Им было так весело вместе, что они только для вида включали телевизор, а на самом деле почти не обращали внимания на экран, занятые игрой на ловкость рук – «камень-ножницы-бумага». Последний раз я видел, как кто-то играет в нее, в пору моего детства в Мирафлоресе: камень бьет по ножницам, бумага обворачивает камень и ножницы режут бумагу. Иногда она принималась читать мальчику Жюля Верна, потом, через несколько строк, откладывала книгу и продолжала сама выдумывать историю, пока Илаль с хохотом не вырывал у нее из рук роман. Каждый вечер мы ужинали у Гравоски. Скверная девчонка помогала Элене готовить и мыть посуду. Они болтали и перешучивались. Мы выглядели как две семейных пары, связанные многолетней дружбой.
На вторую ночь она решила лечь спать на диване, чтобы я вернулся в спальню, на свою кровать. Я счел за лучшее не спорить, потому что она пригрозила, что, если я не послушаюсь, уедет к себе. Два первых дня она пребывала в хорошем настроении – так, во всяком случае, мне казалось, когда я вечером возвращался с работы и заставал их с Илалем за игрой. На третью ночь я проснулся еще затемно, потому что ясно различил звук рыданий. Я прислушался – никакого сомнения: тихие, сдавленные рыдания, перемежаемые тишиной. Я вошел в гостиную и увидел, что скверная девчонка лежит, свернувшись в клубочек под одеялом, и заливается слезами, закрывая ладонями рот. Она дрожала с ног до головы. Я вытер ей лицо, пригладил волосы, принес стакан воды.
– Тебе плохо? Давай разбудим Элену.
– Я скоро умру, – произнесла она очень тихо, продолжая всхлипывать. – Меня чем-то заразили там, в Лагосе, и никто не знает, что это за болезнь. Говорят, не СПИД, но тогда что? У меня совсем не осталось сил. Ни на что. Ни чтобы есть, ни чтобы ходить, порой даже руку трудно поднять. То же самое было с Хуаном Баррето – в Ньюмаркете. Помнишь? И еще – выделения, похожие на гной. И дело не только в физической боли. Главное, мне омерзительно собственное тело, все омерзительно – после того, что случилось в Лагосе.
Она еще долго плакала, жалуясь на озноб, хотя была хорошо укутана. Я вытирал ей слезы, по капле вливал в рот воду. И чувствовал полное свое бессилие. Что сделать, что сказать, чтобы помочь ей выкарабкаться из этого состояния? Наконец она заснула. Я вернулся в спальню совершенно выбитый из колеи. Да, дела плохи, возможно, у нее и вправду СПИД и она кончит так же, как бедняга Хуан Баррето.
Вечером, вернувшись с работы, я увидел, что она уже все приготовила для того, чтобы утром отправиться в больницу Кошена. Даже успела съездить на такси за вещами: два чемодана, большой и маленький, стояли в туалете. Я отругал ее. Почему она не дождалась меня? Мы бы вместе привезли все необходимое. Она честно призналась, что ей стыдно показывать мне свою жалкую конуру.
На следующее утро они вместе с Эленой поехали в больницу, прихватив с собой лишь маленький чемоданчик. На прощание она прошептала мне на ухо слова, сделавшие меня самым счастливым человеком на свете:
– Ты лучшее, что у меня было в жизни, пай-мальчик.
Два дня, отведенные на обследование, растянулись до четырех, и мне ни разу не удалось с ней увидеться. В больнице очень строго соблюдался режим, и когда я заканчивал работу, заканчивалось и время, отведенное для посещений. Телефонной связи не было. По вечерам Элена сообщала мне все, что смогла узнать. Скверная девчонка стойко выдерживает осмотры, обследования и уколы. Отвечает на все вопросы. Элена работала в другом корпусе, но пару раз в день ухитрялась забежать к ней. Кроме того, профессор Бурришон, врач-клиницист, одно из светил больницы Кошена, заинтересовался этим случаем. Вечером, когда я заставал Илаля перед телевизором, он показывал мне свою доску с вопросом: «Когда она вернется?»
На четвертый день, покормив и уложив Илаля, Элена пришла ко мне, чтобы поделиться новостями. Осталось дождаться результатов пары анализов, но профессор Бурришон уже сделал предварительные выводы. СПИД исключается категорически. Крайнее истощение и состояние депрессивного упадка сил, потеря интереса к жизни. Требуется помощь психолога, и немедленно, надо возродить «волю к жизни», без этого ни одна программа физического восстановления не даст желаемого эффекта. Изнасилование, возможно, имело место: есть следы разрывов и шрамы как во влагалище, так и в прямой кишке, и еще – гнойная рана от металлического или деревянного предмета – сама она не помнит, – введенного с силой, так что он разорвал одну из стенок влагалища, близко от матки. Остается только удивляться, что такое повреждение, к тому же плохо залеченное, не вызвало сепсиса. Требуется хирургическое вмешательство, чтобы вычистить абсцесс и наложить шов на рану. Но самая серьезная проблема в клинической картине – сильный стресс, следствие случившегося в Лагосе. Играет отрицательную роль и шаткость ее нынешнего положения. Отсюда – подавленное состояние, чувство неуверенности, приступы паники, отсутствие аппетита. Обмороки – результат травмы. Сердце, мозг и желудок функционируют нормально.
– Маленькую операцию ей сделают завтра, рано утром, – добавила Элена. – Доктор Пино, хирург, – мой друг и денег не возьмет. Придется заплатить только анестезиологам и за лекарства. Около трех тысяч франков.
– Я готов, Элена.
– В конце концов, новости не такие уж и плохие, правда ведь? – постаралась подбодрить меня она. – Могло быть куда хуже, если учесть, что сделали с бедняжкой эти дикари. Профессор Бурришон советует поместить ее в клинику, ей требуются абсолютный покой и хороший психолог. Главное, чтобы она не попала в руки одного из последователей Лакана, который может завести ее в лабиринт и спровоцировать еще больший разлад в чувствах, чем есть сейчас. Проблема в том, что такие клиники обычно бывают очень дорогими.
– Денег я достану. Важно найти хорошего специалиста, который вытащит ее, сделает такой как прежде. Сейчас это живой труп.
– Клинику и врача мы подыщем, это я беру на себя, – улыбнулась Элена, похлопав меня по плечу. – Значит, она великая любовь всей твоей жизни, Рикардо?
– Единственная. Единственная женщина, которую я любил с тех пор, как встретил, когда она была еще девочкой. Я сделал все, чтобы забыть ее, но, честно говоря, это бесполезно. Я буду любить ее всегда. Жизнь потеряет для меня всякий смысл, если она умрет.
– Повезло этой девочке – нашла такую любовь! – засмеялась моя соседка. – Chapeau! Я попрошу у нее рецепт. Симон прав: тебе идеально подходит прозвище, которое она тебе придумала.
На следующее утро я отпросился со службы, чтобы побыть в больнице во время операции. Мне пришлось ждать в мрачном коридоре с высоченными потолками, где гулял ледяной ветер и по которому сновали туда-сюда сестры, врачи, пациенты и провозили больных на каталках с кислородными подушками или бутылками с кровяной плазмой, висящими над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
На вторую ночь она решила лечь спать на диване, чтобы я вернулся в спальню, на свою кровать. Я счел за лучшее не спорить, потому что она пригрозила, что, если я не послушаюсь, уедет к себе. Два первых дня она пребывала в хорошем настроении – так, во всяком случае, мне казалось, когда я вечером возвращался с работы и заставал их с Илалем за игрой. На третью ночь я проснулся еще затемно, потому что ясно различил звук рыданий. Я прислушался – никакого сомнения: тихие, сдавленные рыдания, перемежаемые тишиной. Я вошел в гостиную и увидел, что скверная девчонка лежит, свернувшись в клубочек под одеялом, и заливается слезами, закрывая ладонями рот. Она дрожала с ног до головы. Я вытер ей лицо, пригладил волосы, принес стакан воды.
– Тебе плохо? Давай разбудим Элену.
– Я скоро умру, – произнесла она очень тихо, продолжая всхлипывать. – Меня чем-то заразили там, в Лагосе, и никто не знает, что это за болезнь. Говорят, не СПИД, но тогда что? У меня совсем не осталось сил. Ни на что. Ни чтобы есть, ни чтобы ходить, порой даже руку трудно поднять. То же самое было с Хуаном Баррето – в Ньюмаркете. Помнишь? И еще – выделения, похожие на гной. И дело не только в физической боли. Главное, мне омерзительно собственное тело, все омерзительно – после того, что случилось в Лагосе.
Она еще долго плакала, жалуясь на озноб, хотя была хорошо укутана. Я вытирал ей слезы, по капле вливал в рот воду. И чувствовал полное свое бессилие. Что сделать, что сказать, чтобы помочь ей выкарабкаться из этого состояния? Наконец она заснула. Я вернулся в спальню совершенно выбитый из колеи. Да, дела плохи, возможно, у нее и вправду СПИД и она кончит так же, как бедняга Хуан Баррето.
Вечером, вернувшись с работы, я увидел, что она уже все приготовила для того, чтобы утром отправиться в больницу Кошена. Даже успела съездить на такси за вещами: два чемодана, большой и маленький, стояли в туалете. Я отругал ее. Почему она не дождалась меня? Мы бы вместе привезли все необходимое. Она честно призналась, что ей стыдно показывать мне свою жалкую конуру.
На следующее утро они вместе с Эленой поехали в больницу, прихватив с собой лишь маленький чемоданчик. На прощание она прошептала мне на ухо слова, сделавшие меня самым счастливым человеком на свете:
– Ты лучшее, что у меня было в жизни, пай-мальчик.
Два дня, отведенные на обследование, растянулись до четырех, и мне ни разу не удалось с ней увидеться. В больнице очень строго соблюдался режим, и когда я заканчивал работу, заканчивалось и время, отведенное для посещений. Телефонной связи не было. По вечерам Элена сообщала мне все, что смогла узнать. Скверная девчонка стойко выдерживает осмотры, обследования и уколы. Отвечает на все вопросы. Элена работала в другом корпусе, но пару раз в день ухитрялась забежать к ней. Кроме того, профессор Бурришон, врач-клиницист, одно из светил больницы Кошена, заинтересовался этим случаем. Вечером, когда я заставал Илаля перед телевизором, он показывал мне свою доску с вопросом: «Когда она вернется?»
На четвертый день, покормив и уложив Илаля, Элена пришла ко мне, чтобы поделиться новостями. Осталось дождаться результатов пары анализов, но профессор Бурришон уже сделал предварительные выводы. СПИД исключается категорически. Крайнее истощение и состояние депрессивного упадка сил, потеря интереса к жизни. Требуется помощь психолога, и немедленно, надо возродить «волю к жизни», без этого ни одна программа физического восстановления не даст желаемого эффекта. Изнасилование, возможно, имело место: есть следы разрывов и шрамы как во влагалище, так и в прямой кишке, и еще – гнойная рана от металлического или деревянного предмета – сама она не помнит, – введенного с силой, так что он разорвал одну из стенок влагалища, близко от матки. Остается только удивляться, что такое повреждение, к тому же плохо залеченное, не вызвало сепсиса. Требуется хирургическое вмешательство, чтобы вычистить абсцесс и наложить шов на рану. Но самая серьезная проблема в клинической картине – сильный стресс, следствие случившегося в Лагосе. Играет отрицательную роль и шаткость ее нынешнего положения. Отсюда – подавленное состояние, чувство неуверенности, приступы паники, отсутствие аппетита. Обмороки – результат травмы. Сердце, мозг и желудок функционируют нормально.
– Маленькую операцию ей сделают завтра, рано утром, – добавила Элена. – Доктор Пино, хирург, – мой друг и денег не возьмет. Придется заплатить только анестезиологам и за лекарства. Около трех тысяч франков.
– Я готов, Элена.
– В конце концов, новости не такие уж и плохие, правда ведь? – постаралась подбодрить меня она. – Могло быть куда хуже, если учесть, что сделали с бедняжкой эти дикари. Профессор Бурришон советует поместить ее в клинику, ей требуются абсолютный покой и хороший психолог. Главное, чтобы она не попала в руки одного из последователей Лакана, который может завести ее в лабиринт и спровоцировать еще больший разлад в чувствах, чем есть сейчас. Проблема в том, что такие клиники обычно бывают очень дорогими.
– Денег я достану. Важно найти хорошего специалиста, который вытащит ее, сделает такой как прежде. Сейчас это живой труп.
– Клинику и врача мы подыщем, это я беру на себя, – улыбнулась Элена, похлопав меня по плечу. – Значит, она великая любовь всей твоей жизни, Рикардо?
– Единственная. Единственная женщина, которую я любил с тех пор, как встретил, когда она была еще девочкой. Я сделал все, чтобы забыть ее, но, честно говоря, это бесполезно. Я буду любить ее всегда. Жизнь потеряет для меня всякий смысл, если она умрет.
– Повезло этой девочке – нашла такую любовь! – засмеялась моя соседка. – Chapeau! Я попрошу у нее рецепт. Симон прав: тебе идеально подходит прозвище, которое она тебе придумала.
На следующее утро я отпросился со службы, чтобы побыть в больнице во время операции. Мне пришлось ждать в мрачном коридоре с высоченными потолками, где гулял ледяной ветер и по которому сновали туда-сюда сестры, врачи, пациенты и провозили больных на каталках с кислородными подушками или бутылками с кровяной плазмой, висящими над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101