда не пользовались. Вообразите старый дом, не ремонтировавшийся много лет. И вы заменяете половину опорных брусьев. Во время этой работы будет немного шумно.
– Это глупейший…
– Ник, – одернула меня Арлина.
– Ладно. Может кто-нибудь из вас внятно мне все рассказать?
– Что, по-вашему, я должен вам сказать, господин Генеральный секретарь?
Я сделал глубокий вздох, потом еще один:
– Операция вернет мне ноги?
– Ситуация многообещающая, особенно с учетом: того, что у вас еще сохранилась чувствительность в паху. Я хочу, чтобы вы встретились с Дженили.
– Как скоро он может сюда прибыть?
– Это вам надо будет отправиться в Лунаполис.
Мена взорвало:
– Я парализован, и у меня много дел. Вызовите его сюда.
– Вряд ли это получится. – Он поднял руку, чтобы остановить мои возражения. – Все диагностическое оборудование находится в его клинике. Он не может переместить все сюда ради одного пациента.
Я перекатился со стола в кресло:
– Всего доброго.
– Ник, позволь ему…
– На выход, кресло. К вертолетной площадке. – И покатил к дверям.
Жена вздохнула и последовала за мною в холл. Карен Варне и ее помощники не отставали от нас ни на шаг.
– Почему ты это сделал? – спросила Арлина.
– Из-за его высокомерия. Этот паршивый, заносчивый, надутый…
– Стой, кресло, – скомандовала она. К моему удивлению, эта тележка ей повиновалась. – Ну, и чего ты этим добился, Ник? Один звонок в Лунаполис – и Дженили вообще откажется иметь с тобой дело.
– Я ему покажу. Я его уволю. Я сделаю ему…
Она наклонилась, чтобы опереться обеими руками о подлокотники моего кресла и посмотреть мне в лицо:
– Хватит.
– Я что-то делаю не так? – поперхнулся я.
– Да.
– У-у-у-х. Просто, понимаешь… Ненавижу врачей. – Однако перед моим взором возник образ доктора Убуру, чья манера обращения с пациентами не раз поднимала мой дух. А еще доктора Броса с «Порции», который принимал моего первого ребенка. – То есть большинство из них.
Арлина бросила на меня оценивающий взгляд и нежно чмокнула в нос.
– Организуй это для меня, дорогая, а? Я не хочу еще раз говорить с Кнорром.
– Хорошо, все сделаю.
– Полетели домой.
– Сейчас-сейчас. У меня приготовлен сюрприз.
– Карен не любит сюрпризов. Мы достигли чего-то вроде перемирия.
– Она знает.
Вертолет взлетел, едва мы только погрузились. Всего через несколько минут он сделал посадку на крыше здания.
– Что это за башня?..
– Франджи-4.
Это была одна из многих башен, что поднялись из руин Нижнего Нью-Йорка после ужасного восстания беспризорников. После опустошений, которые произвели здесь лазеры, я делал все возможное, чтобы сохранить прежнюю культуру. И, как я видел, вокруг каждой башни дома восстанавливались.
– Робби Боланд? Она кивнула:
– Ожидает к обеду.
Возможно, он хотел отметить поражение земельщиков на Ассамблее. Я бы не возражал против такого праздника.
Мы прошли к лифту. Как всегда, Карен послала охранников вперед. Одному богу известно, сколько жителей здания выставили из лифтов, чтобы обеспечить мою безопасность.
В полной боевой готовности секьюрити ввели нас в его апартаменты. Я настоял на том, чтобы они ждали в холле. С нами была только Карен.
– Добро пожаловать, сэр, – посторонился Боланд.
В гостиной склонились, чтобы поприветствовать меня, двое симпатичных молодых людей – Джаред Тенер и мой Филип.
– Привет, ребята. – Я протянул руку. Джаред пожал ее, а Фити крепко обнял меня. Я похлопал его по спине.
Мы начали с коктейлей.
– Что сказали врачи, папа?
– Не напоминай мне об этом, – скривился я.
– Ты достаточно хорошо чувствуешь себя для перелета?
– Если только мне не придется при этом танцевать. – Почему рядом с Фити у меня так полегчало на душе? Как я мог столько лет быть с ним в размолвке?
За обедом, потягивая вино, мы дружелюбно болтали о политике, спорте и о Флоте. Я едва ли не в первый раз видел своего сына вместе с Джаредом не у нас дома. Ладонь Джареда почти все время лежала на его руке. Я удивлялся, что меня от этого не коробит, как предполагал Филип. Если он любит всех без различия пола, увижу ли я когда-нибудь собственных внуков?
Я задумчиво наполнил свой бокал.
Он был моим единственным сыном. Был когда-то Нэйт, но он давно умер. И, возможно, я мог бы назвать: своими сыновьями многих молодых людей, которые, следуя за мной, нашли свою судьбу. Даже сейчас в моих руках были судьбы невинных парней. Дэнил Бевин, страстный борец за правду. Ансельм, принимающий мою жестокую опеку, чтобы спастись от позорного пристрастия. Юный Майкл, объятый отчаянием после безвременной кончины отца.
Если бы только я мог им предложить что-то большее! А я был всего лишь беспомощным, вздорным, больным стариком.
– Папа, отчего ты плачешь? – Филип поднялся и 1 поспешил ко мне вокруг стола.
– Оттого, что я становлюсь стариком. Оттого, что я выпил. Оттого, что я люблю тебя. – Я упал в его объятия.
Неспроста они дали мне вина немного больше обычного. Но через некоторое время в голове у меня посвежело. После десерта мы прошли в большую комнату с балконом и большими окнами, из которых открывался вид на восстановленный парк. Это зрелище мог выдержать только здоровый человек. Будучи молодым, я бывал в таких квартирах и чувствовал тогда только презрение к их обитателям.
Не зря говорят, что с годами к человеку приходит мудрость.
Настроение у нас было приподнятое. Я вспоминал свои лучшие годы на Флоте. Карен сидела тихо в уголке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137