– Это, как я и ожидал, вызвало его недовольство. Не дожидаясь, пока Майкл начнет выказывать негодование, я предложил:
– Или можешь отправиться с мистером Ансельмом. – Он бросил на гардемарина полный подозрения взгляд. – Пойдешь под его начало?
– Нет! – Я уловил в его голосе легкий испуг.
– Тебе пятнадцать, и я слишком хорошо знаю Лунаполис. Одному тут гулять нельзя. – Самый нижний уровень Лунаполиса был известен развлекательными заведениями, которые и бывалого матроса могли вогнать в краску.
– Он всего на год меня…
– Но мистер Ансельм – уже взрослый джентльмен, согласно Постановлению Генеральной Ассамблеи. – Это относилось ко всем офицерам, даже шестнадцатилетним. – Гардемарин, ответственность возлагается на тебя. Обращайся с ним вежливо, но не позволяй распускать язык. Он младше тебя, и я отдаю его под твою опеку.
– Слушаюсь, сэр, – холодно согласился Ансельм.
– Я останусь у себя в комнате, – зло бросил Майкл.
– Ребята, выйдите-ка на минутку. – Я задержал Майкла. – Знаю, что тебе не по душе такие порядки, но это будет для тебя хорошей школой. Ты должен научиться себя контролировать. Любой кадет…
– Я не кадет.
– Ты меня перебиваешь, – холодно заметил я.
Он словно проглотил комок в горле.
– Прошу прощения, сэр.
– Ладно. Майкл, твой отец поступил на Флот в тринадцать лет. Он учился точно той же дисциплине, какой я учу тебя. Постарайся сделать это ради него, если не ради меня.
– Я ненавижу Ансельма. Я не буду называть его «сэр».
– В этом нет необходимости. Будь вежлив и делай то, что он тебе говорит. – Он скрестил руки на груди. Я мягко добавил:
– Пожалуйста?
Через мгновение он согласно кивнул:
– Да, сэр.
Не зная, что еще сделать, я ласково взъерошил его волосы.
– Да.
Сердце у меня подпрыгнуло.
– Гарантировать успех нельзя, – добавил Дженили. – На самом деле у вас только сорок процентов…
– Этого вполне достаточно.
– Вы понимаете, есть вполне реальная возможность, что вы не переживете…
– Я все это знаю. Действуйте.
– Выслушай, дорогой, – взяла меня за руку Арлина. Два дня меня мяли и тыкали, щупали и трясли, пока я не оказался на грани нервного срыва.
– Как скоро?
Я готов был хоть сейчас, доведись такая возможность.
– В пятницу.
Через три дня. Мне хватит.
– Потом, по крайней мере неделю, вы пролежите в постели. Вы не сможете двигаться.
– Знаю. – Об этом мне повторяли снова и снова. Время тянулось нестерпимо медленно. Часы казались неделями. Я разъезжал в кресле с колесиками, но без моторчика, по палате и коридору возле нее.
Арлина проводила со мной столько времени, сколько было возможно. Время от времени нам требовалось расставаться, чтобы совсем не поссориться. Надо думать, со мной ей приходилось трудновато.
Дерек, когда не названивал по делам из своего номера в отеле, часами сидел на моей кровати, пока я брюзжал в своем кресле. Иногда он приводил с собой Майкла, и мы одаривали мальчугана двойной порцией воспоминаний.
Ансельм и Бевин ежедневно являлись ко мне с докладом. Казалось, они довольны были друг другом. Что ж, молодой гардемарин, конечно, мог позволить себе побывать и в нижнем Лунаполисе. Я надеялся, что он брал с собой Дэнила.
Я смотрел голографовизор, настроив его на новости. Главным образом сообщали о баталиях вокруг экологических законов. Сенаторы и члены Ассамблеи в театральных позах стояли перед камерами и занимались разглагольствованиями.
Бранстэд звонил мне, используя самые секретные линии, которые только мог найти. Он стремился убедить меня, что у нас достаточно сторонников в обеих законодательных палатах.
– Это ты так решил? – сердито спросил я.
– Ну… нет. По правде, Роб Боланд это придумал.
– В самом деле? – Я удержался от улыбки.
– Полагаю, вы назовете это ложью. Посчитаете это уловкой. – Его голос стал унылым. – У нас нет другого выбора.
– Я подумаю над этим.
Десятилетия назад из меня лилась ложь, посредством которой невинные мальчишки и девчонки отправлялись на верную смерть. Возможно, это было необходимо, но ничто в этом созданном Господом Богом мире не могло бы заставить меня проделать это снова. Я бы предпочел увидеть, как рушится вся Земля. Только благодаря осознанию этого я пребывал пока в здравом уме.
– Я сам сделаю заявление, сэр. Вам не надо будет произносить ни слова.
Я же не стоял на страже нравственности Бранстэда, не так ли? И все-таки мне было тревожно:
– Подождите. Я дам вам знать.
Похороны адмирала Маккея вызвали много разговоров, комментариев в прессе, как и странная смерть офицера службы безопасности ООН, которого послали на Лунаполис, но нашли на заброшенном складе в Нью-Джерси. Я не обратил на это особого внимания, хотя и вспомнил о Карен Варне.
Она успешно избегала наших ловушек. Расследование никуда не привело. Не удалось даже выяснить, куда Карен хотела меня отвезти и зачем. Сержант Букер тоже оставался большой проблемой. Доннеру надо было оцепить Барселону, когда Букер оттуда звонил. Если бы я вовремя сообразил, то в то же мгновение объявил военное положение…
Я вздохнул. Бесчестье Бона Рурка началось перед Последней войной с объявления военного положения. Возможно, то же было и с Гитлером. Не было сомнения, что Букера рано или поздно возьмут. Если это случится, я буду присутствовать на его казни, и с немалым удовольствием. Слава богу, экзекуции были публичными.
Джеренс настаивал, чтобы я еще раз поведал всем о наших проектах в надежде, что это убедит сенаторов. Он придумал сногсшибательный план: перенаправить сигнал с моим выступлением по частной межспутниковой линии и изобразить дело так, будто я говорю из своей резиденции. Он даже дал задание нашему компу Уоррену заменить в изображении белые больничные стены Лунаполиса на отделку моего рабочего кабинета.
Конечно, я отказался. Не только потому, что это сильно смахивало на бесстыдную ложь, хоть это и был вопрос дискуссионный, но я очень сомневался, что лишняя речь что-то изменит.
– Привет, папа.
Фити и Джаред стояли, улыбаясь, в дверях палаты.
– Что там у вас? Откуда явились мои мальчики?
– Хотим тебя поснимать, – Филип помахал небольшой голографокамерой. – До и после. Это – «до». – Он направил на меня объектив.
– Нет! – Я натянул на себя одеяло. – Нет, пока я одет в этот… в этот…
– Ладно, не буду. – Но он продолжал снимать. – Мама говорит, что ты так же обаятелен, как и всегда.
– Она может и сама высказать мне комплименты.
– Такому-то диктатору? – Он наконец перестал снимать, наклонился и поцеловал меня в макушку. – Уинстед тобой интересовался. Я не сказал ему, что ты здесь.
– Передай ему, – выдавил я, – мои наилучшие пожелания.
– Эндрюс Бевин только что узнал, что ты взял его сына в свой штат. Он в восторге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
– Или можешь отправиться с мистером Ансельмом. – Он бросил на гардемарина полный подозрения взгляд. – Пойдешь под его начало?
– Нет! – Я уловил в его голосе легкий испуг.
– Тебе пятнадцать, и я слишком хорошо знаю Лунаполис. Одному тут гулять нельзя. – Самый нижний уровень Лунаполиса был известен развлекательными заведениями, которые и бывалого матроса могли вогнать в краску.
– Он всего на год меня…
– Но мистер Ансельм – уже взрослый джентльмен, согласно Постановлению Генеральной Ассамблеи. – Это относилось ко всем офицерам, даже шестнадцатилетним. – Гардемарин, ответственность возлагается на тебя. Обращайся с ним вежливо, но не позволяй распускать язык. Он младше тебя, и я отдаю его под твою опеку.
– Слушаюсь, сэр, – холодно согласился Ансельм.
– Я останусь у себя в комнате, – зло бросил Майкл.
– Ребята, выйдите-ка на минутку. – Я задержал Майкла. – Знаю, что тебе не по душе такие порядки, но это будет для тебя хорошей школой. Ты должен научиться себя контролировать. Любой кадет…
– Я не кадет.
– Ты меня перебиваешь, – холодно заметил я.
Он словно проглотил комок в горле.
– Прошу прощения, сэр.
– Ладно. Майкл, твой отец поступил на Флот в тринадцать лет. Он учился точно той же дисциплине, какой я учу тебя. Постарайся сделать это ради него, если не ради меня.
– Я ненавижу Ансельма. Я не буду называть его «сэр».
– В этом нет необходимости. Будь вежлив и делай то, что он тебе говорит. – Он скрестил руки на груди. Я мягко добавил:
– Пожалуйста?
Через мгновение он согласно кивнул:
– Да, сэр.
Не зная, что еще сделать, я ласково взъерошил его волосы.
– Да.
Сердце у меня подпрыгнуло.
– Гарантировать успех нельзя, – добавил Дженили. – На самом деле у вас только сорок процентов…
– Этого вполне достаточно.
– Вы понимаете, есть вполне реальная возможность, что вы не переживете…
– Я все это знаю. Действуйте.
– Выслушай, дорогой, – взяла меня за руку Арлина. Два дня меня мяли и тыкали, щупали и трясли, пока я не оказался на грани нервного срыва.
– Как скоро?
Я готов был хоть сейчас, доведись такая возможность.
– В пятницу.
Через три дня. Мне хватит.
– Потом, по крайней мере неделю, вы пролежите в постели. Вы не сможете двигаться.
– Знаю. – Об этом мне повторяли снова и снова. Время тянулось нестерпимо медленно. Часы казались неделями. Я разъезжал в кресле с колесиками, но без моторчика, по палате и коридору возле нее.
Арлина проводила со мной столько времени, сколько было возможно. Время от времени нам требовалось расставаться, чтобы совсем не поссориться. Надо думать, со мной ей приходилось трудновато.
Дерек, когда не названивал по делам из своего номера в отеле, часами сидел на моей кровати, пока я брюзжал в своем кресле. Иногда он приводил с собой Майкла, и мы одаривали мальчугана двойной порцией воспоминаний.
Ансельм и Бевин ежедневно являлись ко мне с докладом. Казалось, они довольны были друг другом. Что ж, молодой гардемарин, конечно, мог позволить себе побывать и в нижнем Лунаполисе. Я надеялся, что он брал с собой Дэнила.
Я смотрел голографовизор, настроив его на новости. Главным образом сообщали о баталиях вокруг экологических законов. Сенаторы и члены Ассамблеи в театральных позах стояли перед камерами и занимались разглагольствованиями.
Бранстэд звонил мне, используя самые секретные линии, которые только мог найти. Он стремился убедить меня, что у нас достаточно сторонников в обеих законодательных палатах.
– Это ты так решил? – сердито спросил я.
– Ну… нет. По правде, Роб Боланд это придумал.
– В самом деле? – Я удержался от улыбки.
– Полагаю, вы назовете это ложью. Посчитаете это уловкой. – Его голос стал унылым. – У нас нет другого выбора.
– Я подумаю над этим.
Десятилетия назад из меня лилась ложь, посредством которой невинные мальчишки и девчонки отправлялись на верную смерть. Возможно, это было необходимо, но ничто в этом созданном Господом Богом мире не могло бы заставить меня проделать это снова. Я бы предпочел увидеть, как рушится вся Земля. Только благодаря осознанию этого я пребывал пока в здравом уме.
– Я сам сделаю заявление, сэр. Вам не надо будет произносить ни слова.
Я же не стоял на страже нравственности Бранстэда, не так ли? И все-таки мне было тревожно:
– Подождите. Я дам вам знать.
Похороны адмирала Маккея вызвали много разговоров, комментариев в прессе, как и странная смерть офицера службы безопасности ООН, которого послали на Лунаполис, но нашли на заброшенном складе в Нью-Джерси. Я не обратил на это особого внимания, хотя и вспомнил о Карен Варне.
Она успешно избегала наших ловушек. Расследование никуда не привело. Не удалось даже выяснить, куда Карен хотела меня отвезти и зачем. Сержант Букер тоже оставался большой проблемой. Доннеру надо было оцепить Барселону, когда Букер оттуда звонил. Если бы я вовремя сообразил, то в то же мгновение объявил военное положение…
Я вздохнул. Бесчестье Бона Рурка началось перед Последней войной с объявления военного положения. Возможно, то же было и с Гитлером. Не было сомнения, что Букера рано или поздно возьмут. Если это случится, я буду присутствовать на его казни, и с немалым удовольствием. Слава богу, экзекуции были публичными.
Джеренс настаивал, чтобы я еще раз поведал всем о наших проектах в надежде, что это убедит сенаторов. Он придумал сногсшибательный план: перенаправить сигнал с моим выступлением по частной межспутниковой линии и изобразить дело так, будто я говорю из своей резиденции. Он даже дал задание нашему компу Уоррену заменить в изображении белые больничные стены Лунаполиса на отделку моего рабочего кабинета.
Конечно, я отказался. Не только потому, что это сильно смахивало на бесстыдную ложь, хоть это и был вопрос дискуссионный, но я очень сомневался, что лишняя речь что-то изменит.
– Привет, папа.
Фити и Джаред стояли, улыбаясь, в дверях палаты.
– Что там у вас? Откуда явились мои мальчики?
– Хотим тебя поснимать, – Филип помахал небольшой голографокамерой. – До и после. Это – «до». – Он направил на меня объектив.
– Нет! – Я натянул на себя одеяло. – Нет, пока я одет в этот… в этот…
– Ладно, не буду. – Но он продолжал снимать. – Мама говорит, что ты так же обаятелен, как и всегда.
– Она может и сама высказать мне комплименты.
– Такому-то диктатору? – Он наконец перестал снимать, наклонился и поцеловал меня в макушку. – Уинстед тобой интересовался. Я не сказал ему, что ты здесь.
– Передай ему, – выдавил я, – мои наилучшие пожелания.
– Эндрюс Бевин только что узнал, что ты взял его сына в свой штат. Он в восторге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137