Гигантский фотонный планетолет реял в черной пустоте, пристыкованный у внешних доков Спу, и смахивал издалека то ли на сверкающую рапиру с обломанным клинком, то ли на детскую пирамидку – толстая труба фотореактора была вдета в огромный параболоид отражателя, на нее был наколот серебристый диск грузового отсека, а на верхушке блестела шаровидная жилая гондола.
– Ничего машинешка? – небрежно-горделиво сказал Гирин.
– Да уж… – протянул Жилин. Он хотел сказать «бандура», но вовремя спохватился (еще обидится) и выговорил: – Сама чуть меньше Спу…
– Да, это тебе не баран начихал!
– Подходим к станции.
Пятый стыковочный узел, где-то сбоку круглой доковой палубы, был хорошо подсвечен – справа горел зеленый огонь, слева – красный. Две пары белых фар мигали сверху и снизу.
– Идет торможение… – выдал компьютер. – Корабль готов к стыковке.
– Заметно работают двигатели, – проговорил тенорок со Спу, – такие вспышки, вспышки идут…
Гирин отнял руку от клавиш управления и размял пальцы.
– Дальность шестьдесят метров, – нудил комп, – скорость ноль три… Спу пошел вправо… Начал гасить бок…
Гирин промокнул лицо салфеткой, смял ее и сунул в карман.
– Есть гашение боковой… Идем на стыковку.
– Ожидаем касания…
Стыковочный узел угрожающе надвинулся, заняв весь экран.
– Есть касание!
Корабль резко дернулся, гася инерцию, сначала в одну сторону, потом сразу в другую, но рубчатые присоски уже крепко сжимали массивный конус с кокетливо оттопыренными стабилизаторами.
– Есть сцепка!
Бот качнулся – так вздрагивает горячее тело, когда до него дотрагиваешься холодной ладонью. Запищала и заскрипела герметическая перемычка, пару раз за бортом коротко прошипело, и все – привычные звуки как-то сразу угасли. Зато явственно прорезались станционные шумы. Потрескивание, изредка – пощелкивающий скрип; о чем-то неразборчиво толковали громкоговорители на доковой палубе, доносились голоса и гремящие шаги.
– Приехали, – сказал Громыко и вынул из замка ключ от стартера.
Глава 6
ОРБИТАЛЬНАЯ СТАНЦИЯ СПУ-1 «ПРОМЕЖУТОЧНАЯ»
Все вместе они проплыли в кессон станции, уцепились подковками за магнитную дорожку и прошкандыбали в переходной отсек. А там – не протолкнуться, отсек был битком набит. Добровольцы, межпланетники, планетологи, любопытствующие пассажиры. Говорили все сразу:
– А пробы? Пробы вы хоть брали? Да? И что?
– На Церере, ты имеешь в виду?
– Ну а мы о чем говорим?
– Да все то же самое – углистые хондриты и клатраты, «нифе» мало. Из чего там строить – не знаю…
– …Ред, дай глянуть! Нет-нет, вон ту! Ага…
– Черт, всю регистрограмму размотал… А? На, держи… Да ты сматывай, сматывай…
– …Нет, разлом доходит до Земли Афродиты, вот досюда, а здесь вот… нет-нет, здесь – да что ты мне говоришь! Я же знаю… Обнажения суперские, классные просто – дунит, гиперстеновый пироксенит, эклогиты…
– О-ля-ля!
– Заметь: те же глубинные ультраосновные… слышишь, что говорю?
– …Ой, да согреем мы этот Марс! Подумаешь… Разговору больше.
– Думай, что говоришь! Это ж тебе планета, а не банька!
– Пф-ф! Подумаешь, планета! Да хоть две планеты!
– …Это только так кажется, что «Бора» велика. Внутри-то тот же ионолет – смотреть не на что…
– Ну, ты как скажешь! Рейсовик есть рейсовик. Целый километр в длину – это тебе не что-нибудь!
– Это ж Виджай, ему лишь бы поспорить! Сам же видел, какая там «юбка» – полкилометра в растворе!
– Во-во! А в длину эта «макси», считай, метров семьсот, даже семьсот пятьдесят! И что от самого корабля остается? Фиг да маленько! Ну, метров сто от силы…
– Да?! А двести пятьдесят – не хочешь?!
– Ну, двести пятьдесят…
Жилин отодвинул дежурного диспетчера, чесавшего язык со всеми за компанию, и повелительно сказал:
– Проходите на палубу, не стойте! Чего зря толкаться?
Ребята и девушки, звякая и цокая по магнитному полу, протиснулись в помещение с куполообразным потолком. Галдеж почти прекратился, и все посмотрели на Жилина, парни – выжидающе, девушки – с интересом. Глеб непринужденно улыбнулся.
– Меня зовут Жилин, – представился он, – Глеб Жилин. Я – главный киберинженер проекта и ваше непосредственное начальство. По всем вопросам обращайтесь ко мне.
Толпа зашумела.
– Все тут, никого не забыли? – повысил голос Жилин. – Корелли… Алишеров… Ивернева… Никольский… Черняк… Соловейчик… Так, вижу… Сугорин… Свантессон… Вижу, вижу… А Шимшони где?
– Здесь я!
– А, извини, Яэль… Завьялов… Быстров… Вожжеватов… Я правильно назвал? Ага… Вот тебя не помню.
– Морган, сэр! Тимофеем звать!
– Из Джакоя? Ясненько… Все, что ли? Что-то мало вас…
Раздались голоса:
– Щас еще придут!
– А Танька с Катюхой где? Где? Скажите им, чтоб сюда шли!
– Вон Родин еще!
– Вылазь, вылазь давай!
Стесняясь, из толпы вышел Антон Родин. Голова у него была обрита наголо.
– Антон Родин, – сказал он с ноткой нерешительности, – стажер.
– Ну и как, стажер? – улыбнулся Жилин. – Дозвонился до… одного человека?
– Дозвонился… – засмущался Антон.
В толпе никто ничего не понял, только Марина хитро улыбнулась и что-то прошептала на ухо бледненькой Рите Иверневой. Рита поджала губки, боясь засмеяться.
– Не вижу Гупту… – заозирался Жилин.
– Ты где, Виджай?
– Да вон он, в «малинник» забрался!
– Тут я! – поднял руку смуглый парень приятной наружности. Он покосился на стайку девушек и сказал, соображая: – Получается, все девушки будут работать на Базе?
– Получается, – улыбнулся Жилин.
В толпе зашумели. Слышались возгласы:
– Ничего себе! Так нечестно!
– Гунилла, ты-то хоть с нами?
– С ними!
– Предательница!
– Не, вы как хотите, а я перевожусь на Базу!
– А то никакой жизни!
Из «малинника» звонко утешили:
– Ничего, будет и на вашей улице праздник!
– Когда перевернется «КамАЗ» с печеньем… – добавил кто-то после короткой паузы.
Тут лекторский голос Йенсена покрыл веселый шум:
– Добрый день, господа! Здравствуйте!
Толпа расступилась, и Ларс Юлиус Йенсен, лауреат Большой премии Яна Амоса Коменского, лауреат Геродотовской премии, профессор Ладожского университета, директор Петербургского института планетологии, почетный доктор Кембриджского университета и действительный член Всемирной де сиянс академии, оказался в середине круга. За ним выдвинулся высокий, стройный африканец, сложенный, как равнобедренный треугольник, и симпатичный по европейским стандартам – губы у него были не так чтобы тонкими, но и не вывернутыми, нос – вполне прямым, а все лицо – длинным. В общем, не совсем африканский фенотип.
– Знакомьтесь, господа! – торжественно провозгласил Йенсен. – Габа Оле-Сенду, штурман корабля «Бора»…
Глаза бваны Оле-Сенду выпучились абсолютно по-африкански.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Ничего машинешка? – небрежно-горделиво сказал Гирин.
– Да уж… – протянул Жилин. Он хотел сказать «бандура», но вовремя спохватился (еще обидится) и выговорил: – Сама чуть меньше Спу…
– Да, это тебе не баран начихал!
– Подходим к станции.
Пятый стыковочный узел, где-то сбоку круглой доковой палубы, был хорошо подсвечен – справа горел зеленый огонь, слева – красный. Две пары белых фар мигали сверху и снизу.
– Идет торможение… – выдал компьютер. – Корабль готов к стыковке.
– Заметно работают двигатели, – проговорил тенорок со Спу, – такие вспышки, вспышки идут…
Гирин отнял руку от клавиш управления и размял пальцы.
– Дальность шестьдесят метров, – нудил комп, – скорость ноль три… Спу пошел вправо… Начал гасить бок…
Гирин промокнул лицо салфеткой, смял ее и сунул в карман.
– Есть гашение боковой… Идем на стыковку.
– Ожидаем касания…
Стыковочный узел угрожающе надвинулся, заняв весь экран.
– Есть касание!
Корабль резко дернулся, гася инерцию, сначала в одну сторону, потом сразу в другую, но рубчатые присоски уже крепко сжимали массивный конус с кокетливо оттопыренными стабилизаторами.
– Есть сцепка!
Бот качнулся – так вздрагивает горячее тело, когда до него дотрагиваешься холодной ладонью. Запищала и заскрипела герметическая перемычка, пару раз за бортом коротко прошипело, и все – привычные звуки как-то сразу угасли. Зато явственно прорезались станционные шумы. Потрескивание, изредка – пощелкивающий скрип; о чем-то неразборчиво толковали громкоговорители на доковой палубе, доносились голоса и гремящие шаги.
– Приехали, – сказал Громыко и вынул из замка ключ от стартера.
Глава 6
ОРБИТАЛЬНАЯ СТАНЦИЯ СПУ-1 «ПРОМЕЖУТОЧНАЯ»
Все вместе они проплыли в кессон станции, уцепились подковками за магнитную дорожку и прошкандыбали в переходной отсек. А там – не протолкнуться, отсек был битком набит. Добровольцы, межпланетники, планетологи, любопытствующие пассажиры. Говорили все сразу:
– А пробы? Пробы вы хоть брали? Да? И что?
– На Церере, ты имеешь в виду?
– Ну а мы о чем говорим?
– Да все то же самое – углистые хондриты и клатраты, «нифе» мало. Из чего там строить – не знаю…
– …Ред, дай глянуть! Нет-нет, вон ту! Ага…
– Черт, всю регистрограмму размотал… А? На, держи… Да ты сматывай, сматывай…
– …Нет, разлом доходит до Земли Афродиты, вот досюда, а здесь вот… нет-нет, здесь – да что ты мне говоришь! Я же знаю… Обнажения суперские, классные просто – дунит, гиперстеновый пироксенит, эклогиты…
– О-ля-ля!
– Заметь: те же глубинные ультраосновные… слышишь, что говорю?
– …Ой, да согреем мы этот Марс! Подумаешь… Разговору больше.
– Думай, что говоришь! Это ж тебе планета, а не банька!
– Пф-ф! Подумаешь, планета! Да хоть две планеты!
– …Это только так кажется, что «Бора» велика. Внутри-то тот же ионолет – смотреть не на что…
– Ну, ты как скажешь! Рейсовик есть рейсовик. Целый километр в длину – это тебе не что-нибудь!
– Это ж Виджай, ему лишь бы поспорить! Сам же видел, какая там «юбка» – полкилометра в растворе!
– Во-во! А в длину эта «макси», считай, метров семьсот, даже семьсот пятьдесят! И что от самого корабля остается? Фиг да маленько! Ну, метров сто от силы…
– Да?! А двести пятьдесят – не хочешь?!
– Ну, двести пятьдесят…
Жилин отодвинул дежурного диспетчера, чесавшего язык со всеми за компанию, и повелительно сказал:
– Проходите на палубу, не стойте! Чего зря толкаться?
Ребята и девушки, звякая и цокая по магнитному полу, протиснулись в помещение с куполообразным потолком. Галдеж почти прекратился, и все посмотрели на Жилина, парни – выжидающе, девушки – с интересом. Глеб непринужденно улыбнулся.
– Меня зовут Жилин, – представился он, – Глеб Жилин. Я – главный киберинженер проекта и ваше непосредственное начальство. По всем вопросам обращайтесь ко мне.
Толпа зашумела.
– Все тут, никого не забыли? – повысил голос Жилин. – Корелли… Алишеров… Ивернева… Никольский… Черняк… Соловейчик… Так, вижу… Сугорин… Свантессон… Вижу, вижу… А Шимшони где?
– Здесь я!
– А, извини, Яэль… Завьялов… Быстров… Вожжеватов… Я правильно назвал? Ага… Вот тебя не помню.
– Морган, сэр! Тимофеем звать!
– Из Джакоя? Ясненько… Все, что ли? Что-то мало вас…
Раздались голоса:
– Щас еще придут!
– А Танька с Катюхой где? Где? Скажите им, чтоб сюда шли!
– Вон Родин еще!
– Вылазь, вылазь давай!
Стесняясь, из толпы вышел Антон Родин. Голова у него была обрита наголо.
– Антон Родин, – сказал он с ноткой нерешительности, – стажер.
– Ну и как, стажер? – улыбнулся Жилин. – Дозвонился до… одного человека?
– Дозвонился… – засмущался Антон.
В толпе никто ничего не понял, только Марина хитро улыбнулась и что-то прошептала на ухо бледненькой Рите Иверневой. Рита поджала губки, боясь засмеяться.
– Не вижу Гупту… – заозирался Жилин.
– Ты где, Виджай?
– Да вон он, в «малинник» забрался!
– Тут я! – поднял руку смуглый парень приятной наружности. Он покосился на стайку девушек и сказал, соображая: – Получается, все девушки будут работать на Базе?
– Получается, – улыбнулся Жилин.
В толпе зашумели. Слышались возгласы:
– Ничего себе! Так нечестно!
– Гунилла, ты-то хоть с нами?
– С ними!
– Предательница!
– Не, вы как хотите, а я перевожусь на Базу!
– А то никакой жизни!
Из «малинника» звонко утешили:
– Ничего, будет и на вашей улице праздник!
– Когда перевернется «КамАЗ» с печеньем… – добавил кто-то после короткой паузы.
Тут лекторский голос Йенсена покрыл веселый шум:
– Добрый день, господа! Здравствуйте!
Толпа расступилась, и Ларс Юлиус Йенсен, лауреат Большой премии Яна Амоса Коменского, лауреат Геродотовской премии, профессор Ладожского университета, директор Петербургского института планетологии, почетный доктор Кембриджского университета и действительный член Всемирной де сиянс академии, оказался в середине круга. За ним выдвинулся высокий, стройный африканец, сложенный, как равнобедренный треугольник, и симпатичный по европейским стандартам – губы у него были не так чтобы тонкими, но и не вывернутыми, нос – вполне прямым, а все лицо – длинным. В общем, не совсем африканский фенотип.
– Знакомьтесь, господа! – торжественно провозгласил Йенсен. – Габа Оле-Сенду, штурман корабля «Бора»…
Глаза бваны Оле-Сенду выпучились абсолютно по-африкански.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116