– Так что – сами видите…
– Благодарю Вас, Яков Христофорович, – холодно произнес сидящий за столом, поднимая глаза на Женю. – Это – на допрос?
Женя, по многолетней защитной привычке рассеивая взгляд, встретился глазами с незнакомцем, который представлял собой распространенный тип комиссара: впалые щеки, острая бородка, старая застиранная гимнастерка… Впрочем, впечатление это было мимолетным Смотревшие на Женю глаза были глазами рыбы: это был мертвящий, студенисто-черный, холодно выжидающий взгляд – от столкновения с ним становилось неприятно беспокойно. Руки казались вялыми и безвольными. От этого человека вообще исходило непонятное ощущение скрипучего деревянного каркаса, который держит что-то очень желеобразное, холодное и вялое.
Незнакомец почти сразу перевел взгляд в бумаги.
– Это – Чернецкой, Вы утром интересовались…
– Ах да… Можно его досье? Благодарю. Так… Садитесь, Чернецкой… Г-м… девятьсот первый год, февраль… бывший дворянин, офицер, данных о семье не имеется…
Петерс с удивлением отметил, что молодому человеку, казалось, изменило спокойствие.
– Нам хотелось бы дать Вам последнюю возможность спасти свою жизнь.
– Оставьте меня в покое! Я не желаю с вами разговаривать.
…Откуда так неожиданно взялся этот вызывающе грубый тон вместо прежнего иронически-вежливого? Взгляд волком, исподлобья. Тогда еще, может быть, и возможно что-то выжать – значит, нервы сдали. Значит – притомился, голубчик. Значит – это великолепное безразличие к смерти было всего-навсего игрой, хорошей, убедительной, но все же игрой, на которую больше не хватает сил… Да на самом-то деле что он, не человек, что ли?
– Я Вас больше не задерживаю, Яков Христофорович.
Петерс вышел, прихватив какую-то папку со стола. Дверь закрылась. Женя облегченно вздохнул и уселся поудобнее.
– Надеюсь, я не скомпрометировал Вас перед этим болваном? – с легкой насмешливостью спросил он.
– Это вполне в твоем духе, Евгений, – начинаешь с того, что пытаешься навязать мне одолжение. Недурно, мой мальчик. Но давай все же поздороваемся – я рад тебя видеть, – произнес собеседник, слегка обнимая Женю за плечи и с интересом вглядываясь в его лицо. – А надо сказать, что ты не очень изменился: я узнал бы тебя на улице, хотя и видел в последний раз семь лет назад – тебе не было четырнадцати.
– Мне было тринадцать.
– Но тем не менее ты был уже совершенно проявившейся личностью – потому ты и не очень изменился с тех пор, только, как принято говорить о детях, вырос и возмужал… – Собеседник улыбнулся. – Но так или иначе – мы встретились, и эта встреча не случайна
– Случайностей с оккультной точки зрения не бывает, – Женя рассмеялся. – Будьте столь любезны подать мне стакан воды – препогано себя чувствую.
– Мало кто может похвалиться самочувствием в твоем положении, – усмехнулся собеседник, подавая Жене стакан. – Однако же я предполагал, что наша встреча произойдет при подобных обстоятельствах.
– Я также не исключал такой возможности.
– Помнится, ты не переносишь запах плохого табака – но эти тебя устроят.
– «Ротмэнз»? Шлепнули очередного несчастного спекулянта? – Женя, откинувшись на спинку стула, с удовольствием затянулся папиросой с позолотой на мундштуке.
– С твоей стороны, мальчик мой, было бы глупостью этой возможности не предусмотреть, зная, что связываешься с демагогами-профессорами, которые пытаются делать политику чистыми руками… Надеюсь, теперь ты убедился, что для успеха нужна твердая рука.
– «Горячее сердце, холодная голова»? – Женя засмеялся снова. – Кстати, Вы это сами придумали? Уж очень претенциозно звучит – такое сказать впору дураку Луначарскому.
– Не валяй дурака, Евгений: положение очень серьезно. Я говорю не о твоем положении.
– Так о чьем же?
– О положении дел в стране: оно катастрофически тяжело – степень этой тяжести невозможно даже понять, играя в оловянные солдатики ПБО, организации несколько несерьезной…
– Доказывая вам, что ПБО – организация достаточно серьезная, я рискую… гм… чересчур наглядно продемонстрировать Петерсу Ваше умение вести допрос.
– Неужели ты думаешь, что я стал бы подлавливать тебя таким дешевым способом? – подавшись вперед, быстро спросил собеседник.
– Почему бы и нет, если я попался… – не сразу, отведя в сторону руку с папиросой и следя за рассеивающейся в воздухе струйкой дыма, нарочито медленно заговорил Женя. – Кстати, не так уж и дешево: ставка на страсть отечественной интеллигенции к полемике, в пылу каковой нередко отбрасывается всяческая осторожность… И потом – ловлю вас на слове: ПБО – несерьезна, а положение отчего-то катастрофично?
– Революция вызвала стихийный разгул сил. Его необходимо обуздывать: необходима законность, необходим порядок, иначе в тартарары полетит все… Ты не можешь представить себе, каких титанических усилий стоит держать в клетке этого зверя.
– Я должен понимать это как предложение переиграть? – с неожиданной фехтовальной быстротой бросил Женя, резко вскидывая подбородок.
– Как напоминание о том, что черная фигура не может долго играть за белых, – бесстрастно отчеканивая слова, произнес собеседник. – А черный ферзь тем более не может играть за белую пешку. Ведь ты, кстати, не станешь отрицать, что играешь роль белой пешки потому, что не можешь играть белым ферзем?
– Да, я действительно не могу, – задумчиво и негромко проговорил Женя, скорее рассуждая вслух, чем отвечая, и это не осталось не замеченным тем, кто сидел напротив него, по другую сторону стола с разбросанными бумагами. – И не смогу подняться выше белой пешки – потому, что мне все время приходится быть… ну, чем-то наподобие плотины, которая сдерживает огромный поток… И вся моя сила пока что уходит только на то, чтобы быть этой плотиной.
– А ведь это противоестественно. Само собой, еще и расточительно – тратить все силы души только на то, чтобы помешать самому себе быть собой, но главное, что это – противоестественно. Если бы решение, вызвавшее эту ситуацию, было верным, – возникла бы сама ситуация? Попробуй-ка честно ответить на этот вопрос, мальчик…
– Было время, когда этот вопрос заставлял меня лезть на стенку… – в голосе Жени прозвучала непритворная искренность: он как будто продолжал думать вслух, не замечая, что рассуждает не один. – Тогда мне казалось, что честный ответ неминуемо возвратит меня к тому, чего я бежал. А потом я все же смог на него ответить себе. Этого ответа я не хочу сейчас повторять Вам. Довольно того, что я все же остался в роли пешки.
– А не слишком ли унизительна для тебя эта бездарная тусклая роль?
Едва бросив эту неожиданно громко прозвучавшую фразу. Женин собеседник с досадой поморщился, поняв, что сделал неверный выпад:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122