Мы долго и остервенело боролись, наконец мне удалось положить его на лопатки, но он не сдавался, извивался подо мной, брыкался, вмазал мне кулаком в висок, ойкнул и заверещал:
– Ты сломал мне руку!
– Отлично! – злорадствовал я.
– Болван! В самом деле сломал!
– Покажи, – смягчился я.
– Слезь с меня вначале!
Не успел я встать, как он саданул меня ногой в желудок. Для «квитости», как он любил выражаться. Я сложился пополам, но Джейсон больше не нападал, так и лежал, словно раненый. Теперь его больше беспокоил «сломанный» кулак.
– Покажи, – простонал я, когда ко мне вернулось дыхание. Он нехотя протянул мне руку. – Можешь шевелить пальцами?
Он осторожно пошевелил.
– Могу, кажется.
– Значит, перелома нет, – поставил я диагноз. – Сможешь ехать?
– Если велосипед не сломан, – проворчал он. – Чего ты ко мне прицепился?
– Не знаю.
– А кто знает?!
– Извини, Джейсон, – потупился я.
– Ничего себе! Столкнул меня в кювет, набросился с кулаками, сломал мне руку, а потом делает вид, что ничего особенного не произошло! Одним извинением не отделаешься.
– Прости. – Я не мог разобраться в себе. В самом деле, зачем я с ним дрался? Ведь он мой лучший, мой единственный друг. – Я серьезно прошу прощения, Джейсон.
Он вдруг рассмеялся, словно солнце вышло из-за тучи после грозы. Такие резкие перепады были для него обычными.
– Тогда обними меня, – потребовал он.
– Я не гомик, Джейс, сам знаешь.
– Но ты мне должен. – Он протянул мне руку.
Я недовольно зарычал, поднял его за руку, осмотрелся – нет ли поблизости машин – и смущенно обнял его. Не дай Бог, кто-нибудь заметит.
– Теперь доволен? – буркнул я, поспешно отстраняясь.
– Сойдет.
Я осмотрел его велосипед. Кажется, порядок.
– Поехали быстрее домой, приложим лед.
– К велосипеду? – притворно выпучил он глаза.
– К твоему кулаку, обалдуй! – Тут я заметил его ехидную морду и сообразил, что он просто придуривается. – Когда-нибудь я убью тебя!
– Не сомневаюсь. Во всяком случае, попытаешься.
Дома отец хмуро читал сообщение с дискетки из бара. Джейсон сидел за столом, погрузив ушибленный кулак в воду со льдом.
– Понятно, Николас, – произнес отец, дочитав текст. – Ты из-за этого дрался?
– Да. Нет. Не знаю, – буркнул я, уставившись в стол.
– Я бы на твоем месте тоже расстроился. Ведь это лишний раз доказывает твою глупость.
– Глупость? – удивился я. – Что я сделал глупого?
– Ты роптал на Господа, подверг сомнению его мудрость. Помнишь, я говорил тебе, что ты поступишь в Академию, только если этого захочет Господь. Он уберег тебя от мук ада.
– Значит, Он погубил этих кадетов только ради того, чтобы научить меня смирению? – возразил я, не удержавшись от злых интонаций.
Отец влепил мне пощечину и прикрикнул:
– Богохульствуй со своими дружками, но не в моем доме!
Джейсон затаил дыхание.
– Да, сэр, – промямлил я, потирая покрасневшую щеку.
– Если бы Он собирался научить тебя смирению, то уж научил бы, не сомневайся! – сурово добавил отец. – Еще научит!
Я кивнул. Произносить в эту минуту какие-либо слова было небезопасно.
– Вечером мы помолимся за упокой их душ.
– Хорошо, – прошептал я.
Позже, после ужина, после домашних хлопот и молитв с отцом на сон грядущий, обретя уединение в сумраке своей комнаты, я встал на колени в кровати, привычно закрыл глаза и начал молиться по-своему. Прости, Господи, за то, что я сомневался в Тебе. Я ничего не понимал. Я и сейчас не знаю, зачем погибли кадеты и остальные пассажиры, но я благодарен Тебе за то, что Ты Спас мне жизнь. Я так хотел поступить в Академию. Что же мне теперь делать? Можешь дать мне другую мечту? Можно Тебя попросить об этом? Пожалуйста.
В полумраке я рассматривал свою комнату: китель с капитанскими нашивками на стуле, поцарапанный стол, окно, через которое я лазил мальчишкой. Как бешено тогда колотилось сердце! Еще бы! Преступить запрет отца! Но зато как восхитительно мчаться по ночному шоссе с Джейсоном на велосипедах! Весело шуршат по асфальту шины, ветер треплет волосы, светит луна…
Я осторожно встал, стараясь не слишком скрипеть пружинами, подошел к окну. Бог знает, где сейчас мой старый велосипед. Да и несолидно в моем возрасте лазить через окно. Я прошелся по комнате, провел пальцами по письменному столу. Ни пылинки. Значит, отец следит за чистотой и в моей комнате. Я сел за стол. Почему он такой маленький? Раньше как будто был больше.
Я выдвинул ящики. Карандаши аккуратно лежали в ряд. Старые листы бумаги с дурацкими рисунками. Папка, подписанная печатными буквами: «Документы в Академию Военно-Космических Сил ООН».
Через четыре дня из Академии пришло письмо.
«1 сентября 2190 года
Непредвиденные обстоятельства заставили приемную комиссию набрать дополнительное количество кадетов в Академию ВКС ООН. Сообщаем вам, что вы зачислены кадетом Военно-Космических Сил Организации Объединенных Наций. Просим вас уведомить нас о получении сего письма и прибыть 10 сентября 2190 года в Академию, графство Девон.
Лорон Э. Керси, начальник Академии».
Я закрыл папку, положил обратно в стол, встал на колени у кровати. Господи, помоги мне стать таким же невинным, как тот мальчик, который читал и перечитывал это письмо, пока каждое его слово намертво не впечата-лось ему в память; который поклялся учиться в Академии изо всех сил, чтобы достойно выйти из нее с офицерским званием гардемарина. Господи, этот невинный мальчик во мне умер. Я стал мстительным, лживым, я оправдывал собственные грехи, нарушал присягу, клятвы, приказы, врал старшим офицерам.
Слышишь ли Ты мою молитву? Не противны ли Тебе мольбы грешника? Я знаю, что заслуживаю не Твоей милости, а суровой кары. Но я не знаю, Господи, почему я согрешил.
Неужели Ты послал меня в Академию для того, чтобы я совершил эти злодеяния?
3
Такси уже ждало у дома. Отец вышел меня проводить. Выглядел он усталым, еще более состарившимся. Я поставил сумку на траву. Настала минута прощания. Я посмотрел в голубые глаза отца:
– Рад был с тобой повидаться.
– Хорошо, что ты приехал. Забор починил.
– Теперь я буду ближе к дому, только иногда придется летать в Фарсайд, так что смогу чинить забор чаще.
– В доме есть и другая работа, – едва ли не с укоризной напомнил отец.
– Могу приехать на Пасху, если хочешь, – неуклюже предложил я. Почему-то мне было неловко.
– На все Божья воля. – Это означало согласие.
Обнимать его я не стал. Отец не привык к этому, да и я тоже, поэтому я просто поднял сумку и повернулся к такси.
– Молись, – вдруг сказал отец. – Возможно, Господь уже не внемлет тебе, но ты все равно молись. Молись постоянно, так будет лучше.
– Да, сэр. – Откуда он знает о моих сомнениях? Я ведь не признавался ему. – До свидания. Он кивнул, и я поспешил к такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119