– Это я тогда отвинтила у трактора пробку!
* * *
– Дурак, – заключил Кобзиков, узнав результаты моего похода за тропическим лакомством. – Упустил бананы, не говоря уже о женщине.
Однако потеря бананов, Тины и квартиры меня не огорчила. Я все-таки собирался жениться. В этом смысле дела продвигались довольно успешно. Лиля была близка к тому, чтобы пригласить меня домой «на предмет представительства» предкам.
Однажды я задержался в фотографии допоздна. Это было за два дня до Нового года. В соседней комнате Тоня бубнила:
– Таким образом, экспериментальное изучение адсорбции из раствора на твердых веществах заключается прежде всего в изменении начальной и равно весной концентрации…
Таким образом, Тоня готовилась поступать в университет. Голос секретарши звучал торопливо. Ей не терпелось быстрее запомнить определение адсорбции. Я знал, почему будущая студентка так жадно поглощает знания, – с минуты на минуту за ней должен был зайти новый заведующий отделом парикмахерских и фотохудожественных работ Дынин, гриб скромный, но с большими претензиями.
Преуспевание Дыни было для меня неожиданным. Тоня буквально светилась от счастья. Она надевала на работу самые лучшие платья, часто бегала в парикмахерскую делать укладку и для повышения эрудиции усиленно зубрила классиков.
Дынин уже сделал предложение, получил благожелательный ответ, и скоро все у них должно было закончиться обычным порядком.
Хлопнула дверь. Наверно, это пришел Дыня.
– Рабочий день кончился, – послышался голос нашей секретарши. – Зайдите завтра.
Вошедший в чем-то горячо ее убеждал. Голоса доносились до меня минут десять. Потом Тоня крикнула:
– Геннадий Яковлевич! Выйдите на минутку.
Я положил снимок в закрепитель и открыл дверь. Посреди комнаты стояла Лиля.
– Геннадий Яковлевич, – сказала Тоня, делая большие глаза. – К вам клиентка. Хочет сфотографироваться на ракете. А я ей говорю, что рабочий день у нас уже кончился. А она говорит, что ей к Новому году позарез нужно. Сюрприз хочет сделать жениху.
Но я не слышал ничего. Я смотрел на Лилю. На ее лице были сразу изумление, испуг и брезгливость.
– Лиля, – пробормотал я, машинально вытирая руки ватой. – Лиля, я все тебе сейчас объясню. Это все чепуха… Понимаешь, так получилось…
Но из глаз девушки, пахнущей апельсином, уже капали злые слезы.
– Лжец, – прошептала она и бросилась вон из комнаты.
Оставив Тоню стоять с раскрытым от изумления ртом, я, как был в войлочных туфлях и халате, кинулся за ней. На улице стоял крепкий мороз. Падал редкий снег.
Лилю я догнал возле трамвайной остановки.
– Ну выслушай же меня! – сказал я, переводя дыхание. – Произошла страшная нелепость. Это скорее смешно… Сейчас я расскажу тебе все…
Лиля круто повела плечом, сбрасывая мою руку,
– Не нужно. Обманщик! Уйди!
– Подожди… послушай!
Лиля, не оглядываясь, уходила.
Измена
Измену открыл сам Кобзиков. Задавая корм кроликам, он нашел под полом смятый черновик письма. Не отличаясь особой щепетильностью, ветврач прочитал письмо, и волосы у него встали дыбом.Вот что там было:
«Дорогая Тамара! Сообщаю фамилии и места работы еще пяти грибов (далее следовало перечисление фамилий). Все идет отлично! Никто меня не подозревает. Жду указаний».
Срочно вызванный начальник КОГГ (комитет охраны грибов-городовиков) ничего не знал. Рассвирепевший председатель устроил ему разнос и обязал в течение трех часов найти предателя. На поиски агента царицы Тамары были брошены все силы внутренней безопасности. К вечеру изменника ОГТ схватили.
Им оказался Косаревский.
Старшего лаборанта заточили в Егорычево подземелье. Сам председатель ОГГ не вылезал из застенка, допрашивая предателя, но Косаревский упорно молчал.
Прошли сутки. Косаревскому было отказано даже в воде.
Косаревский не сдавался.
Тогда приступили к пыткам. В глубине камеры поставили стол, и вокруг него уселись четверо палачей. С чавканьем и хрустом палачи поедали всевозможные лакомства, запивая их шампанским (ради такого дела Кобзиков не поскупился). Косаревский глотал слюнки, корчился, но по-прежнему молчал. Вскоре палачи вошли в роль и так расчавкались, что даже Кобзиков, оставив «протокол допроса», не выдержал и побежал к столу.
Косаревский заговорил лишь после того, когда один из палачей подбежал к нему, с дьявольской ухмылкой провел по губам предателя горячим куском колбасы, с которого капало сало. Старший лаборант лязгнул зубами.
– Черт с вами… гады! Пишите… Только дайте потом колбасы.
Писал протокол я и хорошо помню его содержание.
Протокол №1
допроса предателя Косаревского Григория Самуиловича, выдавшего восемь членовОГГ.
ВОПРОС: – Расскажите подробно особой коллегии, когда и при каких обстоятельствах вы встали на путь измены?
ОТВЕТ: – Прямо уж, измены!.. Не валяйте дурака, ребята. Я тут ни при чем. Я сделал все, что было в моих силах. Пруд этот проклятый, как рай расписал. Даже на ватмане цветной тушью нарисовал, сидел три дня и три ночи.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: – Ближе к делу.
КОСАРЕВСКИЙ: – Согласен. Ближе к делу – ближе к колбасе. Короче, заинтересовал я ее этим прудным морем. Стали мы с ней осматривать местность. Она охает, ахает, восхищается пестиками да тычинками, но я держусь крепко: про пантюхинцев помню. Она меня подловила на другом. Постоянно затевала разговор о справедливости. А это дело – моя слабость. Вот как-то я и брякнул: «Справедливо разве, что одни в селе всю жизнь живут, а другие в городе?» Тычинина и завелась, и такие правильные умные вещи она говорила, что все это наше дело мне ужасно глупой затеей показалось.
ВОПРОС: – Вы и сейчас считаете ОГГ глупой организацией?
ОТВЕТ: – В меньшей степени, но да… Охмурила она меня, ребята. Рассказал я ей все, конечно, весело так, с юмором. Она здорово смеялась, я никогда не видел, чтобы девушки так здорово смеялись.
ВОПРОС: – И ты смеялся?
ОТВЕТ: – Да… И обещал ей помочь… Она славная девушка, вот в чем дело, ребята, и я, кажется, первый раз в жизни…
ВОПРОС: – В чем заключалась твоя помощь Тычининой?
ОТВЕТ: – Я составлял списки вашей организации и передавал Тамаре
(Выкрик из-за стола: «Иуда!»)
ВОПРОС: – И тебя ни разу не мучила совесть?
ОТВЕТ: – Нет. Хватит играться, ребята. Все равно ведь в колхоз, рано или поздно. Давайте кончать. Жрать хочется.
Особая коллегия КОГГ присудила Косаревского Григория Самуиловича к высшей мере наказания. Приговор приводили в исполнение сам Кобзиков, я и один из палачей.
Мы повели старшего лаборанта рано утром, когда было темно и безлюдно. Косаревский шел впереди, постоянно оглядываясь. Он ни о чем еще не догадывался, но держался великолепно. «Вы можете даже убить меня, – было написано на его лице, – но не устрашите».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
* * *
– Дурак, – заключил Кобзиков, узнав результаты моего похода за тропическим лакомством. – Упустил бананы, не говоря уже о женщине.
Однако потеря бананов, Тины и квартиры меня не огорчила. Я все-таки собирался жениться. В этом смысле дела продвигались довольно успешно. Лиля была близка к тому, чтобы пригласить меня домой «на предмет представительства» предкам.
Однажды я задержался в фотографии допоздна. Это было за два дня до Нового года. В соседней комнате Тоня бубнила:
– Таким образом, экспериментальное изучение адсорбции из раствора на твердых веществах заключается прежде всего в изменении начальной и равно весной концентрации…
Таким образом, Тоня готовилась поступать в университет. Голос секретарши звучал торопливо. Ей не терпелось быстрее запомнить определение адсорбции. Я знал, почему будущая студентка так жадно поглощает знания, – с минуты на минуту за ней должен был зайти новый заведующий отделом парикмахерских и фотохудожественных работ Дынин, гриб скромный, но с большими претензиями.
Преуспевание Дыни было для меня неожиданным. Тоня буквально светилась от счастья. Она надевала на работу самые лучшие платья, часто бегала в парикмахерскую делать укладку и для повышения эрудиции усиленно зубрила классиков.
Дынин уже сделал предложение, получил благожелательный ответ, и скоро все у них должно было закончиться обычным порядком.
Хлопнула дверь. Наверно, это пришел Дыня.
– Рабочий день кончился, – послышался голос нашей секретарши. – Зайдите завтра.
Вошедший в чем-то горячо ее убеждал. Голоса доносились до меня минут десять. Потом Тоня крикнула:
– Геннадий Яковлевич! Выйдите на минутку.
Я положил снимок в закрепитель и открыл дверь. Посреди комнаты стояла Лиля.
– Геннадий Яковлевич, – сказала Тоня, делая большие глаза. – К вам клиентка. Хочет сфотографироваться на ракете. А я ей говорю, что рабочий день у нас уже кончился. А она говорит, что ей к Новому году позарез нужно. Сюрприз хочет сделать жениху.
Но я не слышал ничего. Я смотрел на Лилю. На ее лице были сразу изумление, испуг и брезгливость.
– Лиля, – пробормотал я, машинально вытирая руки ватой. – Лиля, я все тебе сейчас объясню. Это все чепуха… Понимаешь, так получилось…
Но из глаз девушки, пахнущей апельсином, уже капали злые слезы.
– Лжец, – прошептала она и бросилась вон из комнаты.
Оставив Тоню стоять с раскрытым от изумления ртом, я, как был в войлочных туфлях и халате, кинулся за ней. На улице стоял крепкий мороз. Падал редкий снег.
Лилю я догнал возле трамвайной остановки.
– Ну выслушай же меня! – сказал я, переводя дыхание. – Произошла страшная нелепость. Это скорее смешно… Сейчас я расскажу тебе все…
Лиля круто повела плечом, сбрасывая мою руку,
– Не нужно. Обманщик! Уйди!
– Подожди… послушай!
Лиля, не оглядываясь, уходила.
Измена
Измену открыл сам Кобзиков. Задавая корм кроликам, он нашел под полом смятый черновик письма. Не отличаясь особой щепетильностью, ветврач прочитал письмо, и волосы у него встали дыбом.Вот что там было:
«Дорогая Тамара! Сообщаю фамилии и места работы еще пяти грибов (далее следовало перечисление фамилий). Все идет отлично! Никто меня не подозревает. Жду указаний».
Срочно вызванный начальник КОГГ (комитет охраны грибов-городовиков) ничего не знал. Рассвирепевший председатель устроил ему разнос и обязал в течение трех часов найти предателя. На поиски агента царицы Тамары были брошены все силы внутренней безопасности. К вечеру изменника ОГТ схватили.
Им оказался Косаревский.
Старшего лаборанта заточили в Егорычево подземелье. Сам председатель ОГГ не вылезал из застенка, допрашивая предателя, но Косаревский упорно молчал.
Прошли сутки. Косаревскому было отказано даже в воде.
Косаревский не сдавался.
Тогда приступили к пыткам. В глубине камеры поставили стол, и вокруг него уселись четверо палачей. С чавканьем и хрустом палачи поедали всевозможные лакомства, запивая их шампанским (ради такого дела Кобзиков не поскупился). Косаревский глотал слюнки, корчился, но по-прежнему молчал. Вскоре палачи вошли в роль и так расчавкались, что даже Кобзиков, оставив «протокол допроса», не выдержал и побежал к столу.
Косаревский заговорил лишь после того, когда один из палачей подбежал к нему, с дьявольской ухмылкой провел по губам предателя горячим куском колбасы, с которого капало сало. Старший лаборант лязгнул зубами.
– Черт с вами… гады! Пишите… Только дайте потом колбасы.
Писал протокол я и хорошо помню его содержание.
Протокол №1
допроса предателя Косаревского Григория Самуиловича, выдавшего восемь членовОГГ.
ВОПРОС: – Расскажите подробно особой коллегии, когда и при каких обстоятельствах вы встали на путь измены?
ОТВЕТ: – Прямо уж, измены!.. Не валяйте дурака, ребята. Я тут ни при чем. Я сделал все, что было в моих силах. Пруд этот проклятый, как рай расписал. Даже на ватмане цветной тушью нарисовал, сидел три дня и три ночи.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ: – Ближе к делу.
КОСАРЕВСКИЙ: – Согласен. Ближе к делу – ближе к колбасе. Короче, заинтересовал я ее этим прудным морем. Стали мы с ней осматривать местность. Она охает, ахает, восхищается пестиками да тычинками, но я держусь крепко: про пантюхинцев помню. Она меня подловила на другом. Постоянно затевала разговор о справедливости. А это дело – моя слабость. Вот как-то я и брякнул: «Справедливо разве, что одни в селе всю жизнь живут, а другие в городе?» Тычинина и завелась, и такие правильные умные вещи она говорила, что все это наше дело мне ужасно глупой затеей показалось.
ВОПРОС: – Вы и сейчас считаете ОГГ глупой организацией?
ОТВЕТ: – В меньшей степени, но да… Охмурила она меня, ребята. Рассказал я ей все, конечно, весело так, с юмором. Она здорово смеялась, я никогда не видел, чтобы девушки так здорово смеялись.
ВОПРОС: – И ты смеялся?
ОТВЕТ: – Да… И обещал ей помочь… Она славная девушка, вот в чем дело, ребята, и я, кажется, первый раз в жизни…
ВОПРОС: – В чем заключалась твоя помощь Тычининой?
ОТВЕТ: – Я составлял списки вашей организации и передавал Тамаре
(Выкрик из-за стола: «Иуда!»)
ВОПРОС: – И тебя ни разу не мучила совесть?
ОТВЕТ: – Нет. Хватит играться, ребята. Все равно ведь в колхоз, рано или поздно. Давайте кончать. Жрать хочется.
Особая коллегия КОГГ присудила Косаревского Григория Самуиловича к высшей мере наказания. Приговор приводили в исполнение сам Кобзиков, я и один из палачей.
Мы повели старшего лаборанта рано утром, когда было темно и безлюдно. Косаревский шел впереди, постоянно оглядываясь. Он ни о чем еще не догадывался, но держался великолепно. «Вы можете даже убить меня, – было написано на его лице, – но не устрашите».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51