И тишина…
Габа вышел в центральный транспортный терминал и потянулся почесать в затылке, но вспомнил о шлеме и скомкал непроизвольное движение. От терминала веером, вразлет, расходились четыре квадратных в сечении коридора, а влево загибала прозрачная трубчатая галерея, висящая над атриумом. Вдобавок ко всему наверх, к лифтам, уводил широкий пандус с исшарканными магнитными дорожками. Где ему искать агрегатный отсек, Габа даже не представлял себе, но два указателя, тускло помаргивающие под потолком, помогли ему сориентироваться: один зазывал к блокам мезоядерной станции, в зал отдыха, пункт связи и общий модуль, а другой – к жилым отсекам, медблоку и агрегатному отсеку. Определив свою траекторию, штурман зашагал по радиальному коридору – осторожно, по стенке, по стенке, – и почти тут же до него докатились мерные гулкие удары, колкий скрип и пронзительное шипение. Бой там идет? Или работа?
– Алё?.. – осторожно позвал Габа. – Люди! Вы где?
Шлем чиркнул о потолок и штурман пригнулся. Дальше стены коридора схлопывались, пожамканные и погнутые, органика на них трещала и шипела, пучась жаровыми пузырями. А в полу зияла грубо вырезанная дырища с оплывинами и потеками по краям.
– Алё!
– Кто?! Кто здесь? – в наушники прорвался чужой, сиплый от надрыва голос. – «Бора»?!
– А кто ж еще!..
– О-о! – завопил голос. – Ванька, наши! Щас мы… а вы где?
– А черт его знает! Тут, в полу, дыра!
– «Мыряйте» в нее! Там потолок, правда, провис, но ничего, пройти можно! Черт, я уж думал, вообще никто не придет!
– Ну, здрасте…
Габа отцепился от пола, доплыл до поворота и замер, как предки в старину замирали, высматривая льва-симбу. Тишь да гладь. Из осевого коридора, от централи управления, где засели пурпуры, не доносилось ни звука. Не шевельнется тень, не дрогнет отсвет. Габа бесшумно вернулся и «мырнул» в дыру.
Нижняя палуба повторяла верхнюю. Тем же коленом выгнутый коридор, та же цепочка красных фонариков. И изломки льда, кружащиеся в воздухе. Крупка, блестки, кристаллики, большие куски – переливчатые, сверкающие рубином, отсвечивающие мокрым улем, угрюмо кровенеющие и вспыхивающие ало-золотистым. Распихивая кувыркающееся леденье, Габа на карачках прополз под нависшими панелями потолка, сочащимися струйными дымками, меж стен, пошедших складками, и выбрался в коридорный отсек, примыкавший к энергомодулям.
– Стой! Кто идет?
Из ниши в стене высунулся худущий человек в сером комбинезоне техника и в теплом подшлемнике. Руки его неумело сжимали квантовый разрядник.
– Свои, – буркнул Габа. – Ты так больше не делай – не кричи и не пали в воздух. Бей сразу по ногам.
– Ну, ты мне щас наговоришь… – протянул дозорный, опуская дуло разрядника.
– Вот тебе и «ну»! Пока ты кричал, я тебя раз пять подряд смог бы пристрелить…
Габа демонстративно поставил «Биденхандер» на предохранитель и закинул на спину, в захват.
– Волков? – кивнул он на нашивку с фамилией, крепившуюся над карманом комбеза.
– Волков! Толя! – Дозорный переложил оружие в левую руку и протянул правую. Габа вздохнул – неисправим! – и пожал ее.
– Габа. Где все?
– А тут они! Пошли!
Они свернули в поперечный коридор и вышли в кубическую камеру, похожую на кессон.
– Пурпуры нас отбросили в нижние модули и заблокировали! Ты удачно попал… э-э… Габа, как раз с нашей стороны!
У входа в камеру стоял длинноволосый парень в гермошлеме. Обеими руками он держал квантовый пистолет, направляя железку дулом вверх. Гермошлем медленно качнулся, приветствуя вошедших, а левая ладонь похлопала по нашивке над нагрудным карманом, где значилась фамилия «Калитин». Габа молча пожал длинноволосому руку.
Напротив входного люка имелся другой, широкий и полукруглый, у самого пола. Из горловины торчали, подергиваясь, две ноги в серебристых «космических» сапогах, а рядом реял в воздухе инженер-контролер Одинцов. Сам он был в скафандре, но без шлема. Пол-лица инженер-контролера скрывалось под черным намордником кислородной маски, голова была обмотана белым стерильным эластиком.
– Пришли, Ванька! – закричал он, опуская маску. – Вылезай!
Давление воздуха в отсеке было столь мало, что крик его был еле слышен. Ванька неуклюже зашебуршился и раком вылез из люка. В руке он сжимал плазменный излучатель – не лучемет какой-нибудь, а фузионный рабочий инструмент, годный хоть для сварки, хоть для резки.
– О! – повеселел Иван Гомес, углядев пирамидальный ствол дезинтегратора. – Живем!
– Я не понял. – Габа присел на корточки и заглянул в люк. – Вы к централи пробиваетесь или куда?
– К емкостям! А тут лед не дает!
– С-суки эти пурпурные постарались! Мало того, что весь ярус разгерметизировали, так еще и цистерну нам пробили! И вся вода – сюда! Будто специально!
– Хотим устроить просадку в системе, – объяснил Толик Волков. – Успеем если закоротить энерговод, сработает блокировка и антенна сама вырубится. А тут этот лед! Как назло, прямо!
– А-а… – врубился Габа. – А я-то думаю, чего им этот лед дался? Теперь понятно… Пусти-ка…
Габа пролез в узкую ледяную пещерку и решил для начала расширить жилплощадь. «Шш-ши-и-и-хххх!» Дезинтегратор полыхнул оранжевым, и в люк, брызжа конденсатом, повалил грязно-серый пар.
– Ага!
– Пошло дело!
Вспышки окрашивали испарения в густой апельсиновый цвет, в люке что-то сыпалось, скворчало, брызгало и звенело леденеющими на лету каплями. Габа поднялся на ноги и позвал:
– Иван Батькович! Залазь!
«Иван Батькович» уцепился руками за край и втянул себя в люк. Его ждало среднее арифметическое между морозильником и парилкой. Оплавленный пористый лед мрел за крутящимся паром, намерзшие сосульки, гребенчато топырящиеся в стороны, оплывали талой водой.
– Ты давай с этой стороны, – показал Габа, – а я с этой.
– Бу-сде!
Два плазменных заряда крутящимися огненными буравами просверлили ледяную «затычку», описали квадрат, и мутно-зеленая глыба, скрежетнув по потолку, мягко отвалилась, поплыла, колеблясь и качаясь. Габа хотел отпихнуть ее ногой, но сноровистый Ванька перехватил ледовину и пропихнул ее в люк.
– Серега! Держи!
– О, вот это я понимаю – кубик!
И опять струйка плазмы ушла в лед, не плавя, даже не испаряя, а буквально сжигая воду. Вспышка. Еще! Со скрипом, скалывая тонкие сквозистые пластинки, пополз, перекручиваясь и ломаясь, толстый ледовый брус. И вдруг гул прошел по палубам, отзываясь втореньем в закоулках. Пол выбух горбом, опрокидывая людей, сминая гармошкой стену, и из коридора ударил воющий свист вырывающегося воздуха. Туман колыхнулся и потек слоистыми лентами.
– Саморазряд! Ч-черт…
– Только этого нам еще и не хватало!
Ледяная пробка, раскрошенная у потолка, подалась, вываливаясь внутрь, и в образовавшуюся дыру пахнуло горячим воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Габа вышел в центральный транспортный терминал и потянулся почесать в затылке, но вспомнил о шлеме и скомкал непроизвольное движение. От терминала веером, вразлет, расходились четыре квадратных в сечении коридора, а влево загибала прозрачная трубчатая галерея, висящая над атриумом. Вдобавок ко всему наверх, к лифтам, уводил широкий пандус с исшарканными магнитными дорожками. Где ему искать агрегатный отсек, Габа даже не представлял себе, но два указателя, тускло помаргивающие под потолком, помогли ему сориентироваться: один зазывал к блокам мезоядерной станции, в зал отдыха, пункт связи и общий модуль, а другой – к жилым отсекам, медблоку и агрегатному отсеку. Определив свою траекторию, штурман зашагал по радиальному коридору – осторожно, по стенке, по стенке, – и почти тут же до него докатились мерные гулкие удары, колкий скрип и пронзительное шипение. Бой там идет? Или работа?
– Алё?.. – осторожно позвал Габа. – Люди! Вы где?
Шлем чиркнул о потолок и штурман пригнулся. Дальше стены коридора схлопывались, пожамканные и погнутые, органика на них трещала и шипела, пучась жаровыми пузырями. А в полу зияла грубо вырезанная дырища с оплывинами и потеками по краям.
– Алё!
– Кто?! Кто здесь? – в наушники прорвался чужой, сиплый от надрыва голос. – «Бора»?!
– А кто ж еще!..
– О-о! – завопил голос. – Ванька, наши! Щас мы… а вы где?
– А черт его знает! Тут, в полу, дыра!
– «Мыряйте» в нее! Там потолок, правда, провис, но ничего, пройти можно! Черт, я уж думал, вообще никто не придет!
– Ну, здрасте…
Габа отцепился от пола, доплыл до поворота и замер, как предки в старину замирали, высматривая льва-симбу. Тишь да гладь. Из осевого коридора, от централи управления, где засели пурпуры, не доносилось ни звука. Не шевельнется тень, не дрогнет отсвет. Габа бесшумно вернулся и «мырнул» в дыру.
Нижняя палуба повторяла верхнюю. Тем же коленом выгнутый коридор, та же цепочка красных фонариков. И изломки льда, кружащиеся в воздухе. Крупка, блестки, кристаллики, большие куски – переливчатые, сверкающие рубином, отсвечивающие мокрым улем, угрюмо кровенеющие и вспыхивающие ало-золотистым. Распихивая кувыркающееся леденье, Габа на карачках прополз под нависшими панелями потолка, сочащимися струйными дымками, меж стен, пошедших складками, и выбрался в коридорный отсек, примыкавший к энергомодулям.
– Стой! Кто идет?
Из ниши в стене высунулся худущий человек в сером комбинезоне техника и в теплом подшлемнике. Руки его неумело сжимали квантовый разрядник.
– Свои, – буркнул Габа. – Ты так больше не делай – не кричи и не пали в воздух. Бей сразу по ногам.
– Ну, ты мне щас наговоришь… – протянул дозорный, опуская дуло разрядника.
– Вот тебе и «ну»! Пока ты кричал, я тебя раз пять подряд смог бы пристрелить…
Габа демонстративно поставил «Биденхандер» на предохранитель и закинул на спину, в захват.
– Волков? – кивнул он на нашивку с фамилией, крепившуюся над карманом комбеза.
– Волков! Толя! – Дозорный переложил оружие в левую руку и протянул правую. Габа вздохнул – неисправим! – и пожал ее.
– Габа. Где все?
– А тут они! Пошли!
Они свернули в поперечный коридор и вышли в кубическую камеру, похожую на кессон.
– Пурпуры нас отбросили в нижние модули и заблокировали! Ты удачно попал… э-э… Габа, как раз с нашей стороны!
У входа в камеру стоял длинноволосый парень в гермошлеме. Обеими руками он держал квантовый пистолет, направляя железку дулом вверх. Гермошлем медленно качнулся, приветствуя вошедших, а левая ладонь похлопала по нашивке над нагрудным карманом, где значилась фамилия «Калитин». Габа молча пожал длинноволосому руку.
Напротив входного люка имелся другой, широкий и полукруглый, у самого пола. Из горловины торчали, подергиваясь, две ноги в серебристых «космических» сапогах, а рядом реял в воздухе инженер-контролер Одинцов. Сам он был в скафандре, но без шлема. Пол-лица инженер-контролера скрывалось под черным намордником кислородной маски, голова была обмотана белым стерильным эластиком.
– Пришли, Ванька! – закричал он, опуская маску. – Вылезай!
Давление воздуха в отсеке было столь мало, что крик его был еле слышен. Ванька неуклюже зашебуршился и раком вылез из люка. В руке он сжимал плазменный излучатель – не лучемет какой-нибудь, а фузионный рабочий инструмент, годный хоть для сварки, хоть для резки.
– О! – повеселел Иван Гомес, углядев пирамидальный ствол дезинтегратора. – Живем!
– Я не понял. – Габа присел на корточки и заглянул в люк. – Вы к централи пробиваетесь или куда?
– К емкостям! А тут лед не дает!
– С-суки эти пурпурные постарались! Мало того, что весь ярус разгерметизировали, так еще и цистерну нам пробили! И вся вода – сюда! Будто специально!
– Хотим устроить просадку в системе, – объяснил Толик Волков. – Успеем если закоротить энерговод, сработает блокировка и антенна сама вырубится. А тут этот лед! Как назло, прямо!
– А-а… – врубился Габа. – А я-то думаю, чего им этот лед дался? Теперь понятно… Пусти-ка…
Габа пролез в узкую ледяную пещерку и решил для начала расширить жилплощадь. «Шш-ши-и-и-хххх!» Дезинтегратор полыхнул оранжевым, и в люк, брызжа конденсатом, повалил грязно-серый пар.
– Ага!
– Пошло дело!
Вспышки окрашивали испарения в густой апельсиновый цвет, в люке что-то сыпалось, скворчало, брызгало и звенело леденеющими на лету каплями. Габа поднялся на ноги и позвал:
– Иван Батькович! Залазь!
«Иван Батькович» уцепился руками за край и втянул себя в люк. Его ждало среднее арифметическое между морозильником и парилкой. Оплавленный пористый лед мрел за крутящимся паром, намерзшие сосульки, гребенчато топырящиеся в стороны, оплывали талой водой.
– Ты давай с этой стороны, – показал Габа, – а я с этой.
– Бу-сде!
Два плазменных заряда крутящимися огненными буравами просверлили ледяную «затычку», описали квадрат, и мутно-зеленая глыба, скрежетнув по потолку, мягко отвалилась, поплыла, колеблясь и качаясь. Габа хотел отпихнуть ее ногой, но сноровистый Ванька перехватил ледовину и пропихнул ее в люк.
– Серега! Держи!
– О, вот это я понимаю – кубик!
И опять струйка плазмы ушла в лед, не плавя, даже не испаряя, а буквально сжигая воду. Вспышка. Еще! Со скрипом, скалывая тонкие сквозистые пластинки, пополз, перекручиваясь и ломаясь, толстый ледовый брус. И вдруг гул прошел по палубам, отзываясь втореньем в закоулках. Пол выбух горбом, опрокидывая людей, сминая гармошкой стену, и из коридора ударил воющий свист вырывающегося воздуха. Туман колыхнулся и потек слоистыми лентами.
– Саморазряд! Ч-черт…
– Только этого нам еще и не хватало!
Ледяная пробка, раскрошенная у потолка, подалась, вываливаясь внутрь, и в образовавшуюся дыру пахнуло горячим воздухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116