– крикнул Митя, подхватив брошенную Борисом шпагу.
– Принимаю! Только пошли все в прихожую – здесь все полетит. – Андрей вытащил из кармана браунинг и положил его на журнальный столик, на всякий случай закрыв Татиным альбомом.
– Заряженный, что ли?
– Ага. Пальнет еще… Пошли!
Андрей признанно фехтовал лучше всех, что отчасти объяснялось его хладнокровной манерой. Разный темперамент противников сразу же бросился в глаза: в то время как Митя перешел в наступление, не доведя салюта, Андрей четко отсалютовал противнику, однако же наступать начал одновременно с Митей.
Шпаги сшибались и звенели в полумраке прихожей.
Борис и Тата стояли в дверях, наблюдая за поединком. С самого начала было ясно, что верх возьмет Андрей: он начал уже зажимать Митю в угол, когда снова раздался звонок.
– О, а это Чецкий!
– Погоди, Тата, не открывай, – со смехом крикнул Борис, давно уже изнывавший с опущенной шпагой в руке, – госиода, давайте устроим ему «стальной свод»!
– Стальной свод!
– Стальной свод!
Разгоряченные борьбой Митя и Андрей вскинули свои шпаги к поднятой вертикально на вытянутую руку шпаге Бориса.
– Теперь открывай! – сдерживая смех, проговорил Митя.
…Тата испуганно отступила назад перед распахнувшейся дверью.
– Видали? – торжествующе произнес Васька Зайцев, обращаясь к Вальке Волчковой, Саше Гершу и Витьке Кружкову, быстро вошедшим следом. – Видали, чем занимаются?!
– Вконец задвинулись, контра…
– Чем бы мы ни занимались, – спокойно произнес Андрей, заводя шпагу за спину, – вас сюда никто не звал.
Спокойствие было напускным: Борис и Митя видели, что Андрею до омерзения противно, – противно было сознание того, что враги увидели что-то сокровенное, то, чего им нельзя было видеть. Они чувствовали то же самое.
– А мы к вам не по приглашению на ваши контриковые вечеринки! Мы проводим рейд – как живет в нешкольное время наша группа, понятно?
– Комсомольский рейд, уразумел, Шмидт?
– Тата, нам вытряхнуть этих наглецов?
– Не надо, Боря! Мальчики, прошу вас, не связывайтесь с ними. Пусть зайдут.
Не сговариваясь, демонстративно закрывая Тату, как будто от прикосновения чего-то нечистого, Борис, Митя и Андрей прошли обратно в гостиную вместе с так неожиданно возникшей в квартире ячейкой.
– Погоди, Борис, говорить с ними буду я. Никто здесь не является ни комсомольцем, ни сочувствующим. Таким образом, мы решительно не видим прав, которые позволяли бы вам контролировать наше свободное время.
Они стояли друг против друга: свободное пространство между двумя компаниями являлось какой-то своеобразной границей; разделяющая их так явно вражда уже не была детской – она выросла вместе с ними.
– Неплохо придумал, по-твоему, рейды по ресторанам – это тоже проверка комсомольцев?
– Постой, Зайцев. – Саша Герш поправил очки. – Видишь ли, Шмидт, мы с вами живем в советском государстве с рабоче-крестьянским правительством. Мы представляем из себя его сознательный аппарат, в то время как вы являетесь в лучшем случае оппозицией. И тот контроль, который мы проводим в настоящий момент, отличается от контроля внутри комсомольской организации тем, что это не добровольный контроль, а, если хочешь, даже принудительный…
– Иными словами – вы боитесь не успеть в тюремные надзиратели? А ведь тебе стыдно, Герш, ты – интеллигентный человек.
– Сущность интеллигенции классова.
– Сашка, да чего ты с ним распинаешься? А вот это надо непременно отразить в стенгазете – альбомчики с розочками! – Валька кивнула Зайцеву на столик: альбом лежал, как положил его Андрей – раскрытым на сделанном в карандаше наброске букета.
Снова послышался звонок, но его услышала только тихо выскользнувшая в переднюю Тата.
– А хорошее название для статьи – «Мушкетерщина и альбомчики»? Ну-ка!
Андрей, поздно вспомнивший свою оплошность, стоял слишком далеко: в следующую секунду синий альбом явно перестал интересовать Ваську Зайцева, взявшего его в руки…
– Эх!!
– Неплохо….
– Потише, Зайцев! Убери руки от браунинга – успею разрядить! – звонко произнес Борис, выхватив «смитт и вессон».
На секунду растерявшийся Зайцев приободрился.
– Ну и что?! Во-первых, при своей кисейной барышне вы не станете стрелять – это раз, во-вторых, всех не успеешь, Ивлинский, кто-нибудь да останется, а кругом – советская власть! Так что мы-то отсюда спокойно уйдем, а вот вы отправитесь вслед за вашим Алферовым, которого мы еще тогда раскусили! Держи-держи свою пушку… – Васька рассмеялся. – Что вы можете сделать – а ни-че-го!
«Он прав», – прозвенело в странно опустевшей голове Бориса.
– Что здесь происходит, молодые люди? Рядом с Татой в дверном проеме стоял, держа в
руке черный докторский чемоданчик, высокий худой человек с седыми волосами.
Для того чтобы понять все, Далю достаточно было одного взгляда… Браунинг на столике, альбом в руках комсомольца, напряженные лица мальчиков, «смитт и вессон» в руке Бориса…
– А Вы кто такой? – спросила Валька.
– Я, девушка, врач и пришел к своей пациентке, которой, боюсь, не идет на пользу разыгравшаяся сцена. Нельзя ли ее прекратить?
– Не валяйте дурака, – грубо ответил Кружков, – будто не знаете, что хранение оружия пахнет расстрелом?
– Вот как? Но, полагаю, в том случае, когда властей кто-то ставит о таковом в известность?
– Вы что думаете, мы не поставим?!
– В самом деле поставите?
– Еще бы!
– Вот как… Ну а это с вашей точки зрения является предосудительным? – Даль, неожиданно схвативший с дивана брошенную Борисом шпагу, вскинул ее вверх, невольно повторяя недавний Митин салют Андрею. Лезвие блеснуло в луче лампы. – А ну-ка СПАТЬ! СПАТЬ… И Вам, юная леди… и Вам, молодой человек – тоже… СПАТЬ… СПАТЬ… Я кому сказал, юноша?.. Спать…
Валька Волчкова, не сводя округлившихся глаз со шпаги в руке Даля, неуверенно вытянув впереди себя руку, подошла к дивану и медленно села.
– Не смотрите на шпагу, – шепнул Андрей, загораживая Тату, испуганно зажавшую ладонью рот.
Зайцев и Кружков сели рядом с Валькой. Герш медленно и тоже с какой-то странной осторожностью, опустился на стул.
– Благодарю… Взяли бы Вы свое грозное оружие, Андрей… От Вас не ожидал я такой беспечности… Ответьте-ка мне, молодой человек, помните Вы, что сейчас было?
– Нет… – Голос Саши Герша прозвучал с какой-то теневой невыразительностью.
– Вас здесь не было. Вы были в этой квартире?
– Нет…
– Она была закрыта. Почему вы в ней не были? Вы, девушка!
– Дверь была… закрыта. Мы прошли… мимо.
– Вы звонили в дверь. Никто не открыл. Вы, вероятно, позвонили прежде в дверь? Вы!
– Да, мы звонили… Но никто не открыл… И тогда мы пошли… дальше…
– И Вы тоже помните это?
– Да…
– Вы никогда меня не видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Принимаю! Только пошли все в прихожую – здесь все полетит. – Андрей вытащил из кармана браунинг и положил его на журнальный столик, на всякий случай закрыв Татиным альбомом.
– Заряженный, что ли?
– Ага. Пальнет еще… Пошли!
Андрей признанно фехтовал лучше всех, что отчасти объяснялось его хладнокровной манерой. Разный темперамент противников сразу же бросился в глаза: в то время как Митя перешел в наступление, не доведя салюта, Андрей четко отсалютовал противнику, однако же наступать начал одновременно с Митей.
Шпаги сшибались и звенели в полумраке прихожей.
Борис и Тата стояли в дверях, наблюдая за поединком. С самого начала было ясно, что верх возьмет Андрей: он начал уже зажимать Митю в угол, когда снова раздался звонок.
– О, а это Чецкий!
– Погоди, Тата, не открывай, – со смехом крикнул Борис, давно уже изнывавший с опущенной шпагой в руке, – госиода, давайте устроим ему «стальной свод»!
– Стальной свод!
– Стальной свод!
Разгоряченные борьбой Митя и Андрей вскинули свои шпаги к поднятой вертикально на вытянутую руку шпаге Бориса.
– Теперь открывай! – сдерживая смех, проговорил Митя.
…Тата испуганно отступила назад перед распахнувшейся дверью.
– Видали? – торжествующе произнес Васька Зайцев, обращаясь к Вальке Волчковой, Саше Гершу и Витьке Кружкову, быстро вошедшим следом. – Видали, чем занимаются?!
– Вконец задвинулись, контра…
– Чем бы мы ни занимались, – спокойно произнес Андрей, заводя шпагу за спину, – вас сюда никто не звал.
Спокойствие было напускным: Борис и Митя видели, что Андрею до омерзения противно, – противно было сознание того, что враги увидели что-то сокровенное, то, чего им нельзя было видеть. Они чувствовали то же самое.
– А мы к вам не по приглашению на ваши контриковые вечеринки! Мы проводим рейд – как живет в нешкольное время наша группа, понятно?
– Комсомольский рейд, уразумел, Шмидт?
– Тата, нам вытряхнуть этих наглецов?
– Не надо, Боря! Мальчики, прошу вас, не связывайтесь с ними. Пусть зайдут.
Не сговариваясь, демонстративно закрывая Тату, как будто от прикосновения чего-то нечистого, Борис, Митя и Андрей прошли обратно в гостиную вместе с так неожиданно возникшей в квартире ячейкой.
– Погоди, Борис, говорить с ними буду я. Никто здесь не является ни комсомольцем, ни сочувствующим. Таким образом, мы решительно не видим прав, которые позволяли бы вам контролировать наше свободное время.
Они стояли друг против друга: свободное пространство между двумя компаниями являлось какой-то своеобразной границей; разделяющая их так явно вражда уже не была детской – она выросла вместе с ними.
– Неплохо придумал, по-твоему, рейды по ресторанам – это тоже проверка комсомольцев?
– Постой, Зайцев. – Саша Герш поправил очки. – Видишь ли, Шмидт, мы с вами живем в советском государстве с рабоче-крестьянским правительством. Мы представляем из себя его сознательный аппарат, в то время как вы являетесь в лучшем случае оппозицией. И тот контроль, который мы проводим в настоящий момент, отличается от контроля внутри комсомольской организации тем, что это не добровольный контроль, а, если хочешь, даже принудительный…
– Иными словами – вы боитесь не успеть в тюремные надзиратели? А ведь тебе стыдно, Герш, ты – интеллигентный человек.
– Сущность интеллигенции классова.
– Сашка, да чего ты с ним распинаешься? А вот это надо непременно отразить в стенгазете – альбомчики с розочками! – Валька кивнула Зайцеву на столик: альбом лежал, как положил его Андрей – раскрытым на сделанном в карандаше наброске букета.
Снова послышался звонок, но его услышала только тихо выскользнувшая в переднюю Тата.
– А хорошее название для статьи – «Мушкетерщина и альбомчики»? Ну-ка!
Андрей, поздно вспомнивший свою оплошность, стоял слишком далеко: в следующую секунду синий альбом явно перестал интересовать Ваську Зайцева, взявшего его в руки…
– Эх!!
– Неплохо….
– Потише, Зайцев! Убери руки от браунинга – успею разрядить! – звонко произнес Борис, выхватив «смитт и вессон».
На секунду растерявшийся Зайцев приободрился.
– Ну и что?! Во-первых, при своей кисейной барышне вы не станете стрелять – это раз, во-вторых, всех не успеешь, Ивлинский, кто-нибудь да останется, а кругом – советская власть! Так что мы-то отсюда спокойно уйдем, а вот вы отправитесь вслед за вашим Алферовым, которого мы еще тогда раскусили! Держи-держи свою пушку… – Васька рассмеялся. – Что вы можете сделать – а ни-че-го!
«Он прав», – прозвенело в странно опустевшей голове Бориса.
– Что здесь происходит, молодые люди? Рядом с Татой в дверном проеме стоял, держа в
руке черный докторский чемоданчик, высокий худой человек с седыми волосами.
Для того чтобы понять все, Далю достаточно было одного взгляда… Браунинг на столике, альбом в руках комсомольца, напряженные лица мальчиков, «смитт и вессон» в руке Бориса…
– А Вы кто такой? – спросила Валька.
– Я, девушка, врач и пришел к своей пациентке, которой, боюсь, не идет на пользу разыгравшаяся сцена. Нельзя ли ее прекратить?
– Не валяйте дурака, – грубо ответил Кружков, – будто не знаете, что хранение оружия пахнет расстрелом?
– Вот как? Но, полагаю, в том случае, когда властей кто-то ставит о таковом в известность?
– Вы что думаете, мы не поставим?!
– В самом деле поставите?
– Еще бы!
– Вот как… Ну а это с вашей точки зрения является предосудительным? – Даль, неожиданно схвативший с дивана брошенную Борисом шпагу, вскинул ее вверх, невольно повторяя недавний Митин салют Андрею. Лезвие блеснуло в луче лампы. – А ну-ка СПАТЬ! СПАТЬ… И Вам, юная леди… и Вам, молодой человек – тоже… СПАТЬ… СПАТЬ… Я кому сказал, юноша?.. Спать…
Валька Волчкова, не сводя округлившихся глаз со шпаги в руке Даля, неуверенно вытянув впереди себя руку, подошла к дивану и медленно села.
– Не смотрите на шпагу, – шепнул Андрей, загораживая Тату, испуганно зажавшую ладонью рот.
Зайцев и Кружков сели рядом с Валькой. Герш медленно и тоже с какой-то странной осторожностью, опустился на стул.
– Благодарю… Взяли бы Вы свое грозное оружие, Андрей… От Вас не ожидал я такой беспечности… Ответьте-ка мне, молодой человек, помните Вы, что сейчас было?
– Нет… – Голос Саши Герша прозвучал с какой-то теневой невыразительностью.
– Вас здесь не было. Вы были в этой квартире?
– Нет…
– Она была закрыта. Почему вы в ней не были? Вы, девушка!
– Дверь была… закрыта. Мы прошли… мимо.
– Вы звонили в дверь. Никто не открыл. Вы, вероятно, позвонили прежде в дверь? Вы!
– Да, мы звонили… Но никто не открыл… И тогда мы пошли… дальше…
– И Вы тоже помните это?
– Да…
– Вы никогда меня не видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122