– Что вы имеете в виду? Толливер навострил уши.
– Не бойтесь его угроз, поступайте с вашим интендантом по справедливости, смело отдавайте его под суд. Уиверн не будет вам пакостить.
Я немедленно отключил звук в динамике, оставив голос Боланда только в трубке, но уже было поздно. Толливер кое-что понял.
– Знаете, сенатор, я сейчас не могу… в общем… понимаете, дело в том, что… – бессвязно залопотал я, а Толливер с интересом посматривал на мою смущенную физиономию.
– Ник, уверяю вас, все устроено в лучшем виде! Не бойтесь этого сукина сына, – бархатно рокотал Боланд, не догадываясь, в каком я дурацком положении. – На Уиверна тоже имеется компромат, так что нам есть чем его подцепить. Не сомневайтесь! Уиверн крепко сидит на крючке. Сведения, порочащие вас и вашу жену, в печати не появятся. Об утечке информации не беспокойтесь.
Господи! Я уронил голову на стол. Толливер… Отставка… Анни… Все вокруг закружилось.
– Что с вами, сэр? – деликатно поинтересовался Толливер.
Я сделал над собой усилие, прильнул к трубке.
– Вы уверены, сенатор?
– Абсолютно уверен! Поверьте мне, Сифорт.
– Мистер Боланд, почему вы помогаете мне?
– Просто так. Хочу и помогаю! – хихикнул он и положил трубку.
– Господи Боже ж ты мой! – Я вскочил, бросился расхаживать взад-вперед. – Вот так задачка… вот так задачка…
– Я пойду, сэр, – поднялся Толливер, – вызовите меня, если понадоблюсь.
– Спасибо.
Толливер вышел. В одиночестве я бродил по кабинету на ватных ногах, пытаясь осмыслить обрушившееся на меня как гром среди ясного неба известие. Откуда сенатор Боланд узнал, что Уиверн угрожал мне разоблачением в печати? Зачем Боланд вмешался? В чем его интерес?
Временами звонил телефон, но я не брал трубку, расхаживал, садился за стол, снова вскакивал. Лишь через час я догадался, что произошло, и заорал:
– Мистер Киндерс!
Сержант мигом вбежал в кабинет. Я отдал приказ вызвать Боланда и с нарастающим нетерпением истаптывал кабинет, пока в дверь не постучали. Вот он! Явился!
– Кадет Боланд по вашему приказанию прибыл, сэр! – доложил салага и замер по стойке «смирно». Его внешний вид был безупречен, а на мальчишеском лице угадывались начатки уверенности будущего офицера; наивностью он уже не страдал. Крепкий орешек.
Я чувствовал, что расколоть его будет непросто. Буравя его взглядом, я долго молчал, испытывая его нервы, и наконец загремел:
– Начальник Академии не вызывает кадетов по пустякам! То, что ты сделал, неслыханно! Возмутительно!
– А что я сделал, сэр? – непонимающе спросил он.
Я дал ему пощечину и загремел пуще прежнего:
– Молчать! Я еще не задавал вопросов! Ты забыл, что кадет в присутствии капитана имеет право открывать рот только для ответа на вопросы?!
– Никак нет, сэр! Не забыл!
– Кадет Боланд, зачем я тебя вызвал?! – орал я, как сумасшедший. Но он стойко выдерживал мой натиск.
– Не знаю, сэр! – По лицу его текли тонкие струйки слез, но выражение лица оставалось непроницаемым.
Я уставился на него, скорчив свирепую морду, долго сверлил взглядом, но он упорно молчал. Пришлось сменить тактику.
– Роберт, как ты подслушал? – тихо спросил я.
– Что я подслушал, сэр? Не понимаю, о чем вы говорите.
Я снова влепил ему пощечину и рявкнул:
– Отвечай! Это сработало.
– Меня тошнило не только в шаттле, но и на «Веллингтоне», – сбивчиво залопотал он, – поэтому мистер Тенер приказал мне идти в туалет. А когда я возвращался по коридору, услышал за углом ваш голос и остановился. Вначале я не хотел останавливаться, но…
– Но решил подслушать!
– Нет, сэр, я не решился показаться вам на глаза, потому что вы говорили с сенатором Уиверном очень сердито. Голос Уиверна я сразу узнал, ведь он часто бывал у нас дома. Я стоял в растерянности, думал, как быть… Вот так и получилось, что я услышал…
– Отвратительно. – Мне вдруг вспомнилось, как на «Гибернии» я подслушивал разговоры своего экипажа. К черту воспоминания! Из своих кадетов мне надо сделать более достойных офицеров, чем я сам. – Роберт, отвратительно не то, что ты случайно подслушал, хотя это тоже плохо, а то, что ты передал мой разговор с Уиверном своему отцу.
– Я хотел вам помочь, – прошептал Роберт.
– Ты не должен был вмешиваться! Я выгоню тебя из Академии сегодня же, если ты не дашь слово, что никогда больше не будешь выдавать секреты флота посторонним.
– Обещаю, – едва слышно пролепетал он.
– Ладно, выгонять не буду, но от наказания тебе не уйти. Сними китель, повесь на стул. Так, теперь руки на стол, нагнись, подбородок на руки. – Я взял из угла розгу, размахнулся и со свистом хлестнул кадета по заду. Мальчишка дернулся, но не издал ни звука. – Это вам, мистер Боланд, за то, что опозорили флот.
Нахлеставшись до усталости, я отпустил всхлипывающего пацана в казарму, с отвращением бросил розгу в угол. На душе было гадко.
Правильно ли я поступил? Не скатились ли мы к варварству, введя в практику телесные наказания? Но ведь были времена, когда детей не били. Времена, оставшиеся в памяти человечества под именем Эпохи Бунтов. Тогда общество натерпелось от буйных подростков столько, что решило любой ценой отвратить их от преступлений, беспутства и лени.
И все-таки почему нельзя воспитывать ребенка в радости, а не в страхе; в любви, а не в страдании? А если бы отец воспитывал меня не так строго? Разве не стал бы я лучше?
Возник образ отца.
– Библия, Николас.
Помню, отец. «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его… Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней».
Из моей груди вырвался тяжкий вздох. С Библией не поспоришь.
Щурясь от яркого солнца, мы с Эдгаром Толливером прогуливались по территории Академии.
– Нелегко пережить такой резкий переход, – жаловался я.
– Похоже на второе рождение, – без тени сарказма заметил Толливер.
– Эдгар, пойми меня правильно. Я мечтал о тихой жизни с Анни…
– Среди груд журналов, украшенных твоими портретами, – съязвил он.
Мне сразу полегчало. Вечный, незыблемый сарказм Толливера – как это привычно, как искренне! И очень по-дружески.
– Что же мне делать теперь?
– Покончи с Серенко, – посоветовал сарказматик.
– А потом?
– Полетишь с кадетами в Фарсайд, подготовишь базу к визиту Военно-Космической комиссии ООН.
Это верно, в Фарсайде дел невпроворот. Толливер, как всегда, прав. А может, послать в Фарсайд Толливера и Джеффа Торна, а самому остаться в Девоне? Или навестить Анни? Эх, мечты…
– Ладно, лечу в Фарсайд.
В качестве начальника Академии мне приходилось летать в Фарсайд уже несколько раз, но еще ни разу я не организовывал полет целой сотни кадетов. Одному проще – заказываешь вертолет, летишь в Лондонский кос-мопорт, оттуда на шаттле до орбитальной станции «Порт Земли», а там тебя встречает какой-нибудь гардемарин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119