Пусть повлияет на Гуниллу! Она… – Гирин быстро обернулся на люк в рубку и приблизил лицо к заинтригованному Антону. – Мой Митрич в эту фрекен влюбился! Втрескался, как мальчик! Назначает ей свидание, а она ему: «Не приходи! Мне нравится другой!»
– Да перестань ты, – сказал Габа снисходительно, – девки, они и есть девки, у них всегда одно на уме… Молодые, красивые, в голове вакуум… Да они просто не замечают никого, мы для них прозрачны, а «взор окунут в даль прекрасну»! Дурные они еще.
– Нет, какой был возраст! – погрустнел Гирин, возводя очи горе. – Только и разговору было – у кого с кем роман. И когда только учиться успевали?..
Нетерпеливо запиликал интерком.
– Макс! – сипло воззвал Громыко. – Смени меня на контроле отражателя! Перекушу хоть… А то поворот скоро.
– Пошлите! – подхватился Габа.
– Не «пошлите», а «пойдемте», – басом отозвался Гирин, тоже покидая кресло. – Когда ж ты язык выучишь, нерусь?
– А сам-то! – презрительно фыркнул Габа и с проворством шмыгнул в люк.
– Я уберу, – вставил Антон.
– Ага, – кивнул Гирин обрадованно, – тогда я побежал!
Командир пролез в рубку, а стажер открыл крышку в середине стола и спровадил остатки кекса и грязную посуду в мусоропровод.
«Пойдем поищем остальных» – сказал Антон сам себе.
Ноги сами принесли его к просторной каюте Жилина. Как всегда, она была полна народу. Добровольцев набилось, как селедок в банке. Кто-то бубнил:
– Смысл жизни – в самой жизни. Живем – и ладно. А то смысл, не смысл…
– Жить – хорошо!
– Процесс ради процесса! Чтоб ты еще сказал!
– Правильно!
– А тебе лишь бы поспорить, Пракеш! Вот натура!
– Так ведь важен не сам процесс, а его результат! Какой у жизни результат может быть?
– Как какой? Новая жизнь!
– Правильно!
– Глеб Петрович, а как по-вашему, в чем смысл жития?
– Плодиться и размножаться, – последовал ответ.
– Ну-у, это как-то примитивно… Слишком уж естественно!
– А с чего ты взял, что природа делает нам скидку на разум? Ей все равно – червь ты или человек, лишь бы вид сохранялся.
– Ну, не знаю… Тогда зачем разум? Для этого и инстинкта довольно…
– Это на биологически активной планете, Володя. Мы таких знаем с десяток, да и то – предположительно, а всего известных нам планет наберется… тыщ десять, где-то так. Их-то кому заселять? Кому-то на ракетах… Согласись!
– Правильно!
– Прямо как мы! А что? Луну и ту, на что уж мертвый мир, а заселили же! Теперь вот Марс…
– Потом Венеру!
Антон втиснулся в толпу и пролез поближе.
– Привет, Антон! – сказал сухощавый Сугорин.
– Привет, – ответил Родин, и ему стало неловко. Он постоянно встречался с Сугориным – то в кают-компании, то просто в коридоре, здоровался с ним, а как того зовут – не знал. Спросить же стеснялся – что тот о нем подумает?
– Превратить Марс во вторую Землю… – продолжал Сугорин, – Разве плохо?
– А что хорошего? – неожиданно для себя высказался Антон и прикусил язык. Но все уже обернулись к нему. Вышедшая из второй комнаты Марина остановилась и сложила руки под грудью.
– Это что-то новенькое! – развеселилась она.
– Да нет, – заторопился Антон, боясь, что не успеет объяснить, – генерация атмосферы, колонизация – это все хорошо, так и надо! Но зачем на Марсе яблоням цвести? Ума не приложу! Зачем завозить туда зверюг с Земли? Это ж копия получится – и куда хуже оригинала! Ты вот говоришь – Вторая Земля. А по-моему, должен быть второй Марс!
Марина, поглядывая на Антона, пробралась к Жилину, прижалась к его спине и обняла за плечи. Крепкая мозолистая ладонь Глеба извечно мужским жестом прикрыла маленькую Маринину ладошку.
– А знаешь, Игорь, – сказал он Сугорину («Игорь! – обрадовался Антон. – Буду знать!»), – Антон в чем-то прав. Ты вот бывал на Луне? Я там работал и знаю, что луняне, как это ни странно, недолюбливают оранжереи и вообще земные растения. Тем более – всякую живность. И я их хорошо понимаю – для Луны флора противоестественна и считается чуть ли не извращением. А что до Марса… Этой планете надо дать шанс. Не насаживать яблони и елки, а расплодить свое – те же марсианские кактусы или марсианский саксаул. Сначала группками, рощицами, потом и лесочками.
– Еще древолисты есть! И марсианская колючка!
– Конечно, Марс – биологически пассивная планета, но, с другой-то стороны, он же почти не исследован, сплошная terra incognita и hiс sunt leones…
Польщенный Антон победоносно глянул на примолкшего Сугорина.
– Правильно! – постановили в толпе.
– Да! – сказал с живостью коварный Сугорин. – Все хотел спросить… Это правда, что вы как-то киберам стампиду устроили?
– Все-то ты знаешь… – усмехнулся Жилин. – Правда.
– А расскажете?
– Да поздно уже, разворот вот-вот начнется… И Макс еще просил киберштурманом заняться… Потом как-нибудь.
– Расскажите! – заныли в толпе. – Все равно еще не объявляли!
– Вот пристали… – проворчал Жилин и начал с неохотой: – Ну, что там рассказывать? Случилось это в 73-м. Я тогда еще в поручиках ходил. Как раз был в отпуске и решил не сидеть зря, а подработать – и отдохнуть заодно. И махнул в Африку, в район Нью-Серенгети – я и еще человек пятнадцать дипломников из Новосибирска, ну, из института экспериментальной кибернетики. В саванне как раз начинали строить микропогодные станции, чтобы больше не горела… Ох и радости было! Ну, вы представьте – студиозусы и вдруг остаются посреди дикой Африки! Настоящие баобабы вокруг, «жирафьи зонтики» акаций, слоны, львы, носороги! Два месяца пролетели, как один день.
И вот под самый конец отпуска – все уже сидели на чемоданах – ко мне в тент вбегает Ивэн Нканата, староста, и кричит: «Ндегге мкубва! Ндегге мкубва! » Я выскакиваю – с запада приближаются три громадных шестивинтовых геликоптера…
– Сентябрьская война, – проронил Сугорин.
– Да. А мы-то не знали! Мы все думали, это за нами! Помню, еще удивлялись – зачем целых три, нам бы и одного за глаза хватило… Ну и вот, вертолеты садятся – лопасти еще крутятся, свиристят, пыль столбом, а аппарели уже откидываются, и по ним сбегают черные, бритоголовые, пятнистые, наглые, сбегают и клацают автоматами, бегом окружают вертушки, берут нас на прицел, орут, командуют, скалятся, палят поверх голов…
Тут только до нас и дошло. Нканата мне шепчет: «Это интернацисты, понял? „Солнцеподобный“ Мбуви стал на тропу войны!» Я, говорю, и сам вижу, да что толку? Мы же все честные да благонравные, блюдем закон: если военные действия вести, то исключительно гуманные, а оружие применять исключительно несмертельное. Господи, да у нас на весь лагерь было то ли пять, то ли шесть парализаторов, мы их с собой брали, когда в ночную шли – гиен усыплять или там леопардов. А у этих – старые «абаканы», и начхать они хотели на закон о военной технике!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Да перестань ты, – сказал Габа снисходительно, – девки, они и есть девки, у них всегда одно на уме… Молодые, красивые, в голове вакуум… Да они просто не замечают никого, мы для них прозрачны, а «взор окунут в даль прекрасну»! Дурные они еще.
– Нет, какой был возраст! – погрустнел Гирин, возводя очи горе. – Только и разговору было – у кого с кем роман. И когда только учиться успевали?..
Нетерпеливо запиликал интерком.
– Макс! – сипло воззвал Громыко. – Смени меня на контроле отражателя! Перекушу хоть… А то поворот скоро.
– Пошлите! – подхватился Габа.
– Не «пошлите», а «пойдемте», – басом отозвался Гирин, тоже покидая кресло. – Когда ж ты язык выучишь, нерусь?
– А сам-то! – презрительно фыркнул Габа и с проворством шмыгнул в люк.
– Я уберу, – вставил Антон.
– Ага, – кивнул Гирин обрадованно, – тогда я побежал!
Командир пролез в рубку, а стажер открыл крышку в середине стола и спровадил остатки кекса и грязную посуду в мусоропровод.
«Пойдем поищем остальных» – сказал Антон сам себе.
Ноги сами принесли его к просторной каюте Жилина. Как всегда, она была полна народу. Добровольцев набилось, как селедок в банке. Кто-то бубнил:
– Смысл жизни – в самой жизни. Живем – и ладно. А то смысл, не смысл…
– Жить – хорошо!
– Процесс ради процесса! Чтоб ты еще сказал!
– Правильно!
– А тебе лишь бы поспорить, Пракеш! Вот натура!
– Так ведь важен не сам процесс, а его результат! Какой у жизни результат может быть?
– Как какой? Новая жизнь!
– Правильно!
– Глеб Петрович, а как по-вашему, в чем смысл жития?
– Плодиться и размножаться, – последовал ответ.
– Ну-у, это как-то примитивно… Слишком уж естественно!
– А с чего ты взял, что природа делает нам скидку на разум? Ей все равно – червь ты или человек, лишь бы вид сохранялся.
– Ну, не знаю… Тогда зачем разум? Для этого и инстинкта довольно…
– Это на биологически активной планете, Володя. Мы таких знаем с десяток, да и то – предположительно, а всего известных нам планет наберется… тыщ десять, где-то так. Их-то кому заселять? Кому-то на ракетах… Согласись!
– Правильно!
– Прямо как мы! А что? Луну и ту, на что уж мертвый мир, а заселили же! Теперь вот Марс…
– Потом Венеру!
Антон втиснулся в толпу и пролез поближе.
– Привет, Антон! – сказал сухощавый Сугорин.
– Привет, – ответил Родин, и ему стало неловко. Он постоянно встречался с Сугориным – то в кают-компании, то просто в коридоре, здоровался с ним, а как того зовут – не знал. Спросить же стеснялся – что тот о нем подумает?
– Превратить Марс во вторую Землю… – продолжал Сугорин, – Разве плохо?
– А что хорошего? – неожиданно для себя высказался Антон и прикусил язык. Но все уже обернулись к нему. Вышедшая из второй комнаты Марина остановилась и сложила руки под грудью.
– Это что-то новенькое! – развеселилась она.
– Да нет, – заторопился Антон, боясь, что не успеет объяснить, – генерация атмосферы, колонизация – это все хорошо, так и надо! Но зачем на Марсе яблоням цвести? Ума не приложу! Зачем завозить туда зверюг с Земли? Это ж копия получится – и куда хуже оригинала! Ты вот говоришь – Вторая Земля. А по-моему, должен быть второй Марс!
Марина, поглядывая на Антона, пробралась к Жилину, прижалась к его спине и обняла за плечи. Крепкая мозолистая ладонь Глеба извечно мужским жестом прикрыла маленькую Маринину ладошку.
– А знаешь, Игорь, – сказал он Сугорину («Игорь! – обрадовался Антон. – Буду знать!»), – Антон в чем-то прав. Ты вот бывал на Луне? Я там работал и знаю, что луняне, как это ни странно, недолюбливают оранжереи и вообще земные растения. Тем более – всякую живность. И я их хорошо понимаю – для Луны флора противоестественна и считается чуть ли не извращением. А что до Марса… Этой планете надо дать шанс. Не насаживать яблони и елки, а расплодить свое – те же марсианские кактусы или марсианский саксаул. Сначала группками, рощицами, потом и лесочками.
– Еще древолисты есть! И марсианская колючка!
– Конечно, Марс – биологически пассивная планета, но, с другой-то стороны, он же почти не исследован, сплошная terra incognita и hiс sunt leones…
Польщенный Антон победоносно глянул на примолкшего Сугорина.
– Правильно! – постановили в толпе.
– Да! – сказал с живостью коварный Сугорин. – Все хотел спросить… Это правда, что вы как-то киберам стампиду устроили?
– Все-то ты знаешь… – усмехнулся Жилин. – Правда.
– А расскажете?
– Да поздно уже, разворот вот-вот начнется… И Макс еще просил киберштурманом заняться… Потом как-нибудь.
– Расскажите! – заныли в толпе. – Все равно еще не объявляли!
– Вот пристали… – проворчал Жилин и начал с неохотой: – Ну, что там рассказывать? Случилось это в 73-м. Я тогда еще в поручиках ходил. Как раз был в отпуске и решил не сидеть зря, а подработать – и отдохнуть заодно. И махнул в Африку, в район Нью-Серенгети – я и еще человек пятнадцать дипломников из Новосибирска, ну, из института экспериментальной кибернетики. В саванне как раз начинали строить микропогодные станции, чтобы больше не горела… Ох и радости было! Ну, вы представьте – студиозусы и вдруг остаются посреди дикой Африки! Настоящие баобабы вокруг, «жирафьи зонтики» акаций, слоны, львы, носороги! Два месяца пролетели, как один день.
И вот под самый конец отпуска – все уже сидели на чемоданах – ко мне в тент вбегает Ивэн Нканата, староста, и кричит: «Ндегге мкубва! Ндегге мкубва! » Я выскакиваю – с запада приближаются три громадных шестивинтовых геликоптера…
– Сентябрьская война, – проронил Сугорин.
– Да. А мы-то не знали! Мы все думали, это за нами! Помню, еще удивлялись – зачем целых три, нам бы и одного за глаза хватило… Ну и вот, вертолеты садятся – лопасти еще крутятся, свиристят, пыль столбом, а аппарели уже откидываются, и по ним сбегают черные, бритоголовые, пятнистые, наглые, сбегают и клацают автоматами, бегом окружают вертушки, берут нас на прицел, орут, командуют, скалятся, палят поверх голов…
Тут только до нас и дошло. Нканата мне шепчет: «Это интернацисты, понял? „Солнцеподобный“ Мбуви стал на тропу войны!» Я, говорю, и сам вижу, да что толку? Мы же все честные да благонравные, блюдем закон: если военные действия вести, то исключительно гуманные, а оружие применять исключительно несмертельное. Господи, да у нас на весь лагерь было то ли пять, то ли шесть парализаторов, мы их с собой брали, когда в ночную шли – гиен усыплять или там леопардов. А у этих – старые «абаканы», и начхать они хотели на закон о военной технике!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116