Далее она увидела в железе связанные вместе ртуть и серу, мелко вибрирующее свечение и damnatum, и те физические силы, что, словно паутина, оплетали и связывали их вместе.
– Преобразовывай, – приказала она Джинну, – усиль сродство железа, освободи серу, немедленно.
Невидимая паутина связей, соединяющая клинки, уплотнилась, засверкала, а затем точно так же, как распадаются брачные узы, разорвалась связь между ртутью и серой, которые составляли основу структуры железа. Сплетение сияющих чистейшей белизной линий, связующих каждый отдельный клинок в единое целое, поднялось в воздух, подобно гигантской цикаде.
– А теперь еще раз, – сказала Адриана, разворачиваясь в другую сторону.
Когда выстрелы стихли, воцарилась тишина, долгая-долгая. Вся армия Лоррейна в полном изумлении, разинув рты, уставилась на зеленые склоны, где ничто не двигалось, кроме клинков, которые плавились и стекали на землю струйками из обожженных, безжизненных рук. Адриана по виду людей с вытаращенными глазами и разинутыми ртами, похожих на выброшенных на берег рыб, осознала, что она продолжает стоять в стременах, высоко подняв вверх руку. Бьющее из руки сияние постепенно меркло.
Зародилось глухое гудение хриплых голосов, которое нарастало и наконец наполнило долину громом радостных воплей.
Эта радость и благодарность предназначались ей.
Она еще раз окинула взглядом трупы, разбросанные на склонах холмов, и ветер донес запах обгорелого тела. Крики нарастали, она протянула Нико Креси.
– Возьми его, – молящим голосом попросила Адриана и в общем оре не услышала собственного голоса. – Возьми его, пока я не упала в обморок.
В следующую секунду все поплыло. Еще слышны были отзвуки криков, и среди них Адриана уловила собственное имя. Сознание медленно угасало, и она постепенно погружалась во мрак.
10
Голлем
– Не мое это дело вам указывать, herr Lehrling, – тихо произнес Роберт, и его лицо в свете лампы уподобилось парящей в воздухе желтой маске, – но это мало похоже на убежище.
– Боишься, что вампиры выпьют всю твою христианскую кровь? – тихо спросил Бен.
В круге света появились руки Роберта, будто они существовали отдельно от его тела, и каким-то неуверенным жестом показали в сторону низко нависающего потолка кирпичной кладки, хитроумного вида конструкции над надгробием, превращенным в стол.
– Чтоб ослепнуть мне на этом самом месте, но ты уверен, что оно ушло?
– Нет, но старик сказал, что ушло. И у нас самих достаточно доказательств, что демон сейчас гуляет где-то по замку.
– Очень научный подход. Откуда тебе известно, что он не находится одновременно в нескольких местах? А может, у него есть брат, мать или дядя, которые остались дома?
– Если ты знаешь более укромное место, где можно спрятаться, так скажи, – уныло огрызнулся Бен и потрогал пальцами сырой пол склепа, пытаясь понять, не кость ли это у него под ногами.
– Дай-ка мне посоображать чуток, – сказал Роберт с нарочито задумчивым видом. – По приказу императора тебя пытались убить. И сейчас солдаты шныряют по всей Праге, приближая день Страшного суда, – и он уже не за горами. А ты не нашел лучше дыры, где спрягаться, как подвал старого еврея, который наплодил тут всяких демонов и рассылает их куда ему вздумается. А одного из них ты, кажется, совсем недавно ограбил.
Бен кусал губы, сам не понимая, что заставило его вновь постучать в дверь дома Исаака бен Иешуа. Интуиция подсказывала ему, что рабби не выдаст солдатам даже своего злейшего врага, и интуиция его не обманула. Да и кому в голову придет искать их здесь?
– Ну а теперь без научного подхода я тебе вот что скажу, – продолжал Роберт. – Сдается мне, что Прага теперь для нас не самое подходящее место, надо нам поискать счастья в других странах и городах.
– Ну и куда же мы, по твоему мнению, должны отправиться?
– Кажется, в Московии очень желают с тобой подружиться.
– А я не желаю, Робин, водить с ними дружбу, я даже слышать об этом не хочу. Ты, конечно, можешь туда отправляться, я же – никогда.
– Что я, им же не я нужен, а ты, – напомнил Роберт.
– Только не надо мною распоряжаться! – вдруг заорал Бен. – Что это все себе вообразили, будто Бен Франклин вещь какая-то, хочу – куплю, хочу – продам, а то и вовсе убью, если в голову взбредет. Это ошибка так думать, и прошу тебя, Роберт, не надо ее совершать, и тебе, Фриск, я тоже не рекомендую. Если вы намерены меня кому-нибудь продать, то знайте: выгоднее всего вам будет продать мой труп! Мне уже чертовски надоело, что меня все время пытаются использовать.
– Послушай, Бен, – тихо сказал Роберт, – я твой друг. Если бы я им не был, то я бы с превеликой радостью в целях собственной безопасности оставил бы тебя на берегу Влтавы или лучше бы треснул тебя сзади по башке, и валяйся ты там, в лесу, пока тебя не найдут молодчики императора. Какой им резон преследовать меня одного? Но с самого первого дня, как ты пожаловал сюда, тебя распирает от гордыни, ты идешь у нее на поводу и совершенно ничего не видишь. Хотя бы сейчас ты посмотри правде в глаза, ответь себе, чего ты хочешь от всех этих королей и знатных особ. Мне-то они все, видит Бог, и даром не нужны. Они не понимают, что такое предательство, что такое грех, их интересует только одно – политика и насущная необходимость. Если ты этого не видишь и не понимаешь, то тогда ничто не убережет тебя от неминуемой смерти. Левиафан разбужен, и тебе лучше держаться от него подальше.
Бен посмотрел ему в лицо:
– Робин, ты все сказал?
– Все, разве что потом соли у тебя попрошу, когда мы тут начнем пожирать друг друга.
Бен выдавил из себя некое подобие смеха.
– Опыт нелегко дается, – согласился он, – и только дурака невозможно ничему научить. Дело в том, Роберт… – Он вдруг почувствовал, что сейчас расплачется, и замолчал, чтобы немного успокоиться. – Все дело в том, что есть вещи, ответственность за которые лежит на мне. Мне нужно исправить свои ошибки, которые я некогда совершил. Два года я разыгрывал из себя прожигателя жизни, я пытался забыть все плохое, но у меня это не получилось. Возможно, мне не удастся спасти этот город, но ведь кто-то же должен хотя бы попытаться.
– А теперь послушай меня внимательно, – сказал Роберт так, будто разговаривал с маленьким ребенком. – Что я называю твоей гордыней? А то, что ты пытаешься сделать нечто, лежащее за пределами твоих сил и возможностей. Понимаешь?
– Понимаю.
– Да ни черта ты не понимаешь! Хоть убей тебя, не понимаешь! Ты не мог спасти Лондон! И если даже ты бы и мог спасти Прагу, шанс упущен.
– Роберт, ты не понимаешь. Я…
– Послушайте!
Слово прозвучало, как выстрел. В перепалке они совершенно забыли о Фриске. Он стоял, прислонившись к стене, сложив на груди руки, плотно сжав губы, тени трепетали на его изрытом оспой лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
– Преобразовывай, – приказала она Джинну, – усиль сродство железа, освободи серу, немедленно.
Невидимая паутина связей, соединяющая клинки, уплотнилась, засверкала, а затем точно так же, как распадаются брачные узы, разорвалась связь между ртутью и серой, которые составляли основу структуры железа. Сплетение сияющих чистейшей белизной линий, связующих каждый отдельный клинок в единое целое, поднялось в воздух, подобно гигантской цикаде.
– А теперь еще раз, – сказала Адриана, разворачиваясь в другую сторону.
Когда выстрелы стихли, воцарилась тишина, долгая-долгая. Вся армия Лоррейна в полном изумлении, разинув рты, уставилась на зеленые склоны, где ничто не двигалось, кроме клинков, которые плавились и стекали на землю струйками из обожженных, безжизненных рук. Адриана по виду людей с вытаращенными глазами и разинутыми ртами, похожих на выброшенных на берег рыб, осознала, что она продолжает стоять в стременах, высоко подняв вверх руку. Бьющее из руки сияние постепенно меркло.
Зародилось глухое гудение хриплых голосов, которое нарастало и наконец наполнило долину громом радостных воплей.
Эта радость и благодарность предназначались ей.
Она еще раз окинула взглядом трупы, разбросанные на склонах холмов, и ветер донес запах обгорелого тела. Крики нарастали, она протянула Нико Креси.
– Возьми его, – молящим голосом попросила Адриана и в общем оре не услышала собственного голоса. – Возьми его, пока я не упала в обморок.
В следующую секунду все поплыло. Еще слышны были отзвуки криков, и среди них Адриана уловила собственное имя. Сознание медленно угасало, и она постепенно погружалась во мрак.
10
Голлем
– Не мое это дело вам указывать, herr Lehrling, – тихо произнес Роберт, и его лицо в свете лампы уподобилось парящей в воздухе желтой маске, – но это мало похоже на убежище.
– Боишься, что вампиры выпьют всю твою христианскую кровь? – тихо спросил Бен.
В круге света появились руки Роберта, будто они существовали отдельно от его тела, и каким-то неуверенным жестом показали в сторону низко нависающего потолка кирпичной кладки, хитроумного вида конструкции над надгробием, превращенным в стол.
– Чтоб ослепнуть мне на этом самом месте, но ты уверен, что оно ушло?
– Нет, но старик сказал, что ушло. И у нас самих достаточно доказательств, что демон сейчас гуляет где-то по замку.
– Очень научный подход. Откуда тебе известно, что он не находится одновременно в нескольких местах? А может, у него есть брат, мать или дядя, которые остались дома?
– Если ты знаешь более укромное место, где можно спрятаться, так скажи, – уныло огрызнулся Бен и потрогал пальцами сырой пол склепа, пытаясь понять, не кость ли это у него под ногами.
– Дай-ка мне посоображать чуток, – сказал Роберт с нарочито задумчивым видом. – По приказу императора тебя пытались убить. И сейчас солдаты шныряют по всей Праге, приближая день Страшного суда, – и он уже не за горами. А ты не нашел лучше дыры, где спрягаться, как подвал старого еврея, который наплодил тут всяких демонов и рассылает их куда ему вздумается. А одного из них ты, кажется, совсем недавно ограбил.
Бен кусал губы, сам не понимая, что заставило его вновь постучать в дверь дома Исаака бен Иешуа. Интуиция подсказывала ему, что рабби не выдаст солдатам даже своего злейшего врага, и интуиция его не обманула. Да и кому в голову придет искать их здесь?
– Ну а теперь без научного подхода я тебе вот что скажу, – продолжал Роберт. – Сдается мне, что Прага теперь для нас не самое подходящее место, надо нам поискать счастья в других странах и городах.
– Ну и куда же мы, по твоему мнению, должны отправиться?
– Кажется, в Московии очень желают с тобой подружиться.
– А я не желаю, Робин, водить с ними дружбу, я даже слышать об этом не хочу. Ты, конечно, можешь туда отправляться, я же – никогда.
– Что я, им же не я нужен, а ты, – напомнил Роберт.
– Только не надо мною распоряжаться! – вдруг заорал Бен. – Что это все себе вообразили, будто Бен Франклин вещь какая-то, хочу – куплю, хочу – продам, а то и вовсе убью, если в голову взбредет. Это ошибка так думать, и прошу тебя, Роберт, не надо ее совершать, и тебе, Фриск, я тоже не рекомендую. Если вы намерены меня кому-нибудь продать, то знайте: выгоднее всего вам будет продать мой труп! Мне уже чертовски надоело, что меня все время пытаются использовать.
– Послушай, Бен, – тихо сказал Роберт, – я твой друг. Если бы я им не был, то я бы с превеликой радостью в целях собственной безопасности оставил бы тебя на берегу Влтавы или лучше бы треснул тебя сзади по башке, и валяйся ты там, в лесу, пока тебя не найдут молодчики императора. Какой им резон преследовать меня одного? Но с самого первого дня, как ты пожаловал сюда, тебя распирает от гордыни, ты идешь у нее на поводу и совершенно ничего не видишь. Хотя бы сейчас ты посмотри правде в глаза, ответь себе, чего ты хочешь от всех этих королей и знатных особ. Мне-то они все, видит Бог, и даром не нужны. Они не понимают, что такое предательство, что такое грех, их интересует только одно – политика и насущная необходимость. Если ты этого не видишь и не понимаешь, то тогда ничто не убережет тебя от неминуемой смерти. Левиафан разбужен, и тебе лучше держаться от него подальше.
Бен посмотрел ему в лицо:
– Робин, ты все сказал?
– Все, разве что потом соли у тебя попрошу, когда мы тут начнем пожирать друг друга.
Бен выдавил из себя некое подобие смеха.
– Опыт нелегко дается, – согласился он, – и только дурака невозможно ничему научить. Дело в том, Роберт… – Он вдруг почувствовал, что сейчас расплачется, и замолчал, чтобы немного успокоиться. – Все дело в том, что есть вещи, ответственность за которые лежит на мне. Мне нужно исправить свои ошибки, которые я некогда совершил. Два года я разыгрывал из себя прожигателя жизни, я пытался забыть все плохое, но у меня это не получилось. Возможно, мне не удастся спасти этот город, но ведь кто-то же должен хотя бы попытаться.
– А теперь послушай меня внимательно, – сказал Роберт так, будто разговаривал с маленьким ребенком. – Что я называю твоей гордыней? А то, что ты пытаешься сделать нечто, лежащее за пределами твоих сил и возможностей. Понимаешь?
– Понимаю.
– Да ни черта ты не понимаешь! Хоть убей тебя, не понимаешь! Ты не мог спасти Лондон! И если даже ты бы и мог спасти Прагу, шанс упущен.
– Роберт, ты не понимаешь. Я…
– Послушайте!
Слово прозвучало, как выстрел. В перепалке они совершенно забыли о Фриске. Он стоял, прислонившись к стене, сложив на груди руки, плотно сжав губы, тени трепетали на его изрытом оспой лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128